– Ты в порядке, милый? – озабоченно спросила Грета. – Что-то неважно выглядишь.
– Просто переработал, наверное, – предположил Патрик, стараясь заполнить неловкую паузу.
– Нет, ничего. Все нормально. У всех нас был трудный день, – ответил Питер и изобразил подобие улыбки, которая лишь слабо тронула его губы, но никак не отразилась в отрешенных голубых глазах.
– Боюсь, что этим еще не кончится, – заметила Грета. – Придется еще раз посовещаться с Майлзом, убедиться, что мы ничего не упустили. Ведь завтра давать показания буду я.
– Когда поговорить? – спросил Питер. – Прямо сейчас?
– Нет, мы условились встретиться у него в шесть тридцать. Мне еще надо переодеться. И не мешало бы выпить.
Патрик ушел, Грета уже сидела в машине, как вдруг Питер вышел из «Даймлера».
– Что-то мне нехорошо, Грета. Зайду в туалет, а ты подождешь, ладно? Я быстро.
И, не дожидаясь ответа жены, Питер торопливо поднялся по ступенькам и вновь вошел в здание суда. Он действительно чувствовал себя скверно, однако ни в какую туалетную комнату заходить не стал. Его насторожило высказывание Патрика о Роузи, словно сигнал тревоги прозвучал в самых потаенных глубинах сознания. Тут же вспомнилось, как он подслушал разговор Греты по телефону, что говорила она своему собеседнику в ту ночь, когда они впервые стали любовниками. Было это в день похорон; в тот же день Грету арестовали, ближе к вечеру отпустили, и они оказались в ее квартире, в постели Греты, и вдруг посреди ночи зазвонил телефон. И она сказала: «Не смей меня так называть. Я уже не твоя Грета Роуз». Питер был уверен, она произнесла именно эти слова; позже она объяснила, что так ее звали до приезда в Лондон. Грета Роуз, в честь бабушки, имя которой было Роуз. Правда ли это? Или же Грета все же связана с убийцами Энн? Он, Питер, должен это выяснить. Сама Грета, конечно, не скажет. Ведь умолчала же она об этих именах во вторых письменных показаниях Томаса. Не обмолвилась и словом. Просила, чтоб он не читал эти показания, под тем предлогом, что с него достаточно, они еще больше расстроят его, поскольку там Томас громоздит одну ложь на другую. А может, он ошибается? Может, он вообще не просил прочесть эти показания?.. Теперь Питер не был уверен, как в действительности обстояло дело. Он знал лишь одно: следует спросить Томаса об этом типе по имени Роузи. Как тот, второй, называл его, Роузи или Роуз? И что это, Роуз, имя или фамилия? Есть здесь какая-то связь или ее не существует?..
Питер даже не усомнился: захочет ли сын вообще отвечать на эти его вопросы. Ясно было одно: никому больше задать он их не сможет.
Возможно, Том еще не ушел из здания суда. Хернс ни за что не отпустит мальчика одного, это понятно. Может, и сам Хернс задержался, не ушел сразу после окончания заседания. Детективы вечно чем-то заняты. Питер уже несколько раз видел сержанта в коридорах здания суда, тот нес какие-то бумаги, подобострастно перешептывался о чем-то с барристерами, напускал на себя важный вид. Как-то не слишком похоже на Хернса уйти сразу же после заседания, тем более что сегодняшнее сложилось не в пользу стороны обвинения.
Проблема Питера состояла лишь в одном: он не знал, где искать сына, к тому же время работало против него. Ведь не будет же Грета ждать его в машине до бесконечности.
В комнате для свидетелей не было ни души, в помещении для полиции Хернса он не увидел. Питер уже махнул рукой на поиски и быстро сбежал вниз по лестнице. И тут вдруг на площадке второго этажа лицом к лицу столкнулся с сыном и детективом. Питер впервые увидел Томаса с октября прошлого года, с того дня, когда велел убираться из своего лондонского дома. Он бы никогда не смог подобрать нужных слов для начала разговора, если бы не подстегивала крайняя нужда: как можно больше узнать об этом загадочном Роузи. Она-то и помогла преодолеть смущение.
– Мне нужно с тобой поговорить, – просто сказал Питер. Стоял неподвижно, преграждая путь сыну к лестнице.
Томас открыл рот, но не издал ни единого звука. Казалось, от изумления он вовсе лишился дара речи. Зато Хернс ничуть не растерялся.
– Вы потенциальный свидетель со стороны защиты, сэр Питер, – заявил он. – Вам следовало бы осознать это, прежде чем вступать в разговоры со свидетелем обвинения.
– Он мой сын, – сказал Питер.
– Он также является свидетелем обвинения, – неумолимо гнул свое детектив. И даже взял Томаса за руку, собираясь его увести.
Питер словно окаменел. Томас с Хернсом последовали к лифтам, детектив надавил на кнопку вызова. Питер не двигался с места. Возбуждение, гнавшее его по коридорам и лестничным пролетам здания суда, улетучилось при одном осознании той пропасти, что разделяла его теперь с сыном. Через несколько секунд прибыл лифт и поглотил детектива и Томаса.
Питер выждал еще с минуту, потом начал медленно спускаться по ступеням. Огромный холл на первом этаже был пуст. Закончился еще один день правосудия и разбитых сердец, от него остался лишь мусор в урнах, жестянки от безалкогольных напитков, смятые бумажки и сигаретные окурки. Их тоже скоро уберут.
Питер неторопливо направился к выходу. Теперь уже неважно, выйдет ли Грета из машины, найдет ли его здесь. Он был уже на полпути к дверям, как вдруг кто-то дотронулся сзади до плеча. Питер обернулся и увидел Томаса. Мальчик прижимал палец к губам.
– Мистер Хернс там, наверху, – прошептал он. – Мне нужно вернуться.
– Мне необходимо спросить тебя кое о чем, – тоже понизив голос, заговорил Питер. – Это очень важно. Много времени не займет.
– Не здесь. Позже. Я буду у Мэтью. Позвони мне туда.
– Но у меня нет его телефона, – растерянно пробормотал Питер. Томас не ответил. Он уже развернулся и поднимался по лестнице. Питер начал подниматься следом и вдруг остановился. Выглянув из-за высоких каменных перил, он увидел Хернса и еще какого-то полицейского в униформе. Томас стоял между ними.
Питер вышел на улицу. Грета покинула машину и ждала его на тротуаре.
– Ну, как, тебе лучше? – заботливо спросила она. – Выглядишь по-прежнему неважно.
– Нет, теперь все о'кей. Я в полном порядке.
– Тебя тошнило, да?
– Да, было дело, – солгал он. – Наверное, что-то съел.
– Если плохо себя чувствуешь, совсем не обязательно ехать к Майлзу сегодня. Могу повидаться с ним завтра, прямо с утра.
– Перестань, о чем это ты. К завтрашнему дню надо хорошенько подготовиться.
– Да, пожалуй, ты прав. Просто я так устала. Знаешь, как тяжело высидеть там весь день, слушая всю эту грязь, все эти лживые утверждения.
– Патрик сказал, что сегодня у Томаса был оглушительный провал.
– Да, все прошло хорошо.
– И еще он сказал, что Майлз выявил в его истории о возвращении тех парней массу уязвимых мест и несуразностей.
– Да, теперь окончательно ясно: он все это выдумал.
– Но почему ты не познакомила меня с этими его показаниями, а, Грета?
– Ты это о чем?
– О вторых показаниях Томаса, касающихся возвращения тех мужчин.
– Не знаю. Наверное, потому, что сама получила их только перед началом суда, да и волноваться там было особенно не о чем, одно нагромождение лжи за другим. Я же говорила тебе, как все произошло в действительности, что он все это выдумал, и ты со мной согласился. Так что о чем тут еще говорить, все ясно.
– Да, конечно, – кивнул в ответ Питер, но голос выдавал, что думает он обратное.
– А с чего это ты вдруг так заинтересовался этими показаниями? – спросила Грета.
– Я?.. Нет. Просто Патрик сказал, что выжал из перекрестного допроса максимум. Что Томасу сегодня пришлось нелегко.
В салоне автомобиля повисло напряженное молчание. Питер смотрел в окно, стараясь подавить тревогу. Грета, в свою очередь, не сводила с него глаз. И вот наконец не выдержала первой.
– Ты ведь видел Томаса в здании суда, уже на выходе, да, Питер? Наверное, потому так и расстроился, верно?..
Настойчивость, звучавшая в голосе жены, заставила Питера оторваться от окна и взглянуть на нее.
– Да нет, конечно, с чего ты взяла. Я пошел в туалет, там меня вырвало. Я ведь уже говорил тебе. – Питер старался замаскировать тревогу раздраженным тоном. К его удивлению, трюк сработал. Грета заговорила снова, в голосе звучали извиняющиеся нотки.
– Я просто так спросила, – сказала она. – Без всякой задней мысли. И мне очень жаль, что тебе было плохо.
– Глядя на тебя, не скажешь, – буркнул в ответ он.
– Перестань. Что за глупости?
Она легонько чмокнула его в щеку, Питер улыбнулся и снова отвернулся к окну, за которым пролетала каменная стена набережной Челси. Он смотрел на Темзу и размышлял над тем, где живет этот Мэтью Барн. Ему обязательно надо расспросить Томаса о Роузи, но скажет ли ему сын правду? «Никому нельзя доверять», – с грустью подумал вдруг Питер. Ему так хотелось верить Грете, да он почти был уверен, что верит. Но если спросить ее о Роузи снова, сказать о возможности какой-то связи, она сразу подумает, что он не доверяет ей, и это станет гибельным для них обоих. Питер чувствовал, что и без того наговорил лишнего. Грета смотрела на него так странно, когда они выходили из машины.
– Думаю, мне лучше остаться дома, – заметила она. – Нехорошо бросать тебя в одиночестве, раз ты неважно себя чувствуешь. Майлз поймет.
– Нет, Грета, это было бы ошибкой. Я точно знаю, завтра тебе предстоит тяжелое испытание, надо подготовиться как следует. А в этой утренней спешке, то и дело поглядывая на часы… Нет, тогда тебе не удастся сосредоточиться.
– Все не так плохо, дорогой, не надо драматизировать, – улыбнулась она ему. – Впрочем, возможно, ты и прав. И я почувствую себя намного лучше, если выпью. Будь паинькой, приготовь своей девочке коктейль. А я пока пойду переоденусь.
Питер ждал в гостиной, прислушиваясь к шагам жены наверху. Сидел и не сводил глаз с телефона, точно загипнотизированный. Аппарат стоял на письменном столе-бюро, том самом, в потайном ящике которого Томас нашел медальон. Теперь бюро пользовалась Грета, и Питер вдруг задумался: положила ли она что-нибудь в этот потайной ящик взамен медальона? В сотый раз он пытался представить Энн, как выглядела она в тот, последний день перед смертью: за ленчем, лежа на диване, проходя мимо него по лестнице. Нет, медальона на ней вроде бы не было, но как можно быть уверенным в этом… Он ведь не знал, что в тот день Энн умрет, не знал, что видит ее в последний раз.
Я уже не твоя Грета Роуз. Больше нет . Значит, когда-то была ею? Нет, он должен все выяснить. Питер поднял трубку и набрал телефон справочной службы. Номер Мэтью Барна зарегистрирован не был, и он уже почти сдался, как вдруг вспомнил: школа! Он же родитель одного из учеников, полностью оплачивающий обучение сына. В Карстоу непременно дадут ему этот номер, у них нет причин для отказа.
И вот вскоре он уже говорил с Томасом.
– Что тебе надо, папа? – Голос Тома звучал устало, но он назвал его «папой», уже какой-то прогресс.
– Мне надо поговорить с тобой. Спросить кое о чем.
– О чем?
– О Роузи.
На том конце линии повисло молчание, на секунду Питеру даже показалось, что их разъединили.
– Томас, ты меня слышишь?
– Да, слышу.
– Я не могу долго говорить. Где встретимся?
– Не знаю.
Снова молчание, и тут Питер услышал шаги Греты, она спускалась по лестнице.
– Времени нет. Жду тебя в Челси, на ступеньках у Таун-Холла. В шесть тридцать.
– Где это?
– Да тут, неподалеку от дома. За углом.
Едва успел Питер положить трубку, как в гостиную вошла Грета.
– Кто звонил?
– Да, так, один человек из министерства.
– И что же он делает за углом неподалеку от дома?
– Речь идет о палате общин. Встречаемся гам на следующей неделе.
Ложь с легкостью слетела с уст Питера, он даже сам не ожидал подобного. Ответ, похоже, удовлетворил Грету. Она приняла от него бокал и поцеловала в губы. Это мимолетное прикосновение вдруг пробудило в нем желание.
Она догадалась об этом по его взгляду, улыбнулась и слегка отстранилась. Она по-прежнему обладала над ним особой чувственной властью.
– Нет, не сейчас, дорогой. Иначе я не смогу сконцентрироваться. Кроме того, на мне платье, в котором я завтра буду давать показания. Решила примерить. Что скажешь, как тебе?
– Думаю, оно само совершенство, – ничуть не покривив душой, ответил Питер. Черное платье безупречного покроя и длины. Подчеркивает тонкую талию и высокую грудь, но вырез скромный. Никогда прежде Грета не казалось ему такой красивой.
Время тянулось мучительно медленно. Мысли у Питера путались, но он старался не выдавать своего волнения, уткнулся в бумаги, разложенные на диване. Но что-то в его поведении явно насторожило Грету. Возможно, то, что он слишком часто поглядывал на часы, стоявшие на каминной доске. Несколько раз она спрашивала его, что не так, несколько раз подумывала отменить встречу с Майлзом Ламбертом.
В половине шестого в дверь позвонили, Грета взяла сумочку с бумагами и направилась к двери. На улице ее ждала машина. На ступеньках она вдруг остановилась, взяла мужа за руку.
– Я ведь могу положиться на тебя, да, Питер? – спросила она.
– Да. Да, конечно, можешь, – ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза.
ГЛАВА 23
После отъезда Греты Питер нервно расхаживал по комнате, каждую минуту поглядывая на часы. Он пребывал в смятении. То ему казалось, что Грета не имеет ничего общего с убийцей, то вдруг снова одолевали сомнения, и он вспоминал ее слова, подслушанные год тому назад.
Ровно в 6.25 он вышел из дома и направился в сторону Таун-Холла. Томас сидел на ступеньках, на самом верху. На нем был тот же костюм, что и в суде: темно-синий блейзер с золотыми пуговицами, светло-коричневые брюки и бледно-голубая оксфордская рубашка. Разница лишь в одном: черные мокасины, такие блестящие и отполированные в суде, были теперь испачканы в пыли и даже поцарапаны на носках, точно Томас яростно пинал ими обочину тротуара. Внезапно Питер испытал прилив жалости к сыну: тот должен был сам решать, в чем пойти в суд. Родителей, чтобы посоветовать, у него не было. Мать умерла, а отец полностью отстранился от участия в его жизни. На смену жалости пришло чувство вины, но нервы у Питера были слишком истрепаны, чтоб дать сейчас волю чувствам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43