Представьте себе рыболовную сеть, которой покрыт весь земной шар. Горизонтальные нити, идущие с востока на запад, называются параллелями, а вертикальные, от севера к югу, – меридианами. На них отложены широта и долгота. Пока понятно?– Понятно. Я видел, такие нарисованы на картах мира, – проговорил Рутерфорд.– А теперь вообразите, что я хочу сообщить вам, в какой точке мира нахожусь, и сообщила свои координаты на этой сетке, так что вы сможете точно определить мое местонахождение.– И это понятно.– Прежде всего нам понадобится нулевой меридиан – нулевой градус, от которого пойдет отсчет. Таковым может считаться любая линия долготы, бегущая от севера к югу, главное, чтобы мы оба приняли за точку отсчета одну и ту же долготу. Так вышло, что благодаря Британии, когда-то царице морей, линия долготы, проходящая от севера на юг через Королевскую обсерваторию Гринвич – это в Лондоне, – принята за нулевой меридиан. Так что если вы в Нью-Йорке, значит, вы на семьдесят четвертом градусе к западу от Гринвича, а если в Гонконге – то на сотом градусе к востоку от Гринвича. Вникаете?– Вникаю. Пока что яснее ясного. – Рутерфорд улыбнулся ей.– А вот теперь начинаются хитрости. Я не буду даже пытаться объяснить вам почему, поскольку это очень сложно, да и времени нет, но для того, чтобы во время плавания определять свою долготу, необходимо постоянно вести отсчет времени, которое идет в порту отправления, а также учет времени в течение всего плавания, причем записи должны быть предельно аккуратными. Задача может показаться совсем простой, но на самом деле это не так. Вплоть до восемнадцатого столетия хронометры отставали на минуту за час, а погрешность даже в несколько минут была чревата ошибкой в капитанских расчетах на десятки миль: моряки могли элементарно «промахнуться» мимо цели плавания. И представьте себе, на сколько они могли промахнуться за несколько дней, не говоря уж о нескольких месяцах. Поскольку в большинстве хронометров имелся маятник, в море они, естественно, работали не идеально – из-за качки. Я уж не говорю об изменениях в скорости работы хронометра в связи с колебаниями температуры воздуха и влажности. На протяжении истории человечества моряки мечтали о таком устройстве отсчета времени, которое не зависело бы от этих факторов. В конце концов, после гибели двух тысяч моряков в грандиозном кораблекрушении, Географическая комиссия, входящая в состав Британского правительства, объявила награду в двадцать тысяч фунтов стерлингов тому, кто сумеет изобрести навигационный хронометр, способный поддерживать точность до тридцати морских миль за период шестинедельного плавания в Вест-Индию. За дело взялся человек по имени Джон Харрисон. Ему потребовалось сорок лет, чтобы собрать удачную модель хронометра, но когда это ему наконец удалось, он его разбил! – рассказала Кэтрин.– Вот так история. И когда это было?– Приблизительно в тысяча семьсот шестидесятом.Кэтрин взглянула на доктора фон Дехенда. Он одобрительно кивнул.– В общем, по-моему, доктор фон Дехенд хочет подчеркнуть, что до этого изобретения никто – ни римляне, ни древние китайцы, ни шумеры, и уж тем более какая другая цивилизация…– …известная нам, – вставил доктор фон Дехенд.Кэтрин подняла брови и продолжала:– …известная нам, – не имели никакой возможности определить долготу.Фон Дехенд сделал глоточек чая и вновь озорно посмотрел на них.– Как же тогда, скажите на милость, можем мы объяснить тот факт, что географические особенности, с такой скрупулезностью нанесенные на картах Кента, были помещены на «правильные» долготы и широты?Кэтрин вновь испытала чувство благоговейного страха.«О нет! Не надо больше развенчивания исторических догм».Но доктор фон Дехенд, похоже, веселился вовсю.– Да, отличный вопрос, скажу я вам. На лежащих перед нами картах земли изображены довольно точно. Даже карта Зино, датируемая тысяча триста восьмидесятым годом, на которой нанесены Гренландия и окружающие воды Исландии, отобразила крохотные островки, затерянные на задворках арктических морей, на их истинных широтах и долготах. Как такое стало возможным?Доктор с важным видом расхаживал по комнате, его буквально распирало от воодушевления, навеянного работами средневековых картографов.– Вы, наверное, видели много разных карт мира. На некоторых из них страны выглядят сплющенными, на других – более вытянутыми. Все карты имеют форму сферы – либо части сферы – на плоском листе бумаги. В этом и кроется трудность. Без глубокого знания математики невозможно изготовить ни карты, ни один из хитроумных приборов учета времени, о котором нам поведала Кэтрин. Традиционная история свидетельствует: в то время, когда эти карты были изготовлены – а произошло это после даты тринадцать тысяч лет до нашей эры и до даты четыре тысячи лет до нашей эры, – на Земле не существовало цивилизаций, которым по уровню развития и накопленному опыту было под силу что-либо подобное. Хэпгуд, желая кое-что в этом вопросе уточнить, связался с профессором Страчаном из МТИ. Массачусетский технологический институт.

Доктор фон Дехенд повернулся к молодым людям и напряженно вгляделся в их лица.– Страчан заявил: точность и эффективность карт означают, что они могли быть составлены только высокоразвитой цивилизацией, обладающей знаниями сферической тригонометрии, а также инструментами для точного определения широты и долготы. А как еще иначе можно объяснить эти подробные, точные карты, дошедшие до нас сквозь тьму веков? Подлинность неоспоримая. Было это в отдаленные времена, до зарождения каких-либо известных нам культур и развитой цивилизации. Более того, если и существовала таковая цивилизация – она загадочным образом исчезла…Кэтрин ошеломленно воскликнула:– Но это невозможно! Должны же были сохраниться хоть какие-то останки той цивилизации.Фон Дехенд пожал плечами:– Не знаю. Я просто разъясняю вам то, что кроется за этими картами. Я всего лишь скромный географ.Все помолчали. Затем фон Дехенд вновь заговорил:– Представьте себе, что эта цивилизация была настолько передовой, что не нуждалась в добыче металлов и нефти… Представьте, что она использовала силу ветра и возобновляемую энергию дерева. Представьте, что она сознательно решила не наносить вред природе, как это делаем мы. И что в итоге останется? По-моему, самая малость.Кэтрин потрясенно молчала.«Я всего лишь хотела выяснить, зачем профессору эти карты, и столкнулась с чем-то совершенно необъяснимым и пугающим».Ей очень нужен был по крайней мере один практический ответ:– Но почему профессор Кент придавал такое значение этим картам?– А вот это для меня загадка еще более темная – боюсь, мне не удастся пролить на нее хоть лучик света. 12 Крепко сжимая в руке конверт с картами, Кэтрин вышла с лестницы доктора фон Дехенда на залитый солнцем двор колледжа. Ее едва не трясло от страха: мир вокруг рушился. Рутерфорд вышел за ней следом – голова шла кругом от всего услышанного. Объяснение, которое дал доктор фон Дехенд картам, необычайно взволновало его: никак не шла из головы записка, которую прислал ему профессор. Получалось, что вывод только один – к заявлению профессора карты имели прямое отношение.Если на самом деле существовало послание из далекого прошлого, логично было заключить, что в глубокой древности, до первых исторических записей, существовала и великая цивилизация, сгинувшая во тьме веков. И вероятно, карты являются твердым доказательством этого.«Возможно, профессор на самом деле расшифровал послание, пришедшее через тьму веков, – предостережение гиперцивилизованного народа детям будущего о том, что их вот-вот должна постигнуть та же страшная судьба».Однако все это казалось странным и даже нелепым.Кэтрин тяжко вздохнула, не зная, что делать. Она все еще не могла решиться рассказать Рутерфорду о том, что профессор отлично знал о грозившей ему опасности.Не потому, что не доверяла Джеймсу, – просто боялась стать лицом к лицу со сложностями: ведь если она покажет ему записку и поделится с своими подозрениями, если вообще кому-то расскажет, – пути назад уже не будет.С трудом скрывая отчаяние, она все же заговорила:– Джеймс, у меня к вам еще один странный вопрос. Ведь вы классицист – можете объяснить мне толкование слова «эврика»?Рутерфорд опешил.«Кэтрин что-то от меня скрывает».Искренне желая помочь ей, он сочувственно улыбнулся:– «Эврика», вы сказали? Полагаю, мне нет смысла интересоваться, зачем вы спрашиваете это?Кэтрин виновато проговорила:– Нет… Но, прошу вас, доверьтесь мне. Это важно.Рутерфорд рассмеялся и покачал головой, а Кэтрин продолжила:– Насколько мне известно, первым это слово произнес Архимед. Он сел в ванну, и его вдруг осенило, что масса тела вытесняет пропорциональное количество воды, в которую помещено. И тогда он воскликнул: «Эврика!», что означает: «Нашел!», выпрыгнул из ванны и помчался голый по улице, визжа от радости.Рутерфорд задумчиво посмотрел на нее.– Подозреваю, вы сейчас рассказали мне заимствованную версию.– В смысле?– Первым крикнул: «Эврика» не Архимед, а Пифагор, открывший зависимость квадрата гипотенузы в прямоугольном треугольнике от суммы квадратов катетов. Версия с голым Архимедом и ванной с водой появилась позднее и всегда очень нравилась школьным учителям.– А вы откуда знаете, что это был Пифагор, а не Архимед?– Крикнуть: «Эврика» мог только Пифагор, потому что Пифагор обладал чувством юмора.Кэтрин смутилась. «Причем здесь вообще чувство юмора?»– Не поняла…– Пифагор увлекался гематрией Гематрия – один из трех каббалистических методов раскрытия тайного смысла слова.

– раскрытием зашифрованных литературных посланий.«Гематрия? – повторила про себя Кэтрин, будто пробуя словно на вкус. – Никогда об этом не слышала».– Как можно зашифровать послание в одном слове? Наверное, очень короткое послание.– Конечно, но в данном случае это скорее игра слов. Сейчас объясню. Нужны ручка и бумага.– Хорошо. Только, если не возражаете, я бы хотела выйти с территории колледжа, а то здесь у меня начинаются приступы клаустрофобии, – попросила Кэтрин. – Мы можем пойти к вам?Рутерфорд помедлил, но одного взгляда в огромные искренние глаза Кэтрин достаточно было, чтобы понять: его объяснение было крайне важно для нее. Он решительно кивнул. 13 Высокий стройный мужчина лет сорока с небольшим в черной фетровой шляпе и темно-синем кашемировом пальто поверх элегантного серого костюма стоял в вестибюле колледжа Олл-Соулз, наполовину скрытом мрачными тенями.Его звали Иван Безумов. Уже полчаса он стоял так, почти не двигаясь и едва дыша, в терпеливом ожидании, словно хищная птица: взгляд его темных глаз цепко провожал каждого, кто пересекал двор.По мере приближения Кэтрин и Рутерфорда Безумов напряг слух в надежде услышать их разговор.«Ну наконец-то. Это она. На ошибку права нет. Эта женщина – единственная ниточка к исследованию профессора».Когда до них оставалось метров пять, Безумов вздохнул и вышел во двор. Стараясь выглядеть расслабленным и дружелюбным, он широко улыбнулся и снял шляпу.– Здравствуйте. Меня зовут Иван Безумов. А вы, наверное, Кэтрин Донован…Полностью игнорируя Рутерфорда, Безумов сердечно пожал руку Кэтрин и продолжил:– Я столько слышал о вас от профессора…Его русский акцент было трудно не заметить. Кэтрин выглядела смущенной. Рутерфорд шагнул вперед и протянул руку:– Джеймс Рутерфорд.– А, да, хорошо. – Безумов повернулся к Кэтрин. – Я был коллегой покойного профессора… Ужасная трагедия, и я искренне сочувствую вам… Я ждал вас в вестибюле, думал, вдруг случайно пройдете мимо. Понимаю, не совсем подходящее время, но мне очень надо поговорить с вами. Разрешите предложить вам чашечку кофе?«Кто этот странный человек? – думала Кэтрин. – Уверена, его проблема не настолько важна, чтоб не дождаться окончания похорон профессора Кента. По-моему, неучтиво так бесцеремонно просить меня о разговоре сейчас».– Боюсь, вы правы, мистер Безумов, момент и впрямь неподходящий. Однако, думаю, примерно через неделю… Вы в Оксфорде ненадолго?Безумов изобразил сильное расстройство. Он резко сунул руку во внутренний карман кашемирового пальто. Инстинктивно Кэтрин и Рутерфорд отступили на шаг.– Вот… Это рекомендательное письмо профессора.Он сунул Кэтрин под нос листок бумаги с короткой запиской, набросанной зелеными чернилами рукой профессора. Не беря записки из руки Безумова, Кэтрин с недоверием прочла: «Дорогая Кэтрин!Мой коллега Иван Безумов едет из Санкт-Петербурга в Оксфорд. Не так давно мы с ним начали работу над проектом – пожалуйста, окажи ему посильную поддержку, пока он будет в Оксфорде, и обеспечь его всем необходимым.Спасибо. Кент».
«Странно, – подумала она. – Как-то отчужденно и формально. Совсем не в духе профессора».Не дав ей времени на размышление, русский вновь подал голос:– Доктор Донован, я тут подумал… Вы еще не ходили на квартиру к профессору? Понимаете, мы с профессором перед его смертью работали над одним серьезным проектом…Безумов опустил глаза на конверт с картами в правой руке Кэтрин.– …и я хотел посмотреть, может, найду кое-какие записи…Кэтрин инстинктивно прижала к себе конверт. Безумов заметил ее реакцию и, продолжая говорить, не смог удержаться – и снова взглянул на конверт.– Повторяю, мне очень неловко беспокоить вас в такое время, но не оставил он чего-либо? Документы, записи? Папку либо подшивку?Губы Безумова вновь разлепились, сотворив тонкую просительную улыбку. Его взгляд был сосредоточен на конверте, который держала Кэтрин. Этот человек своими манерами начинал пугать ее. Она подумала о записке, что показал ей Безумов.«Профессор в общении со мной никогда не называл себя «Кент». Может, его, – горло Кэтрин перехватило, – заставили написать это? И он ли вообще писал?»После странных событий этого утра она бы не удивилась, узнав, что Безумов подделал записку. Голова ее шла кругом. Кэтрин вдруг почувствовала страшную усталость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33