– Всегда так и делаю, – успокоил меня Вилли, – надо бы, пожалуй, заглянуть к ней попозже. Может, ей требуется какая-нибудь помощь.
– Покормить ее пирогом, например, или удовлетворить аппетиты иного рода.
Добряк, кажется, смутился, да и сама я немного сконфузилась от собственного выпада. Хотя я сама запуталась в своих отношениях со Слимом, я твердо решила вынудить Вилли обсудить наконец его собственные проблемы. Вытащив сигарету, он заткнул ее за ухо и, к моему облегчению, усмехнулся.
– Роуз беспокоится за тебя, Циско. Мы оба беспокоимся.
– Значит, она ввела тебя в курс событий?
– Картинка на экране ноутбука была вполне красноречивой, – покачал головой Добряк. – Я примчался, чтобы отвезти Роуз домой, и нашел ее приклеенной к веб-сайту вашего хозяина.
– Кого же ты увидел?
– А какая разница? Рыбка в банке и есть рыбка в банке, с какой стороны ни гляди.
– Все меняется, когда попадаешь внутрь, к другим таким же рыбкам, – вздохнула я. При мысли о двух рыбках, остающихся пока в аквариуме, я снова пришла в волнение. Минуту спустя я поняла, что неприлично таращусь на Добряка, но тот, кажется, не принял это на свой счет. Лишь воспользовался затянувшейся паузой в разговоре, чтобы закатать рукава чуть повыше. Словно работа, ждавшая его впереди, обещала быть грязной.
– Хочешь, расскажу, что я увидел? – спросил он.
– Давай, – я присела за стол. – Хуже от этого мне все равно уже не сделается.
– Циско, я увидел троих человек, живущих в одном доме.
– Значит, ты выбрал не ту камеру, – заметила я. – После вчерашнего я больше не смотрю телешоу с участием мужчин.
– Ничего из ряда вон выходящего.
Я поведала Добряку про Слима и его выходку у кухонной мойки. И глазом не моргнув, Вилли пожал плечами:
– По крайней мере, твой парень ценит чистоту.
– Я говорю про его член, а не про мытье посуды!
– Вот-вот, другие мужики на его месте не стали бы споласкивать ни то ни другое.
– Ты не шокирован?
– Твой бойфренд не имел понятия, что на него кто-то смотрит. Все мы ведем себя иначе, когда думаем, что совершенно одни.
– Неужели? – кисло переспросила я.
– Поверь мне, – сказал Добряк и дал мне время это обдумать. – Все до единого.
Я попыталась выдержать его взгляд, но Вилли уже добился своего. Думая только о мальчишках, я все это время как-то упускала из виду, что могли видеть люди, наблюдавшие за мной. Те вещи, которые я делала, будучи предоставлена самой себе.
– Посмотри на меня, – сказала я. – Ты вогнал меня в краску.
– Посмотри-ка лучше на меня! – Добряк протянул ко мне руки, ладонями вниз. Пошевелил пальцами, и десять перламутровых ногтей заблистали на солнце. – Я еще помню, как ты трудилась над этими красавчиками. Стыд-то какой.
– Вилли, да я просто привела твои ногти в порядок. Ерунда. – По всей вероятности, больше народу видело меня нагишом, чем заметило его ноготки. – Одному богу известно, чем я могла заниматься в кадре, – сказала я, – но это наверняка покруче, чем выставить себя человеком, умеющим ценить маленькие удовольствия вроде чистых ногтей.
– Ты умеешь хранить тайны? – спросил Вилли, стряхивая с себя образ цветочника в переднике, и я обмерла, когда он раскрыл мне самую интимную тайну из всех, что я слышала в своей жизни. Это признание все расставило по местам и во многом объяснило его неохоту продвинуть свои отношения с Роуз. – Скажи-ка теперь, что это не помеха, – вдруг закончил он, словно передавая мне право сделать очередной ход.
– Но ведь для этого есть таблетки! – сказала я. – Инъекции всякие. Полный набор всевозможных методик. Импотенция – процветающая индустрия, если так можно выразиться.
– Порой лекарства бессильны, – постучал себя в грудь кулаком Добряк Уильям. – Надо, чтобы это шло прямо отсюда, или пусть не идет вообще.
– Чепуха.
– Это чисто мужская тема. – Тут на ухо Вилли села бабочка, но он, кажется, не возражал. – Мне просто казалось, что тебе полегчает, если ты узнаешь про мои интимные проблемы, но я и не рассчитывал, что ты сумеешь меня понять.
– И ты считаешь, что Роуз не захочет из-за этого иметь с тобой дело? – Я откинулась на спинку своего стула. – Ну и ну! Только мужчине могут прийти в голову подобные мысли. Господи, Вилли, да поделись же с ней. Ты сдвинешь дело с мертвой точки.
– Я могу двигать этой штукой, куда хочу, но только не вверх, – твердо сказал он. – И только это имеет значение.
– Сперва Слим, а теперь и ты туда же. – Мой голос чуть окреп. – Как говорит мой брат, все ваши проблемы сводятся к члену.
Добряк Уильям потянулся к коробку спичек на столешнице.
– Павлов мочится сидя, – сказал он и метнул на меня взгляд, чтобы проследить за реакцией. – Даже подстилает газету на сиденье. В собственном-то доме.
– Да ну? – опешила я, тогда как Добряк кивнул с самым серьезным видом. – Правда?
– Судя по тому, как твой братец, Циско, устраивает там гнездышко, у него самого большие проблемы с членом.
– О, – протянула я, делая уступку в споре, только чтобы сообразить, о чем идет речь. – Боже ты мой, значит, Картье поставил веб-камеры в туалете?
– А также в ванной, но линза была совсем запотевшей, когда Роуз показывала мне картинку.
– Вот черт. Этого и следовало ожидать!
– Я ничего не видел, – Вилли выдвинул из-за стола еще один стул и осторожно уселся напротив, смахнув прежде двух бабочек с сиденья. – Но я убедил Роуз, что тебе тоже стоит взглянуть. В общем, вчера мы это обсудили. У меня даже нос облез, пока я загорал в больничном саду.
– Я тебя видела, – подтвердила я.
– Конечно, видела, – обезоруживающе ответил Добряк, снимая крышку с маленького серебряного ларчика. Я смотрела, как Вилли отрывает пять листочков от мотка сигаретной бумаги, гадая, не ждет ли он гостей. Может быть, именно это соображение заставило меня возобновить разговор. – Фрэнк Картье дал слово, что об этих двух помещениях речь не идет вообще. И, поверишь ли, при этом он смотрел прямо мне в глаза?
– Еще бы, – кивнул Добряк, проведя языком по липкой полоске на бумажке. – Для Фрэнка ваше неведение – настоящий подарок, как раз оно и делает вас троих ценным приобретением. Ему-то известно, что сетевые маньяки заплатят по полной программе лишь в том случае, если вы не подозреваете о наблюдении. Причем каждый надеется не пропустить самую кассовую сцену.
– Они что, фанаты компьютерных игр? – спросила я. – Только не говори, будто Мисти – наш основной аттракцион.
Добряк Уильям, казалось, был озадачен. Он вынул сигарету из-за уха, ногтем распорол ее вдоль и высыпал табак на уже готовый бумажный желобок. Все это он проделывал, одновременно объясняя, что имел в виду под «кассовой сценой».
– В каждом хорошем фильме, – растолковывал Вилли, – есть некий момент, который привлекает людей в кинотеатр, верно? Ключевая сцена или кадр, посмотреть на которые являются зрители. Тот эпизод, о котором потом все говорят.
– Например, сцена на платформе в «Короткой встрече»?
– Это дамская лента, мелодрама. Вспомни еще что-нибудь.
– Хорошо. Что, например?
– Видела когда-нибудь «День независимости»?
– Вот уж точно не женское кино, Вилли. Оно же про пришельцев, которые разносят лазерами Белый Дом. Фильм для детей и подростков.
– Но ты ведь выложила денежки, чтобы увидеть его?
– По-моему, я брала видеокассету напрокат, – осторожно сказала я.
– И ты помнишь тот момент, когда Белый Дом взлетел на воздух?
– Конечно. Об этой сцене нам все уши прожужжали.
– Вот тебе и кассовая сцена. – Добряк Уильям достал из ларчика приличный комок гашиша. – А как насчет «Титаника»? – спросил он затем.
– Признаться, его я так и не посмотрела, но, кажется, могу подробно изложить тот эпизод, когда потонул корабль. Столько народу мне его пересказывало.
– Отлично, вот тебе еще один пример. – Отодвинув стул, Вилли потянулся за зажигалкой на разделочном столике. Для этого ему пришлось чуть-чуть отъехать от стола, а затем еще немного, чтобы освободить место для ног. Подмигнув мне, он расселся, скрестив увесистые икры. – Шарон Стоун в «Основном инстинкте», – сказал он, – вот уж точно кассовая сцена, правда?
– Я поняла, куда ты клонишь, – сказала я и мысленно вернулась к нашей ситуации. Сколько же раз я устраивалась на диване поудобнее, будучи в юбке? – Но почему люди просто не смотрят порно ради подобных кадров?
– В упомянутом тобой жанре тоже имеются свои кассовые сцены, – сказал Вилли и, похоже, выключился из беседы, чтобы забить косяк. Допытываться, что именно он имеет в виду, я не стала. Стоило мне задуматься, о каких сценах речь, и я тут же обмякла, а щеки запылали, как гашиш в пламени спички.
– По крайней мере, в похабных лентах действие гарантировано, – сказала я, мечтая уйти от этой темы.
– Ну конечно, – согласился Добряк. – Но весь прикол не в ней самой, а в ее вероятности. Люди заходят на сайт и уже не могут оторваться от экрана: все может начаться в любую минуту. – Он уложил косяк на ладонь и второй ладонью свернул его, словно маленький букет. Никогда в жизни еще не видела, чтобы кто-то скручивал косяк подобным образом. – Люди ошиваются на вашем сайте, потому что там нет ни сценария, ни цензуры, а в результате Картье дерет с них бабки. У него поминутный тариф, если верить Роуз.
– Не спросив у нас разрешения, – вознегодовала я, – не поставив в известность!
– Что и делает вас уникальным товаром. – Добряк Уильям чиркнул зажигалкой, сделал единственную затяжку и сипло заговорил: – Возьми шоу про пауков в коробочке, которое шло недавно по «ящику». Можно запихать сколько хочешь экстравертов в один дом и потом манипулировать этой смесью, подогревая зрительский интерес, увеличивая вероятность скандалов и секса, но основная мысль проста: эти люди знают, что за ними наблюдают. Каждое их движение, каждое сказанное ими слово – работа на публику. Тогда как на вашем сайте, Циско, они видят все – в том числе и то, как ты сама, твой бойфренд и брат-зануда переходите из одной зоны в другую. Выходя из кадра, ваша троица перестает быть настороже, и вот тогда-то начинается настоящее шоу. Такие вот дела.
– Бесцеремонное вторжение в частную жизнь, – вот как это называется, – пробормотала я, заключив, что косяк предназначен исключительно для него самого. Затем я выставила на стол локти и прижала ладони к вискам. – Я чувствую себя обманутой, Добряк. Я просто в ярости.
– Частная жизнь каждого из нас бесценна, – с ноткой сожаления сказал Вилли. – Похоже, в последнее время люди совсем выпустили это из виду.
– И что же мне теперь делать?
– Возвращайся в свою банку, к прочим рыбкам, – был ответ. Глаза Добряка розовели по мере уменьшения окурка. – Только никого не суди по поступкам, не предназначенным для чужих глаз. Своего бойфренда в частности.
Мне вспомнилась фраза, однажды произнесенная Слимом, и я повторила ее:
– Какими были бы отношения любящих без маленьких секретов, а?
– Вот именно.
– Значит, я должна просто забыть о том, что видела? Стереть запись, так сказать?
– Да нет же! – просипел он. – Шоу должно продолжаться.
– Вилли, перестал бы ты столько курить. Ты уже теряешь мысль.
– Пища духовная, – сказал он, рассматривая зажатый в пальцах бычок. – И топливо для нового сюжета из вашей повседневной жизни.
– Какого еще сюжета?
– Который я для вас придумываю, – резковато выпалил Вилли, словно я отвлекала его разговорами обо всякой ерунде. – Я думаю о том, как уравнять доходы, – продолжал он. – А еще – о рейтингах.
– О каких рейтингах?
Осмотрев остатки косячка, Добряк Уильям основательно понизил бабочкам видимость, прежде чем пояснить:
– Я имею в виду ваши законные проценты с интереса публики.
– Какие еще проценты? – изумилась я. – Ублюдки, которые подключаются к camplicity.com, платят Картье. Именно он загребает все деньги, а вовсе не мы.
– Так предложи им еще какое-нибудь зрелище. – Здоровяк на противоположном конце стола лукаво уставился на меня, задрав подбородок, будто выступал в шоу «Альфред Хичкок представляет». – Дай им что-то такое, что можешь посулить только ты, Циско. Уникальное в своем роде представление. Нечто, чего они не захотят пропустить.
38
Прошло целых два дня, прежде чем я подняла трубку, чтобы поговорить со Слимом. Все это время я обреталась у Добряка, ходила на работу в модельное агентство и много размышляла. Раздумья мои протекали, по большей части, за столом в приемной. Наверное, я и во сне могла бы стоять там с теплой, радушной улыбкой на устах. И ведь она ни разу она не сползла с моего лица. Даже когда из странствий возвратилась старая стерва, супруга моего босса. Та, у которой имелись каверзные вопросы к мужу, так же как у меня – к ним обоим. Кроме того, я улыбалась фотографам и охотникам за юными талантами. Я оставалась лучезарной даже под всеми внимательными и слегка удивленными взглядами, которые на меня бросали люди, уже успевшие вроде отвести глаза. То узнавание, которое раньше начинало брезжить на множестве лиц при виде кого угодно, только не меня. Впрочем, я догадывалась, где это они могли видеть меня раньше. Поскольку я сама побывала на complicity, у меня имелось окно в их частную жизнь. Мне точно было известно, чем занимаются совершенно незнакомые мне люди за плотно прикрытыми дверьми, перед мониторами своих компьютеров. И это давало мне повод для неформальных улыбок, не позволяло расползтись по швам.
Это Вилли настоял, чтобы я выждала подходящий момент, прежде чем вновь наладить связь с домом. Добряк уверил ребят, что я в безопасности, у меня все хорошо и что никому из них не причинят вреда, если только они поверят ему на слово. Конечно же, я хотела вернуться домой, но Добряк повторял, что сначала мне нужно привести в порядок свои мысли. Он заявил, что мне жизненно необходимо спокойно сообщить ребятам новости, чтобы они, не дай бог, не впали в истерику и все не испортили.
– С чего бы это им вдруг впадать в истерику? – поинтересовалась я.
Добряк объяснил, что парни нередко теряют способность рассуждать здраво, обнаружив вдруг, что их обвели вокруг пальца. Он предложил мне положиться на интуицию. Именно поэтому я и была немногословна, когда наконец перестала игнорировать свой мобильник и приняла звонок от Слима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49