Картинка не была идеальной и немного дрожала по краям, но тем не менее возникал какой-то задушевный, почти доверительный эффект, недоступный любому кинофильму или телешоу. Я не чувствовала себя крупинкой огромной аудитории; нет, в моем незримом присутствии крылось нечто гораздо более интимное, в некотором смысле действительно похожее на то, что мы без приглашения попали в чужой дом. Если на экране Корал, то мы с нею примерно одного возраста и сложения. У нее короткие светлые волосы, хотя у корней пробивается другой оттенок, похожий на цвет моих собственных волос. Да и шмотки на ней такие же, какие я могла бы купить для себя: розовые бриджи и вишневого цвета кофта с пышными рукавами. Эта женщина явно сдвинулась на чистоте, но, в принципе, больше ничего особенного в ней не было. Глядя, как Корал возит пылесосом по ковру, я прикидывала, что бы ощутила сама, окажись я на ее месте.
– Эта женщина, – помолчав, выдавил Павлов, – она что, этим зарабатывает на жизнь?
– Видишь баннер над окошком с камерой? – Слим передвинул курсор на рекламное объявление какого-то сетевого аукциона. Он щелкнул по нему, и выскочило новое окошко с призывом делать ставки и сообщением о розыгрыше двухдневной путевки в Амстердам. – Это сайт ее спонсоров, и они платят девчонке за каждый клик, поступающий с сайта.
– Значит, уборкой она убивает двух зайцев, – решил Павлов.
– Конечно, все зависит от спроса, – сказал Слим, – но похоже, она предлагает зрелище, которое не прочь посмотреть многие, и реклама размещена достаточно разумно. За клики – наличные, вот и весь принцип.
– Ей платят за то, что она вечно чувствует себя подопытной крысой.
Оба повернулись ко мне.
– Чем бы я ни занималась, – заявила я, – но от чужих взглядов мне становится не по себе.
– Вспомни об арендной плате, – посоветовал Слим. – Тогда это уже не покажется тебе таким уж вторжением в приватную жизнь.
– У тебя какие-то комплексы, связанные с камерой? – поинтересовался мой брат. – Или врожденное отвращение к уборке помещений?
– Что-то ты запел другую песенку, – удивилась я. Косяк дымился теперь в руке у Павлова. Может, дело в нем?
– Финансовый смысл тут есть. Живем в доме бесплатно, и при этом ничего не надо делать.
– Да, но на виду у публики, – подчеркнула я. – Павлов, да ты ведь даже не ешь на людях.
– Это связано с пережевыванием, сама знаешь. С камерой все иначе. Я не могу мириться с тем, что вижу людей, наблюдающих, как я смачиваю слюной пищу.
– Но ведь ты все равно будешь знать, что кто-то на тебя смотрит.
– Ну и что же нам, по-твоему, делать? – набросился он на меня. – Ограбить банк?
– Неплохая мысль. – Я почувствовала, как по коже у меня забегали мурашки. «Почему бы и нет? – подумала я, выдержав взгляд брата. – Всего разочек, как и предлагала Роуз. Что-то невероятное, нечто из ряда вон, и вместе с тем – награда всякому, кто готов подвергнуть испытанию границы повседневности». Павлов, кажется, собирался спросить, чему это я улыбаюсь, но тут между нами появился Слим, тыча в экран указующим перстом.
– Взгляните-ка, – призвал он нас. – Эта девица скрылась в «мертвой зоне».
Повернувшись к ящику, я увидела в центре кадра одинокий пылесос, перевернутое набок удобное кресло и в отдалении – столик на колесиках, но никаких признаков Корал.
– Куда она подевалась? – спросила я.
– Кто знает? – сказал Слим. – Похоже, эта девушка умеет пользоваться недостатками веб-камеры.
– Если хорошенько вдуматься, только законченные идиоты не приняли бы предложение Картье. – Павлов раздавил окурок в пепельнице. – Если это все, чего он хочет, я согласен.
Мы оба уставились на Слима, надеясь, что он примет сейчас ту или иную сторону, но никак не ждали, что парень вдруг замрет, зачарованно уставясь в монитор с полуоткрытым ртом и сузившимися до крошечных точек зрачками.
– Что еще за?… – спросил Павлов, поворачиваясь, чтобы увидеть, что привело Слима в подобное состояние. – Ого!
– Ну ладно! – Беглый взгляд на экран, и я вскочила с дивана. – С меня хватит!
– Она разделась! – Павлов переключил внимание на Слима. – Ты как-то сумел заставить ее сбросить одежду?
Слим оторвал ладони от клавиатуры, взывая о милосердии.
– Может, ей просто стало жарко? – предположил он.
Поглядывая на сетевой спектакль, я пятилась к двери. Любой на месте Корал выпил бы стаканчик чего-нибудь прохладительного.
– Не все сайты с веб-камерами непристойны.
– Наплевать. В одежде или без, но я скорее выставлю свои прелести на обозрение кого-нибудь другого, нежели сетевых извращенцев.
Слим поспешно переключился обратно на страницу поисковой системы, а Павлов спросил:
– И куда ты собралась, если не секрет?
– Раздобыть денег, – ответила я ему. – По-быстрому.
– Надеюсь, законным путем? – поинтересовался он.
Не дав ответа, я покинула гостиную. Ничего, сейчас оба парня последуют за мной.
17
«Зайти. И выйти. Не оглядываться. И никогда потом не пробовать снова», – эта мантра сопровождала меня, пока я ехала за город; она звенела в моей голове, заглушая завывания мотора и плеск дождя. Мы сидели втроем в машине Слима. Кафельно-голубоватый потрепанный «жук». Заднее стекло усыпано наклейками с фигурками серфингистов, а «дворники» елозят по лобовому, издавая скрежет царапающего о стекло гвоздя. Едва ли подходящий транспорт для типичных грабителей банков, что стало еще одним доводом в мою пользу. Я не сомневалась, что мы можем уйти от преследования на этой колымаге. Поначалу Слим с Павловым в один голос отвергли мое предложение. Когда я заявила, что говорю серьезно, оба смеялись взахлеб и замолчали, лишь когда я поклялась, что проделаю это в одиночестве.
– Циско, но это же безумие, – было первой реакцией моего брата, и он повторил эту фразу вновь, когда я заглушила мотор и вырубила магнитофон. – Мы ведь не гангстеры. Мы подобными вещами не занимаемся.
– Ты прав. – Магнитофон выплюнул кассету, и я швырнула ее на заднее сидение. – Всё, на обратном пути слушаем Мадонну.
Слим? Из-за него я сидела теперь за баранкой, из-за него несколько последних миль мы слушали записи Доктора Дрэ в попытке помочь ему завестись. Именно Слим теперь переходил улицу, в это дождливое субботнее утро в крошечном городке «болотного края», известном на всю округу своей ярмаркой. Да, мой бойфренд сейчас направлялся к филиалу банка, отказавшего им обоим в займе.
Я поставила машину на узкой боковой улице напротив, обрамленной теми магазинчиками, которые, казалось, вообще не бывают открыты: лавка букиниста здесь соседствовала с фотостудией. Свадебные снимки в витрине были настолько выцветшими и настолько отдавали семидесятыми, что я задумалась: а живет ли сейчас вместе хотя бы одна из этих счастливых пар? Живы ли вообще эти люди? Даже фолианты в витрине книжной лавки казались окаменелостями, а мой брат на пассажирском сиденье рядом сохранял настолько неудобную позу, что вполне мог сойти за каменное изваяние. Я поерзала локтем по ветровому стеклу, стирая с него пыль, и увидела, как Слим оглянулся в нашу сторону и поднял два больших пальца. Если Павлов поймет, что я не менее его самого тревожусь за исход ограбления, то ударится в панику и потянется к ключам. К тому же я уже сожалела о своей выходке с кассетой: сидеть в тишине оказалось гораздо хуже, чем слушать невнятный рэп.
– Смотри, он идет вразвалку, – выпрямился на сиденье Павлов. – Словно превратился вдруг в Снул Догга.
Слим между тем подошел к дверям банка. Сквозь дождевые струи, омывающие стекла, мы видели, как он оттянул на себя тяжелую дверь только для того, чтобы придержать ее перед пожилой, едва плетущейся парочкой. Старики кивком поблагодарили его.
– Я сказал «Снул Догг»? – с тоской в голосе поправился мой брат. – Я имел в виду помощника Доуга .
– Думаю, ему понадобится пара минут, чтобы осмотреться. – Я глубоко вздохнула, когда за Слимом закрылась дверь. – Потерпи немного, скоро все кончится.
– Я даю советы подросткам, – пробормотал Павлов себе под нос. – Какой урок извлечет молодежь, если меня арестуют при попытке ограбления банка?
– Может, они подумают, что ты все-таки похож на живого человека, – прошептала я чуть слышно.
Нашу назревавшую уже ссору оборвал в зародыше донесшийся звук сирены. Мы и дышать-то перестали. Похоже, втянули в себя весь воздух в салоне, когда мимо прошелестела неизвестно откуда взявшаяся полицейская машина. Признаюсь, я потянулась уже к дверной ручке, но расслабилась, когда полицейские, не останавливаясь, пронеслись мимо банка. В отличие от собственного брата, который уже выскочил на тротуар, так что мне пришлось рвануть его обратно за полу пастельного цвета рубахи.
– Черт, куда это ты собрался? – Я потянулась к ручке, чтобы захлопнуть дверцу. И, уже выпрямившись, столкнулась с праведным возмущением Павлова:
– Что уж, и пописать нельзя?
Слим отправился на грабеж в байковой куртке и джинсах, с заправленными под шерстяной шарф дредами и моей сумкой через плечо. Судьба смилостивилась: вязаная шапочка осталась дома. Та самая, которую он откуда-то выудил вчера вечером и появление которой легло в основу первой нашей настоящей ссоры.
– Я буду действовать в одиночку, – настаивала я. В этот момент мы стояли с ним в спальне, сражаясь за шапку. – Это моя задумка, и если я вернусь с деньгами, то все мы по-своему обретем душевное равновесие.
– Бесполезно спорить, – доказывал Слим, в то время как шапка переходила из рук в руки, постепенно теряя форму. – Одну я тебя все равно не отпущу.
– Я-то знаю, на что иду, – заявила я, в очередной раз отбирая у него шапку. – Ну подумай сам: всякий, кто войдет в банк в таком дурацком головном уборе, в считанные секунды окажется на полу с заломленными за спину руками.
– Ну и что ты предлагаешь? По-твоему, милое девичье платьице приведет служащих в такой ступор, что они подчинятся любому твоему слову? Циско, для этого нужны крепкие яйца.
– Как раз их-то у меня и нету.
– Отчего же тебе втемяшилось в башку напасть на банк?
– Для этого яйца не нужны. И лыжные шапочки – тоже. Мне не понадобятся пистолеты и прочая чушь из репертуара отважных самцов. – Я постучала пальцем по виску. – Мне нужны мозги и больше ничего.
– Кто внушил тебе подобную чушь? – Мы обернулись к вошедшему Павлову. Он наблюдал за нами из дверного проема, прислонясь к косяку. – руки глубоко в карманах, а на лице сухая ухмылка. – Добряк Уильям, не иначе? Этот парень может болтать языком, сколько вздумается, Циско, но он так и останется уличным торговцем. Единственный грабеж, на который он способен, – это заламывать запредельные цены на подсолнухи.
– Добряк тут совершенно ни при чем, – твердо заявила я, надеясь, что брат не станет допрашивать меня на этот счет особенно пристрастно. Если бы я созналась, что идею ограбить банк я почерпнула у случайной знакомой, прикованной к больничной койке взломщицы, моя позиция немного поколебалась бы. Вместо этого я сказала: – Все дело в попранной гордости. Фрэнк Картье рассчитывает нажиться на том, что застукал меня в этом доме, и теперь пришло время расплатиться.
– Ограбив банк?
– Отыскав достаточную сумму, не причинив при этом вреда невинным людям и не оставив никого без средств к существованию.
С лица Павлова вмиг слетело всякое подобие улыбки, он таращился на меня в наступившем молчании. Наконец-то они оба ко мне прислушались, и теперь я могла пересказать им свое «Руководство для девушек: как совершить преступление и не быть пойманной». Холодная, нарочито твердая просьба выдать мне всю наличку. Никакого преступного прошлого, никаких записок с угрозами, никаких клоунских масок. Сплошные обаяние и вежливость. Когда Слим меня выслушал, то сперва оглянулся на моего брата, потом уставился на меня.
– А как насчет огневой мощи? Нужно же что-то сунуть им в торец?
– Тоже мне, ковбой нашелся, – фыркнул Павлов. – Дружище, ты английский джентльмен, а не американский гангстер.
– Не придирайся.
– Ты вырос в каменном мешке. Так что какая уж тут стрельба с колес. Как там у них принято разворачиваться в три приема – до того, как идти на кассу, или уже после?
Подняв на Павлова холодный взгляд, я заявила, что оружия не будет и в помине. Но не потому, что не знаю, где его взять, а потому, что оно не понадобится.
– Мы имеем дело с жителями глубинки. Сомневаюсь, что мне даже придется повысить голос, прежде чем я получу то, что мне нужно.
– А мы? Что нам делать, пока ты грабишь банк? Сидеть дома? Хорошенько прибраться к твоему возвращению? – негодовал Слим.
– Да уж, – хмуро прошептал Павлов.
– Слим, я уже все решила. С первыми лучами зари я отправляюсь прочь из Лондона, чтобы поискать подходящий банк.
– Тут все дело в гордости, – сказал он. – В моей мужской гордости.
Иначе говоря, он сам должен проделать всю работу, даже если согласится играть по моим правилам.
– Ты – моя девушка, и меня это беспокоит. Ты сошла с ума и, кажется, поступишь по-своему, как бы я тебя ни отговаривал. Но я не найду себе места, если ты одна отправишься на грабеж и не вернешься. Вот почему я считаю все дальнейшие разговоры бессмысленными. Вопрос закрыт. Завтра утром я сам поеду и найду подходящий банк.
Я уже собралась было в ответ на эту тираду напомнить Слиму, что я свободный человек и могу делать все, что захочу, но он закончил тем, что подмигнул. Черт возьми, он подмигнул мне, и мы оба расплылись в глупейших улыбочках.
– Кстати, – сказала я, – я не ослышалась? Ты назвал меня своей девушкой?
– Может, и назвал. – Слим ухватил себя за локти, неожиданно смутившись. – Это плохо?
– Нет, если этим ты надеялся умаслить меня и сделать все по-своему. Но имей в виду, за рулем буду сидеть я. Нельзя грабить банк и прогревать мотор одновременно. Так не делается. Кому-то придется ждать, пока ты не запрыгнешь на заднее сиденье с наживой. – Дальнейшие препирательства я пресекла, добавив: – Если только ты не боишься доверить мне баранку.
В ответ Слим пожал плечами, но затем уловил юмор и простер ко мне руки. Я шагнула в пространство между нами и позволила притянуть себя еще ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49