– Она подняла глаза. – Макс, мне надо вернуться. Ты не будешь против?
Он не ответил, и даже не посмотрел на Кейт. Макс смотрел на обезьянку, которую Кейт только что нарисовала – левой рукой.
Кейт тут же выронила ручку, и она укатилась под стол.
– Считалось, – начал Макс, накрыв ладонь Кейт своей, – что самки шимпанзе гуляли только с самцами из своего района. Если какая-нибудь из них вступала в отношения с чужаком, самцы из племени убивали их детенышей. И знаешь, что выяснилось после того, как провели тесты ДНК? Оказалось, что самки шимпанзе все время бегали к другим парням, потому что чужих детенышей было слишком много, и все они выжили. – Его глаза засветились улыбкой. – Если кто-то считает, что все аккуратно идет по установленным правилам, ему стоит проверить голову.
Когда они шли через ворота с огромными столбами, построенные Хоремхебом, последним Фараоном Восемнадцатой Династии, Кейт услышала ужасный протяжный крик. Когда по ним прошла тень огромной летящей по небу птицы, Кейт съежилась и не решалась идти дальше, боясь того, что ждет впереди.
– Что-то случилось? – спросил Макс.
– Ты не слышал?
– Что?
– Не знаю, может, птица кричала.
Макс посмотрел ей в лицо и сказал:
– Пойдем, наверное, посидим в тени, – и указал на ближайшую скамейку.
– Только не здесь. Пожалуйста. Мне надо… я задыхаюсь. – Она оставила его там, обескураженного, и направилась назад, в ту сторону, откуда они пришли. Вдруг Кейт побежала, и Макс бросился за ней. Когда он нагнал ее, Кейт уже шла пешком, оглядываясь, искала его.
– Куда ты делся? – Она была на грани слез и знала, что Макс по голосу догадается. – Я не могла тебя найти…
Макс отвел ее к сегменту стены, сел, отвернувшись от храма, и потянул Кейт к себе.
– Кэти, я никуда не уходил. Это ты сорвалась так быстро, что я догнал тебя лишь через несколько минут. Давай посидим, переведем дыхание, а ты мне расскажешь…
– Тут случилось нечто ужасное, – прошептала Кейт, не глядя на него. – Не… не сейчас. Давно. Казалось… я не знаю.
– Она обхватила себя руками и сидела так, стараясь унять дрожь. – Я первый раз в Египте, но это место кажется знакомым. – Кейт боялась, что Макс заметит, насколько она перепугана, и смотрела на ноги. – Макс, с моим мозгом еще что-то не так, есть еще что-то, о чем ты не сказал?
– Нет! Ничего. Правда, Кейт. Наверняка египтяне просто стали близки тебе из-за Ташат. Тот маленький недостаток, который у тебя действительно есть – и ты его считаешь недостатком, а не я, – совершенно незначителен по сравнению с общей работой мозга.
Несколько женщин в шортах и шляпах с мягкими полями – очевидно, тургруппа – окинули их любопытным взглядом. Но Макс не обращал на них внимания. Его заботила только Кейт.
– В таком месте любой подвергнет сомнениям свою реальность – все, что мы учили в школе и до сего дня воспринимали как правду. Так что мозгу приходится искать способы разобраться с тем, что мы видим и чувствуем, чтобы как-то соотнести это с нашими воспоминаниями. Для большинства из нас это место равнозначно чуду. Здесь мы кажемся себе ничтожными. Оно внушает благоговение. Мы оказываемся на грани восприятия, и разделяем эту реальность с людьми, жившими во времена Ташат. Возможно, человечество и разработало много технологий, которых не было у них, и мы, несомненно, знаем больше о физических законах, но я не думаю, что египтяне любили своих собак меньше, чем мы. Или что они не знали жадности, мелочности и любви, как и мы. Сети на днях рассказал мне историю. Работники музея вроде бы восстановили несколько древних флейт и пригласили пару профессиональных музыкантов, чтобы поиграть на них. И знаешь что? – Он выждал паузу. – Древние египтяне использовали тот же звукоряд, что и у нас.
Это заинтересовало Кейт. Она посмотрела на Макса и опустила руки.
– Это значит, что пространственные карты мозга в целом не изменились. – Он подождал, чтобы Кейт осознала это. – Помнишь, я сказал, что у египтологии и медицины много общего, что мы многого еще не знаем? – Кейт кивнула. – Так вот, зато мы знаем, что гены могут мутировать под воздействием канцерогенов, присутствующих в окружающей среде. И то, что мощные травмы, например сильный страх или боль, могут воздействовать на мозг, а не только на психику. Некоторые последние исследования показали, что у инвалидов войны уменьшилась и правая и левая половина гиппокампа. Значит, возможно, что экстремальный опыт, независимо от того, были это сильные эмоции или физические травмы, каким-то образом влияет на гены. Возможно, за счет веществ, которые генерирует организм, и их возникновение влечет за собой изменения, передающиеся со временем другим поколениям.
Кейт впитывала каждое слово, благодарная за бальзам разумности, которым Макс лечит ее страх, порождающий желание убежать. И в этот миг она поняла, что Макс знает ее лучше, чем она сама. Макс для нее – как пробный камень, путь к себе, такой, какая она есть на самом деле. И какой может стать.
– Благодаря молекулярным биологам, которые, как и ты, не довольствовались общепринятой точкой зрения, мы теперь знаем, что наше поведение во многом определяется генами. Например, тот факт, что мы способны учиться на опыте, так как можем запоминать. В генах заключается память предков о жизни рода человеческого. – Макс прикоснулся ладонями к лицу Кейт и посмотрел ей в глаза – и они оба забыли о великом храме Амона. – Тут с тобой случилось нечто необъяснимое. Давай это пока так и оставим… и будем предельно внимательны.
Кейт улыбнулась, глядя в глаза Максу, наклонилась вперед, чтобы легонько коснуться губами его губ, а потом схватила его за руку и потащила за собой.
– Не сиди, сложа руки. Пора вещички паковать. Самолет в Каир вылетает в семь-пятнадцать, не забыл?
Когда они вернулись в отель, Кейт сложила вещи и вышла на балкон, чтобы бросить последний взгляд на другой берег. Она подняла фотоаппарат, приблизила погребальный храм Хатшепнута, стараясь не обращать внимания на машины и туристов, а лишь на задумчивую, выжидающую пустыню и обветрившиеся утесы.
Повернувшись налево, она захватила останки уничтоженных временем столбов, которые некогда взмывали на сотню или больше футов в безоблачное синее небо, и массивные колонны сзади, похожие по форме на пучки папируса. Великий северный храм Амона, как и сказал Макс, был колоссален, и в представлении, и в действительности. Но он казался незавершенным, стены были разрушены, стелы и ворота как будто недоделаны, словно ждали, когда над ними потрудится следующий смертный бог, который займет трон Гора.
– Кэти, мы еще вернемся, – сказал из-за спины Макс. – В следующий раз возьмем фелуку и поплывем вверх по реке к Эдфу, разобьем лагерь под звездами, посетим то место, где Гор одержал победу над злом. – Он подошел, встал рядом, оперся на перила, и помахал простирающемуся перед ним пейзажу. – Захватывает и не отпускает, да?
Кейт опустила фотоаппарат.
– Я такого синего неба никогда не видела, даже в Колорадо, и зелень тут зеленее – может, конечно, по контрасту с пустыней. Но солнце кажется горячее, а ночи холоднее. Темнее. Как смерть. Неудивительно, что египтяне так любили солнце и боялись того, чего не видно. Того, что скрывается в тени. – Она неохотно повернулась, чтобы зайти в комнату, но Макс взял ее за руку и провел двумя пальцами по щеке:
– Помнишь, ты меня спросила, почему я не женился, а я ответил, что был слишком поглощен работай и она занимала все мое время? – Кейт кивнула. – Так вот, это была ложь. Или я просто не знал правды. А теперь знаю. Я ждал тебя.
Он опустил руку в карман и достал оттуда ожерелье из слоновой кости, на секунду коснулся им пальцев Кейт, потом раскрыл застежку и надел ей на шею, оставив овальное кольцо спереди, чтобы его было видно и можно было застегнуть. Когда Макс опустил руки, старая баранья голова легла как раз куда надо, подумала Кейт – на сердце. От окатившей ее волны счастья с привкусом сожаления ей захотелось одновременно и смеяться и плакать, но она оттолкнула печаль. Прошлое просто… осталось позади.
Вместо этого Кейт коснулась губами губ Макса и прошептала:
– Я рада, что ты не устал ждать и не выбрал себе женщину постарше. Она бы тебе не подошла.
Я беспокоен, словно зверь, нюхающий воздух. Выступают очертания истины.
Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»
26
Осирис Хоремхеб
(1335 до н. э.)
День 3-й, второй месяц всходов
Первым я нашел Пагоша – он лежал лицом вверх в луже крови, вытянув одну руку. Вторая рука все еще держалась за перерезанное горло, словно он пытался закрыть рану, чтобы кровь – а вместе с ней и его ка – не покинули тело.
Как только я понял, что Пагоша не стало, я посмотрел по обе стороны дорожки, в поисках Асет. Не знаю, наверное, ожидал увидеть ее в таком же состоянии. Но на запеченной солнцем земле не осталось ни следа, чтобы понять, куда они направились. Наверняка было несколько человек, иначе Пагоша не победить. Я снова посмотрел на него и заметил, что кровь еще не впиталась в твердую утоптанную землю. Значит, убийство случилось всего за несколько минут до моего появления. Конечно, приди я раньше, я ничем не смог бы помочь – после такого разреза никому не выжить, даже Пагошу.
Я знал, что он давно велел бы мне бежать дальше, но мне не давала покоя его вытянутая рука – словно он протянул ее к Амону, прося о помощи. Но это было не в его духе, так что я сел рядом, посмотреть, куда он показывает, поднял глаза и увидел цветные флажки на башнях-близнецах огромных столбов Хоремхеба. Желчь и злоба подкатили к горлу, я вскочил и побежал, умоляя Тота сделать так, чтобы я нашел ее, пока еще не слишком поздно, и не в таком же виде, как Пагоша.
И я бежал, не сбавляя шага, пока, наконец, передо мной не возник храм. На площадке перед громадными воротами было пустынно, и мне показалось, что там зловеще тихо. Тут издалека, словно эхо с другого края долины, послышался протяжный вопль. Плакальщики в Месте Истины, подумал я, или раненое животное.
Надо мной пронеслась тень, я задрал голову и увидел что-то – оно показалось мне силуэтом огромной птицы, распростершей в полете крылья на фоне яркого неба. Но вместо того, чтобы взмыть выше, она понеслась в мою сторону, как в тот день, давным-давно, когда Око Гора Тутанхамона отвесно полетел вниз.
И в этот раз я не мог ничего изменить.
Она ударилась о каменный парапет балкона, на котором по праздникам появляется бог, – упала поперек него. Потом как будто бы отскочила, ноги взметнулись в воздух, затем перевалилась через край, на внутреннюю сторону, на предназначенный для бога помост.
Не помню, как я взобрался на столб, но стражникам наверняка заплатили, чтобы они отлучились. Как я понимаю сейчас, наверное, из-за этого крепость и показалась мне слишком тихой. Вбежав внутрь, я бросился по спиральной лестнице, и проделал уже примерно полпути до двери, ведущей на балкон, когда заметил двух священников, спускающихся вниз, – они бежали так быстро, что сбили меня с ног.
Выпрямившись, я увидел карие глаза: то была женщина, все остальное лицо которой скрывала вуаль.
– Суну , ты опоздал. Его игра окончена.
У меня похолодела кровь, но я протиснулся мимо женщины, надеясь добежать до Асет, пока еще не слишком поздно. Вылетев на балкон, я увидел свою жену: Асет лежала на боку, ее правое плечо выдавалось вперед, а коленки были подтянуты к животу. Кровь сочилась из ступней, но в первую очередь я положил руку ей на шею, чтобы выяснить, жива ли она, и сердце мое подпрыгнуло от радости.
Я снял передник, разорвал его на полоски и обернул ее ноги, чтобы остановить кровь. Когда я ее перевернул, подложив под голову ладонь, чтобы не изогнулась шея, на тунике я увидел кровь, прямо под грудями, и осторожно поднял Асет на руки. Я был уверен, что сломано несколько ребер, встал и пошел вниз, следя за тем, чтобы ее ноги не задевали стены узкого прохода.
Только когда мы снова вышли на свет, я обратил внимание на левую руку Асет – она была невероятно искалечена и кровоточила, а пальцы были неестественно выгнуты. Два ногтя сорваны, остальные налились кровью и стали пурпурными, будто на них слон наступил, растерев плоть и раздробив кости.
Я попытался бежать, но из уголка рта Асет с каждым выдохом выходила розовая пена, и я понял, что пробито по меньшей мере одно легкое. Но она жива!
Дойдя до ворот Рамоса, я послал стражника за Рукой – только его я мог попросить незамедлительно привести Сенмута и Мену, а потом велел охраннику собрать достаточно человек, чтобы отнести Пагоша домой.
Мерит встретила меня у двери нашего жилища, увидела мою ношу и спросила:
– Мой муж у Осириса?
Я кивнул, ибо не мог вымолвить ни слова.
– Поспеши, – поторопила меня она, и повела к нашей спальне. Я положил Асет на лежанку, стараясь подложить подушки туда, где у нее были сломаны кости, и помолился Тоту, чтобы она не проснулась, прежде чем я поставлю их на место. С ребрами это, к сожалению, невозможно, но я должен придумать что-нибудь, чтобы она смогла дышать.
Мерит принесла одеяла, чтобы Асет не потеряла тепло, поскольку это жизненно важно, а также воду и чистую ткань, чтобы отмыть засохшую кровь. Я беспокоился из-за того, что Асет с таким трудом дышит, а еще я волновался, что Рука не сможет найти Сенмута, у которого больше опыта работы с внутренними повреждениями, возникающими от удара. И как хирург я с ним не сравнюсь.
Мерит вымыла израненные ноги Асет, а я тем временем занимался ее рукой, положив ее на высушенную воловью шкуру. Сначала я сделал все, что можно, чтобы выпрямить пальцы, хотя к тому моменту они уже настолько распухли, что были в два раза больше обычного, а из сорванных ногтей все еще сочилась кровь. Потом я примотал всю руку к шкуре полосками ткани, смоченными клеем, вываренным из копыт.
Сенмут привел и Небет, и я все им рассказал – где и как тело ударилось о парапет, а также остальные подробности; умолчал лишь о встрече с женщиной, давшей Асет жизнь, ибо за ее грехи не заплатить никому. Даже отцу Асет.
Сенмут убрал одеяло и приложил ухо к груди, слева, а потом послушал и с другой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55