Выполнив свою часть работы, Фил повернулся на стуле, почти ни на секунду не сводя глаз с бывшей соседки Кейт.
Для этого мероприятия Клео оделась строго – в узкое бежевое вязаное платье и шелковый шарф с бахромой, который сзади доходил почти до колен. Это был коллекционный экземпляр двадцатых годов, который удачно подчеркивал ее рыжие, как шерсть ирландского сеттера, волосы.
– Вы думаете, она действительно так выглядела при жизни? – спросил Фил.
– Египтяне верили, что дух покидает тело каждое утро, а вечером возвращается, так что погребальные маски должны по меньшей мере походить на человека, которому принадлежат. Но насколько велико сходство? – Клео пожала плечами и развела руками, и полдюжины ее бакелитовых браслетов застучали, словно кастаньеты.
– Первый готов, – объявил Макс, отодвигаясь, чтобы Кейт и Клео смогли как следует рассмотреть каждое изображение или «сечение», когда оно появится на мониторе. – Обратите внимание – то, что у нас слева, у Ташат справа. Вот это округлое очертание – граница картонажа. – Он наклонился вперед и показал на волнистые серые линии. – А это – слои бинтов. Более толстый контур – это череп, он отображается белым, потому что рентгеноконтрастность кости высока по сравнению с мягкими тканями.
Новые изображения появлялись и исчезали достаточно быстро, что требовало пристального внимания, так как приходилось безостановочно рассматривать эти сложные изображения, и Кейт почти не успевала. Когда сменилось несколько снимков, Макс заговорил снова:
– Помните, что я говорил о швах или линиях соединения черепа, которые затягиваются в разном возрасте? – Он взглянул на Клео. – Первый начинает затягиваться в двадцать два года, второй – в двадцать четыре, а последний в двадцать шесть. Видите эту линию? – И показал на нее. – Это второй шов. Он нечеткий, потому что края начинают расползаться. Значит, шов начинает затягиваться.
– Так вы хотите сказать, что Ташат было столько же, сколько и Кейт? – спросила Клео.
Макс лукаво посмотрел на Кейт.
– Если вы имеете в виду, что ей от двадцати четырех до двадцати шести, то да, – подтвердил он, – я не вижу никаких признаков того, что начал затягиваться третий шов, но окончательно смогу об этом судить, только когда увижу эпифизы.
– Эпи… что это такое? – прошептала Клео Кейт.
– Растущие концы длинных костей рук и ног, кистей и ступней, – ответил Фил, – мягкие хрящи, постепенно превращающиеся в кость.
Клео посмотрела на Макса.
– Хорошо, но если последний шов начинает затягиваться в двадцать шесть, как узнать, что человек… ну, вашего возраста?
Кейт хотелось ее пнуть, но Макс не заметил грубого намека Клео.
– Швы окончательно затягиваются в той же последовательности: в тридцать пять, сорок два и сорок семь, так что оценка происходит примерно на том же основании. Обычно легче всего определить возраст от двадцати до пятидесяти пяти, так как половое созревание и старость вызывают другие изменения. Например, у женщин эпифиз закрывается через три-четыре года после менархе.
– Да, позже всего срастается ключица, – добавил Фил, – средний край, соединяющий ее с грудиной. Обычно это происходит между двадцатью тремя и двадцатью пятью годами.
– А раса девушки? – допытывалась Клео. – Разве ее учитывать не надо?
Макс покачал головой:
– Различий между полами больше. Хотя убедительных отличий между расами и между полами в статистических данных у нас нет. Полагаю, тут могут сказываться различия в питании тогда и теперь, но не в девять-десять же лет.
– Я не понимаю, зачем вам столько параметров. В основном антропологи, изучающие физические особенности, довольствуются для классификации всего восемью параметрами. – Понимая, что Клео почти ничего не знает о статистическом анализе, Кейт чуть не рассмеялась.
– Разумеется, когда нужно узнать только пол и возраст, – ответил Фил, – можно обойтись и пятью самыми важными измерениями – общей высотой лица, шириной пазух, поперечный и скуловой диаметры с заднепереднего снимка, плюс какую-нибудь с бокового. – Кейт не решалась смотреть на Макса, опасаясь, что не сможет удержаться. – А те, кто работает на полицию, вроде известного доктора Сноу, – продолжал Фил, не осознавая, что засыпал Клео непонятными словами, – вообще работают с выкопанными костями. Это совсем не похоже на то, чем мы тут занимаемся.
Макс пришел на помощь:
– Дискриминантный анализ определяет пол в 95 % случаев, но что касается расы, успех снижается до 80 %. И то ее можно распознать только в широком смысле – кавказская, негроидная или монголоидная – без этнических подразделений.
Если Клео хочет подвергнуть сомнению их открытия, то она не там ищет, подумала Кейт, а Макс положил руку Филу на плечо.
– Подожди-ка, Фил. Можешь остановить на этом кадре? – Он подозвал Кейт поближе. – Посмотрите между глазницами.
Кейт не часто доводилось видеть черепа в поперечном разрезе, и она попыталась разобраться в тонких линиях, похожих на паутину.
– Выглядит почти как губка. – Потом ее осенило. – Альвеолы решетчатой кости?
Макс кивнул:
– Она не повреждена. Значит, в полость мозга не проникали.
– Иногда мозг извлекали через отверстие в основании черепа, – вставила Клео, – хотя, как мы считаем, это начали практиковать несколько столетий спустя.
– Тогда посмотрим, когда дойдем до большого затылочного отверстия, где спинной мозг соединяется с головным.
Разговор протекал рядом, но Кейт сосредоточилась лишь на том, что видела.
– Учитывая условия их жизни, зубы у девушки достаточно хорошие, – в определенный момент заметил Макс. – По всем мумиям видно, что зубы гнили редко, но из-за того, что в пищу попадало много песка, они быстро стирались, вызывая многочисленные нарывы, которые в то время лечили живицей и измельченным корнем мандрагоры. – Он остановился. – А что ты думаешь о ее зубах мудрости?
– По-моему, они там.
Макс просмотрел еще несколько изображений.
– В мягких тканях вокруг затылочных позвонков ничего необычного. – Он секунду подождал. – Ладно, давайте посмотрим всю голову целиком.
Пока компьютер обрабатывал команду Фила, Кейт отвернулась, страшась того, что ей предстояло увидеть – Ташат такую, как она выглядит теперь под бинтами и маской.
– Сейчас будет передний вид слева под углом, – объявил Фил.
Реальность и в сравнение не шла с ожиданием: на экране появился белый призрак, бестелесый, парящий над черной пустотой. Ташат была бледной, как мертвец, с иссохшими губами, впалыми щеками, выдающимися скулами и нижней челюстью – все это было отчетливо видно через покров жесткой кожи.
Кейт уставилась на мумию – одновременно зачарованно и с отвращением. Срезы располагались друг над другом, как геологические породы, край силуэта был ступенчатым и не очень похож на образ человека. Кейт закрыла глаза, стараясь удержать портрет молодой энергичной женщины, жившей у нее в воображении, опасаясь, что он может никогда не вернуться – что его навсегда заменит облик покойной Ташат. Кейт старалась стереть зловещее изображение, проникнувшее в темноту за зрачками и настойчиво притягивавшее к себе, словно магнит.
Она так и сидела с закрытыми глазами, пока Макс не попросил Фила начать снимать грудную клетку с миллиметровым шагом, «чтобы выяснить, не заметно ли появление первичной костной мозоли».
Он повернулся к Клео и Кейт:
– По ходу дела я буду рассказывать о том, что вижу, но при такой скорости я уловлю не все, особенно что касается смещения ребер.
Несколько минут все молчали.
– Чистый перелом ключицы, – прокомментировал Макс. Показав пальцем на яркое пятно над сердцем Ташат, он добавил: – На старом рентгене в этом месте был амулет.
– Скарабей, защищающий сердце, – либо из змеевика, либо из яшмы, так как эти камни зеленые, – сказала Клео, потом, подумав, добавила: – Обычно.
– Под внешними бинтами руки обмотаны отдельно, – продолжал Макс. – Правая лежит на груди, это мы уже видели на старом рентгене. – Он взглянул на Клео. – Это не значит, что она принадлежала к царской семье?
– Не та рука, – ответила Клео. – Но даже если бы согнута была левая, все равно это бы ничего не доказывало, поскольку дело происходило во второй половине эпохи Восемнадцатой Династии. Найдено слишком много мумий женщин с согнутой левой рукой, чтобы думать, что все они принадлежат к царской семье. Возможно, какой-нибудь старый распутный фараон дал такую привилегию своим фавориткам, и эта практика прижилась.
– Вы хотите сказать, что царь, как королева Елизавета, ежегодно составлял почетный список своих излюбленных сексуальных партнеров? – спросил Фил, тут же нарушив растущее напряжение.
Клео это забавным не показалось:
– Я лишь предположила, как могла зародиться подобная тенденция.
Макс бросил косой взгляд на Кейт. Принимать какую-то теорию на основе умозаключений, не учитывая другие возможности, ему хотелось не больше, чем Кейт, особенно при том, что он оказался прав насчет возраста Ташат. Одно это несоответствие ставило под вопрос все, что они считали точно известным.
– Кончики пальцев правой руки обернуты материалом с высокой рентгеноконтрастностью, – заметил Макс, когда появилась новое изображение.
– Из-за масла и резины повреждено оказалось все, кроме лица и пальцев рук и ног Тутанхамона, – объяснила Клео, – которые были защищены наконечниками из золотой фольги и цельной золотой маской.
– Эй, Макс, а это тебе о чем говорит? – Фил показал на еле заметную серую линию. – Смотри на следующий. Видишь, вот она опять. И вон снова.
– Похоже, что между слоями бинтов лежит что-то плоское. Я попробую потом сопоставить снимки, а пока давайте увеличим масштаб, чтобы я мог рассмотреть все как следует, когда буду проводить стандартную радиографию. – Он перевел взгляд на Кейт. – Не обещаю, что мы добьемся чего-нибудь, но попытаться можем. Посмотрим, вдруг там что-нибудь написано.
– Но чтобы надпись стала заметна, чернила должны обладать значительно большей рентгеноконтрастностью, чем поверхность, на которую они нанесены, – предупредил Фил.
– Красный цвет получали из оксида железа, а черный – это уголь, так как египтяне использовали сажу, – сообщила Кейт.
Но потом дело дошло до ребер, и все замолчали, пока Фил еле слышно не выдохнул:
– Ого!
– Да, пара ребер сдавлены, – подтвердил Макс. Не сводя глаз с монитора, он перевел для Клео, – это когда один фрагмент кости вошел в дру… – подожди, Фил. Останови. – И смолк. – Теперь, если можешь, увеличь контрастность, а потом приблизь вот этот участок, вон там. – Он ткнул пальцем в экран, а другой рукой достал из кармана рубахи очки-полумесяцы. – Скорость сращивания кости зависит от возраста, но даже у ребенка нарост обычно появляется не раньше, чем через две недели. – Он жестом подозвал Кейт, не отводя взгляда. – Видите? Здесь и здесь? Это первичная костная мозоль. Фил, сколько ей, по-твоему?
– Не больше трех недель. Одно из ребер могло пронзить легкое или порвать печень, возможно, даже селезенку, но не это стало решающей причиной смерти.
– Даже наоборот, раз она прожила столько, что начала образовываться костная мозоль. – Макс повернулся к Кейт. – Вы согласны?
Она кивнула – ей было невыразимо грустно. Ташат явно умирала медленной и мучительной смертью – возможно, от удушья или обширного заражения.
– Тем не менее весьма вероятно, что многие другие повреждения были нанесены после смерти, – напомнил ей Макс, прежде чем снова повернуться к монитору – Ладно, Фил, давай дальше.
Изображения сменяли друг друга, отсчитывая непреклонный ритм, установленный компьютером – машиной, у которой вместо сердца силиконовая пластина. А души нет.
– Далее будем полагаться на знания Фила, – сообщил Макс, призывая коллегу комментировать происходящее.
– Ну, для начала, перелом правого бедра, точнее, задней стенки гнезда, в результате которого мог произойти вывих, и мелкие крошки кости могли высыпаться в сустав: возможно, как раз из-за этого на старом рентгене присутствует тень. – Он показал желтое пятно на мониторе. – Это лобковый симфиз, где кости, соединяясь, образуют таз. А вот эта выемка говорит о том, что она родила по меньшей мере одного ребенка. И что ей было больше восемнадцати.
Глядя на то, как по миллиметру раскрываются самые интимные секреты Ташат, Кейт ощущала себя вуайеристом.
– А это что еще за чертовщина? – воскликнул Фил, ошарашенный неожиданной вспышкой света на мониторе.
– Похоже, что вся рука покрыта чем-то. – Макс посмотрел на Кейт. – Возможно ли, что на ней какая-нибудь перчатка? – Кейт увлеклась мелькающими на экране изображениями и не ответила. Клео тоже. Через несколько секунд Макс глубоко вздохнул.
– Боже!
Кейт и так знала. Она видела, как переломы то появлялись, то исчезали, мелькая слишком быстро, не успеешь пересчитать, в некоторых виднелись обломки кости: это значит, что рука Ташат была раздроблена. И на всех осевых снимках неизменно присутствовали яркие кольца вокруг каждого пальца.
– И тогда она была жива, – пробормотала Кейт, почти не осознавая, что говорит вслух, – потому что в золотой перчатке ни малейшей трещины. Вот почему ее надели – чтобы защищать переломанную левую руку.
Фил кивнул и обратился к Клео, но Кейт не разобрала его слов, отчасти из-за приглушенного шипения кондиционера, создававшего ощущение легкой глухоты, которое возникает при посадке самолета. Когда к их беседе подключился Макс, Кейт попыталась отделить его слова от стука бакелитовых браслетов Клео и непрестанного гудения машины, исследующей высушенные останки Ташат. Но вместо этого она слышала лишь невнятную тарабарщину. Потом исчезла даже она, и на смену пришел ревущий шквал звуков – скоростной, как «снег» на экране телевизора. Мышцы шеи напряглись, и все тело стало похоже на вибрирующую струну, посылающую болевые импульсы в виски. Кейт пришла в себя, когда Макс снял спортивный пиджак и накинул ей на плечи.
– Эти машины выделяют много тепла, поэтому кондиционер работает на полную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55