У Мэтью даже не было времени взглянуть, воспользовался ли на этот раз Эндрю тревожной кнопкой.
Оказавшись на улице, Томас дрожащими руками открыл конверт. Сверху лежало красное свидетельство о рождении, но он, едва взглянув на этот документ, передал его Мэтью, а сам развернул сложенный пополам зеленый лист бумаги, свидетельство о браке, и начал читать вслух:
– «Свидетельство за номером 38. Брак зарегистрирован двадцать шестого ноября 1989 года в офисе регистраций гражданских браков г. Ливерпуля. Джонатан Барри Роуз, возраст двадцать один год, холостяк, и Грета Роуз Грэхем, возраст восемнадцать лет, по месту жительства зарегистрированы в г. Манчестер».
– Дай-ка сюда мне свидетельство о рождении, Мэт, быстренько, – сказал Томас.
От возбуждения дрожали не только руки, но и голос. Он начал сравнивать два документа.
– Так, отец, полное имя: Джордж Рейнольдс Грэхем. Род занятий: фабричный рабочий. В настоящий момент на пенсии. Джордж Рейнольдс Грэхем… Все сходится. Это она, Мэт! Теперь мы припрем эту чертову суку к стенке! – Голос Томаса звучал возбужденно, почти истерично. Все эмоции, которые он подавлял прежде, вырвались наружу.
– Самое главное теперь поймать такси, – сказал более уравновешенный и практичный Мэтью. Но ни одного такси в поле зрения не оказалось. Лишь минут через десять им наконец удалось изловить машину; шел уже второй час дня, когда Томас с Мэтью подъехали к зданию суда и сразу же бросились на поиски сержанта Хернса.
Они поднялись на третий этаж, но там все комнаты оказались заперты, а коридоры – безлюдны. Тогда они сбежали вниз по лестнице и, укрывшись за колонной, стали заглядывать в ресторан сквозь стеклянные двери. Хернса видно не было, зато они заметили Грету – она сидела за столиком у окна в компании с Питером и Патриком Салливаном. Они переговаривались о чем-то, сблизив головы, но вот Грета откинулась на спинку кресла, и Томас увидел, что все трое дружно смеются. А секунду спустя Питер наклонился и поцеловал жену в щеку. Томас видел, какой любовью светились при этом глаза отца. Он резко отвернулся и, сжимая конверт с документами в руке, начал спускаться дальше вниз.
– Погоди, вот он! – воскликнул Мэтью и указал пальцем. В огромном холле первого этажа, ярдах в пятидесяти от них, стояли и разговаривали сержант Хернс и Джон Спарлинг.
– Вот и прекрасно, – пробормотал Мэтью. – Передадим эти бумаги Спарлингу, пусть покажет их твоему отцу, когда тот будет давать показания. Как раз то, что нам надо.
И Мэтью потянул Томаса за рукав, но тот словно прилип к полу.
– Не вижу в этом ничего прекрасного, Мэт, – сказал он. – Да, тогда, возможно, ее приговорят, но отец будет ненавидеть меня до конца жизни. Он никогда и ни за что мне этого не простит.
– Ну и что с того, что не простит? А ты думал иначе? Нет, если честно, считаю, твой папаша заслуживает худшего. Он, конечно, тебе отец и знаменитый политический деятель, но, на мой взгляд, – один из самых выдающихся мерзавцев на этом свете! Он сам напросился и ничем не лучше ее.
– За тем исключением, что он никого не убивал, Мэт, – пробормотал Томас. – И лично я считаю, надо передать эти бумаги ему в руки, дать шанс одуматься. Тогда у него появится возможность выбирать между мной и Гретой.
– Да ты, я вижу, совсем свихнулся! – сердито воскликнул Мэтью. – Он тебе не доверяет. Никогда не доверял. Ты много раз доказывал ему, кто убил твою маму, кто науськал на нее этих киллеров. И что получал в ответ? Тычок в зубы. Нет, пардон, целых два тычка. Он ведь и в Суффолке тебя тоже ударил, да, Том?
– Дал пощечину.
– Ну, вот, я и говорю. Он тебя избивал. Очень мило с его стороны!
– Да заткнись ты, Мэтью. Ты уже все сказал.
Томас развернулся и зашагал обратно, вверх по лестнице. Мэтью бросился следом, на чем свет стоит кляня друга за нерешительность. Томас собирался отказаться от такого замечательного плана, и это приводило его просто в ярость.
– Не глупи, Том, – крикнул он вслед. – Твой отец на ней просто помешался. И эти свидетельства тут ничем не помогут. Не заставят его передумать.
– Может, и нет, – бросил через плечо Томас. – Но попытаться я должен. Ради покойной мамы должен сделать это.
– Ну а что будет, если твоя попытка закончится провалом? Если присяжные так и не услышат о том, что Грета и Роузи были женаты? Что, если ее оправдают, Томас? Ты об этом подумал? Что сказала бы на это твоя мама?
Вопросы Мэтью так и подгоняли Томаса, он все быстрей бежал вверх по лестнице. Все равно ответов на них у него не было, и он молчал. Лишь в одном он был сейчас уверен, и уверенность эта зиждилась на сцене, которую он несколько минут назад увидел в ресторане: каким влюбленным взглядом смотрит на Грету отец. Нет, надо дать этому человеку один последний шанс, может, одумается…
И вот Томас снова смотрел на отца и Грету, сидевших в ресторане. Время шло неумолимо. Вот Патрик принес им кофе. Они выпили его, заказали еще. Что мог поделать тут Томас?.. Ровным счетом ничего. Ему надо было увидеться с отцом наедине, но даже если как-то и удастся его выманить, все окажется бесполезным, если Грета увидит их вместе. Тут же скажет толстяку Ламберту, что вызывать сэра Питера свидетелем не надо. Сторона обвинения работу свою завершила. И если Ламберт откажется от свидетеля защиты, новые доказательства по делу приниматься не будут. Судя по смеху, Грета пребывала в самом приподнятом и радужном настроении, считала, что дело выиграно. Так оно и будет, если присяжные не увидят этих свидетельств. Грету оправдают, под суд она по этому делу больше не пойдет.
Интересно, спохватился вдруг Томас, куда же делся Мэтью. Может, уже рассказывает сержанту Хернсу и Спарлингу об этом браке с Роузи, хотя Томасу казалось это сомнительным. Во-первых, при себе у Мэтью документов этих нет, и потом, он никогда не пошел бы против Томаса. Слишком хорошим был для этого другом. Томасу хотелось, чтоб Мэт в этот момент был рядом. Вместе им было бы легче создать ситуацию, при которой Томас смог бы остаться с отцом наедине. Сам он не видел способа сделать это самостоятельно.
Ровно в час пятьдесят пять прозвенел звонок, призывая всех юристов и других участников процесса занять свои места в зале. Томас едва успел спрятаться за колонной, как из ресторана вышел Питер, зажатый между женой и Патриком Салливаном. Они стали подниматься по лестнице на третий этаж, и Томасу удалось расслышать последние слова адвоката:
– Много времени это не займет, Питер. И самое важное в твоих показаниях, это положительно охарактеризовать Грету. Думаю, на присяжных произведет впечатление.
Томас выждал еще с минуту, а затем начал подниматься за ними по лестнице. Теперь он понял: единственная возможность застать отца одного – это проскользнуть следом за ним в комнату ожидания, после того, как Патрик с Гретой пройдут в зал заседаний. По собственному опыту он уже знал всю эту процедуру. Вызванный для дачи показаний свидетель должен оставаться в маленькой комнатке рядом с залом суда до тех пор, пока мисс Хукс не получит от судьи и присяжных приказ привести его. Так что в его распоряжении будут максимум три-четыре минуты, и он должен использовать их, чтоб переубедить отца.
Все прошло, как и рассчитывал Томас. Оставшись один, отец тут же прошел в комнату рядом с залом заседаний. Томас бросился следом. У него не было времени заранее продумать стратегию. Что ж, ничего, он просто расскажет отцу, что обнаружил в Центре регистраций. Покажет ему копии свидетельств. Нет, этого недостаточно. Отец может отказаться даже взглянуть на них. Он, Томас, не учел, насколько враждебно настроен теперь по отношению к нему Питер. Эта мысль заставила его замереть на пороге.
– Какого черта ты тут делаешь? – громко спросил Питер, вскакивая на ноги. – Я ведь уже говорил, держись от меня подальше.
У Томаса едва хватило храбрости затворить за собой дверь. Он по-прежнему стоял на пороге и смотрел на грозно надвигающегося на него отца. Хорошо, что он догадался закрыть дверь, крики отца могут услышать.
– Послушай, пап, я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, но…
– Ах, не самое подходящее? – яростно воскликнул Питер. – У нас, чтоб ты знал, Томас, времени вообще нет. Оно давно истекло. Моя жена на скамье подсудимых, судят ее за убийство, и все это исключительно по твоей милости. Ты вроде бы все перепробовал, чтоб упечь ее за решетку, верно?
– Нет, папа…
– Все! Ты давал лживые показания, заставил других людей тоже давать лживые показания, с целью опорочить ее. И вот теперь имеешь наглость заявиться ко мне! И на мои показания тоже хочешь повлиять? Нет, не пройдет, Томас, ничего у тебя не получится. Ты за все у меня ответишь, за все. Обещаю!
Питером овладел бешеный гнев. Он схватил сына за рубашку на груди в точности так же, как тогда, в день похорон леди Энн, и яростно затряс.
– Ты должен меня выслушать, папа! Я кое-что обнаружил и…
– Ну, начинается, Томас! По горло сыт твоим враньем! А теперь убирайся отсюда вон!
Питер отшвырнул мальчика в сторону, как котенка, и распахнул дверь. А затем выбежал в холл, оставив Томаса в комнате. Тот лежал, скорчившись в углу. Двери в зал заседаний были закрыты, но Томас знал: с минуты на минуту они отворятся и мисс Хукс пригласит отца войти. Ноги у Томаса были ватными, но он, собрав всю волю в кулак, все же поднялся. И вышел к отцу.
Питер стоял перед одним из высоких окон и смотрел на улицу. Томас достал из кармана конверт, вынул из него оба свидетельства и шагнул к отцу.
– Черт бы тебя побрал, щенок, – прошипел сквозь зубы Питер. – Отойди, кому сказал! Убирайся! – В этот момент эти двое были напряжены до предела и походили на людей, затеявших какую-то смертельно опасную игру.
– Она не твоя жена, папа.
– Замолчи, Томас! Ты меня слышал? Заткнись! Повторять не буду!
– Сэр Питер Робинсон, – послышался писклявый голосок мисс Хукс. Она вышла из зала и стояла у Томаса за спиной. Он не обернулся, вместо этого схватил отца за руку. И одновременно сунул документы в другую руку отца.
– Вот, возьми, – пробормотал он. – Прочти, прежде чем будешь отвечать на вопросы. Ради мамы. Сделай это не для меня, хотя бы ради мамы.
– Сэр Питер Робинсон, – еще более визгливым голосом повторила мисс Хукс, и Томас почувствовал, как рука отца выскользнула. Он направился к двери в зал заседаний. Пауза, тишина. Затем через несколько секунд дверь за ним громко захлопнулась.
Наверное, Томас так никогда и не узнал бы, что же произошло в зале суда после того, как отец занял место на скамье свидетелей, если б в этот момент навстречу к нему не сбежал по лестнице Мэтью.
Он увидел, что Томас, подобно изваянию, застыл у окна и уставился невидящим взором на проплывающие облака и клочок голубого неба между ними. Все его хрупкое тело сотрясала дрожь, а потом Мэтью заметил слезы в темно-синих глазах друга.
– Где твой папаша? – спросил он. – Где документы? Ну, давай же, говори, Том.
– Отдал ему, но не уверен, что он их прочтет. Он не позволил мне ничего сказать, Мэт. Не дал объяснить. Теперь все пропало. Я сам все испортил. Обидно… Надо было послушаться тебя.
– Ладно, теперь не время ныть. Он вошел в зал?
Томас кивнул с самым несчастным видом.
– Что ж, выходит, терять нам нечего, верно? Давай посмотрим, что там будет. Не для того же мы сюда пришли, чтоб пропустить последний акт этого представления.
И Мэтью схватил Томаса за рукав и потащил к двери в зал.
– Но ведь сержант Хернс запретил нам появляться там до тех пор, пока не будут заслушаны последние свидетельские показания, – слабо возразил Томас, но Мэтью не обратил внимания на эти слова. После сцены с отцом Томас, казалось, потерял всякую волю к сопротивлению, и вот Мэтью открыл дверь, втолкнул Томаса в зал и заставил сесть в кресло в самом заднем ряду.
Со скамьи прессы донесся легкий шумок, репортеры оборачивались и поглядывали на подростков, но, как только сэр Питер Робинсон занял свое место на скамье свидетелей, в зале воцарилась почти полная тишина. Питер давал клятву, голос его звучал как-то странно безжизненно, а лицо было бледным как полотно. Но Грета этого не замечала, все ее внимание было сосредоточено на Томасе. И при виде тревоги, промелькнувшей в ее зеленых глазах, он вдруг ощутил нечто сродни злорадному удовлетворению. И не мог отказать себе в удовольствии подразнить ее еще немного. Он смотрел то на отца, то снова переводил взгляд на Грету и многозначительно улыбался. И это возымело эффект. Грета так и впилась в деревянные поручни, отделявшие ее скамью от всего остального зала, вся кровь, казалось, отхлынула от ее лица. Потом она вдруг схватила листок бумаги, стала судорожно что-то строчить на нем и, закончив, пыталась привлечь внимание Патрика Салливана, сидевшего всего в нескольких ярдах спиной к Питеру. Томас увидел, как он обернулся, затем привстал и начал переговариваться о чем-то с Гретой. Но потом все его внимание переключилось на отца, начавшего давать показания.
– Сообщите нам ваше имя, пожалуйста, – произнес Майлз Ламберт.
– Сэр Питер Робинсон.
– Род занятий?
– Министр обороны, – странно безжизненным, лишенным какого-либо выражения и интонации голосом отвечал сэр Питер.
Патрик Салливан поднялся и положил перед Майлзом Ламбертом записку, но адвокат не потрудился даже взглянуть на нее. Не было причин. Сейчас он был занят представлением свидетеля присяжным, старался, чтоб тот, как и его показания, характеризующие подсудимую лишь с самой положительной стороны, произвели на них должное впечатление.
– Как долго вы знакомы с леди Гретой Робинсон? – спросил он.
– Около трех с половиной лет. Она начала работать на меня в 1997 году.
– И, если не ошибаюсь, вы поженились в прошлом декабре?
– И да и нет.
– Простите, сэр Питер. Я что-то не совсем понимаю ваш ответ.
– В таком случае, позвольте пояснить, – все тем же мертвенным тоном произнес Питер. – Да, мы действительно сочетались законным браком в отделе записи актов гражданского состояния в Челси двадцатого декабря прошлого года. Но в свете только что полученных мной вот этих документов, не уверен, что брак этот можно назвать законным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43