Заиграла музыка. Собака встрепенулась и подняла голову, заинтересовавшись тем, что происходит.– Джекоб, – сказал я, – ты что, шантажируешь меня?Он удивленно посмотрел на меня.– Что ты имеешь в виду?– Как прикажешь тебя понимать: ты не станешь мне помогать, если я не пообещаю тебе ферму?Он задумался, потом кивнул головой.– Пожалуй, так.Медвежонок пел по-французски: «Братец Жак, братец Жак…» – Я помогаю тебе, – произнес Джекоб, – потом ты помогаешь мне. По-моему, это справедливо, не так ли?– Да, – ответил я. – Думаю, что справедливо.– Так как же, могу я рассчитывать на тебя? Мелодия становилась все медленнее. Я дождался, когда медвежонок умолк и в комнате воцарилась полная тишина, и тогда – сознавая, что даю брату обещание, которое не собираюсь выполнять, – кивнул.– Я сделаю все, что ты попросишь, – сказал я.
Пока мы с Сарой расставляли на столе блюда – лазань, чесночный хлеб, салат, – Джекоб, извинившись, удалился в туалет. Он находился прямо по коридору, под лестницей, – я проводил его взглядом и дождался, пока он скрылся за дверью.– Он согласился? – прошептала Сара, махнув ножом в сторону ванной. Мы оба склонились над столом: Сара резала хлеб, а я наполнял бокалы вином. Саре я налил яблочный сок: пока она кормила грудью, алкоголь ей был противопоказан.– Мы только что позвонили, – сказал я. – Завтра в семь мы заедем за Лу.– Ты слышал их разговор?Я кивнул.– Я сидел рядом.– Он ничем не намекнул ему на заговор?– Нет. Он в точности передал мои слова.– И даже не противился?Я заколебался, прежде чем ответить, и Сара тут же подняла на меня взгляд.– Он взял с меня обещание помочь ему с фермой.– С отцовской?Я кивнул головой.– Мне кажется, мы договорились…– Он не оставил мне выбора, Сара. Или я помогаю ему вернуть ферму, или он отказывается участвовать в заговоре.Зашумела вода в унитазе, и мы оба выглянули в коридор.– Но ты, я надеюсь, не позволишь ему остаться здесь? – спросила она.Дверь туалета открылась, и я отвернулся от Сары, чтобы убрать бутылку обратно в холодильник.– Нет, – сказал я. – Конечно, нет.Аманда спала в гостиной, в переносной люльке. Сара принесла ее на кухню, чтобы Джекоб мог посмотреть на племянницу, прежде чем мы сядем за стол. Он, казалось, совершенно не представлял, как ему реагировать на такую малышку. Когда Сара заставила его взять девочку на руки, он, залившись румянцем, неловко вытянул руки вперед и отстранил ее от себя, словно она была грязной и он боялся испачкаться. Аманда расплакалась, и Саре пришлось унести ее обратно в гостиную и успокоить.– Она такая крохотная, – пробормотал Джекоб, будто вовсе не ожидал этого. Больше он ничего не смог придумать.Это был странный ужин. Из нас троих только лишь Сара чувствовала себя раскованно и веселилась от души. Она была мила, привлекательна и, казалось, сознавала это. Тело ее уже обрело прежнюю упругость, утраченную во время беременности, и, хотя я и знал, что она очень устает – ребенок не давал ей поспать более четырех часов подряд, – выглядела она энергичной и здоровой. Время от времени она незаметно потирала ступней мою икру.Джекоб, стесняясь ее присутствия, сосредоточился на еде. Ел он быстро, жадно, и вскоре на лбу его проступили капельки пота. Все в его облике и поведении указывало на то, что мой брат испытывал дискомфорт – он прямо-таки источал это ощущение, как миазмы, и вскоре сама атмосфера за столом словно пропиталась ими. Я тоже стал изъясняться с трудом, подолгу думал над вопросами, которые мне задавали Джекоб и Сара, так что ответы мои были скупыми и формальными, как будто я был со всеми в ссоре, но виду старался не показывать.И только вино спасло этот вечер. Сара первая угадала, что нужно: каждый раз, как мы с Джекобом осушали свои бокалы, она вставала и вновь наполняла их. Я не любитель выпить – мне никогда не нравилось состояние заторможенности, которое вызывает спиртное, – но в тот вечер алкоголь сработал именно так, как и требовалось, полностью оправдав свое предназначение – успокаивать нервы, смягчить обстановку, наводить мосты в людских взаимоотношениях. Чем больше я пил, тем легче мне было говорить с Джекобом, и, чем больше он пил, тем легче ему было говорить с Сарой.Опьянение, по мере того как усиливалось, наполняло меня надеждой. Это было какое-то физическое ощущение, что-то теплое и жидкое, родившееся в груди – шло оно прямо от сердца, насколько я помню, – и постепенно разливавшееся по всему телу. Я начал думать о том, что мой брат не такой уж и недосягаемый, каким он всегда мне представлялся. Возможно, его еще не поздно перевоспитать, приблизить к своей семье, породниться с ним душой. Он сидел напротив меня, говорил о чем-то с Сарой, даже, я бы сказал, флиртовал с ней – правда, делал это как-то робко, как школьник, кокетничающий с учительницей, – и, наблюдая эту милую сценку, я почувствовал, как переполняет мое сердце любовь к ним обоим, и мне безумно захотелось, чтобы нам обязательно повезло. Я бы помог Джекобу купить землю где-нибудь на западе – в Канзасе или Миссури, решил я; помог бы ему обустроить ферму наподобие отцовской; построить такой же дом, как тот, в котором мы выросли; и это стало бы местом, куда мы с Сарой и Амандой могли бы приехать через много лет, отдохнуть от бесконечных странствий по свету; оно заменило бы нам дом, уехав из которого, мы всегда могли бы туда вернуться с подарками для Джекоба и его семьи.Я смотрел, как они болтают друг с другом, смеются, и, хотя и сознавал, что пьян – чувствовал это по своим репликам, жестам, мыслям, – все-таки не мог избавиться от ощущения, что удача не заставит себя ждать и отныне все сложится именно так, как мы и планировали.
Ужин подходил к концу, когда из гостиной вдруг раздался плач Аманды. Сара понесла ее наверх кормить, а я занялся мытьем посуды. К тому времени как она вернулась, уложив малышку спать, я уже заканчивал с уборкой, а Джекоб снова удалился в туалет.Остаток вечера мы решили скоротать за «Монополией». Пока я протирал посуду, Сара начала раскладывать игру. Я много выпил и теперь чувствовал себя так, словно был обременен тяжкой ношей, и потому все, за что я брался, требовало от меня больших усилий, чем обычно. Я уже начал подумывать о том, чтобы пойти наверх и завалиться спать; в данный момент это было моим единственным желанием.Закончив протирать посуду, я подошел к столу и сел. Сара сдавала деньги. Отсчет она вела по восходящей – сначала шли одно-, пяти– и десятидолларовые бумажки, потом по двадцать и пятьдесят долларов. Когда очередь дошла до сотенных, она бросила на меня озорной взгляд.– Знаешь, что мы сделаем? – спросила она.– Что?Сара ткнула пальцем в поднос, полный денег.– Мы сыграем с настоящими сотенными.– С настоящими? – Я так устал, что до меня не сразу дошло, что она имеет в виду.Она ухмыльнулась.– Можно принести одну пачку.Я уставился на нее, обдумывая предложение. Идея достать деньги из тайника вызывала во мне какое-то смутное чувство опасности, безрассудный страх, панику. Я покачал головой.– Да брось ты. – Сара беспечно махнула рукой. – Будет забавно.– Нет, – сказал я. – Не хочу.– Но почему?– Думаю, не стоит рисковать по пустякам.– Какой риск? Мы же только используем их в игре.– Я не хочу распаковывать их, – упрямился я. – Плохая примета.– О, Хэнк. Не говори глупостей. Когда еще тебе случится сыграть в «Монополию» с настоящими стодолларовыми банкнотами?Я начал что-то отвечать ей, но голос Джекоба прервал меня. Он уже вернулся из туалета; мы даже не слышали, как он подошел.– Так они спрятаны в доме? – спросил Джекоб. Он стоял в дверях кухни – усталый, объевшийся.Я метнул хмурый взгляд на Сару.– Только часть, – поспешила ответить она. – Так, пара пачек.Джекоб побрел к своему стулу.– А действительно, почему бы нам не воспользоваться ими? – проговорил он.Сара молча наполнила его бокал вином. Оба они ждали, что скажу я. А что я мог сказать? У меня не было веских доводов «против», лишь смутное предчувствие, что этого делать нельзя, что с деньгами мы должны быть щепетильны до крайности, обращаться с ними предельно осторожно – как с бомбой или ружьем. Беда в том, что я никак не мог сообразить, как выразить свою мысль, но даже если бы и сумел это сделать, то все равно мои слова прозвучали бы глупо. «Да ведь это просто игра, – возразили бы они, – мы потом вернем все на место».– Хорошо. – Я вздохнул, откинувшись на спинку стула, а Сара побежала наверх за деньгами.
Мы разыграли фишки. Азарт, охвативший было нас при появлении в игре настоящих денег, на удивление быстро прошел, и вскоре стодолларовые купюры казались нам такими же игрушечными, как и остальные деньги, – обычные прямоугольнички цветной бумаги, ну, может, чуть длиннее и чуть толще, вот и вся разница. Мы рассчитывались ими в воображаемых сделках, и это как-то обесценило их в наших глазах. Они перестали быть для нас реальными.Игра продолжалась несколько часов, так что закончили мы уже около полуночи. Я оказался банкротом. Сара и мой брат согласились на ничью, хотя Джекоб явно тянул на победителя. У него было больше недвижимости – домов, отелей, и плюс ко всему огромная куча денег. Так что, если бы они стали доигрывать, он очень скоро разорил бы и ее.Я собрал игру, а Сара – стодолларовые купюры, которые потом отнесла обратно наверх.Я не догадывался, насколько пьян мой брат, пока он не встал. С трудом выбравшись из-за стола, он на полусогнутых ногах сделал пару шагов к разделочному столику; лицо его было испуганным, руки он выставил вперед. Казалось, будто он разом превратился в толстенную куклу-марионетку, и кто-то другой теперь контролирует его движения, дергая за невидимые нити. Джекоб положил свою огромную руку на столик и уставился на него, словно опасаясь, что он может исчезнуть, стоит оставить его без присмотра. Потом он покачнулся и хихикнул.– Почему бы тебе не остаться у нас ночевать? – предложил я.Он окинул взглядом стол и стулья, посудомоечную машину, раковину, плиту.– Где, здесь? – спросил он.– В комнате для гостей. Наверху.Джекоб хмуро посмотрел на меня. Он никогда не ночевал в нашем доме – ни разу за все годы, что мы здесь жили, – и казалось, будто мое предложение озадачило его. Он собирался что-то сказать, но не успел открыть рот, как я перебил его.– Тебе нельзя садиться за руль в таком состоянии. Ты слишком пьян.– А что скажет Сара? – громким шепотом спросил он, выглядывая в коридор.– Не беспокойся, – сказал я. – Она не будет возражать.Я помог ему подняться по лестнице, чувствуя себя рядом с этой тушей, которую мне приходилось поддерживать и подталкивать вперед, мальчишкой-подростком. Джекоб то и дело хихикал.Я провел его в комнату для гостей, что находилась напротив нашей спальни. Он уселся на кровать и попытался расстегнуть рубашку. Я присел перед ним на корточки и начал расшнуровывать ему ботинки. Пес тоже пришел вслед за нами. Он обнюхал всю мебель в комнате, потом забрался в постель и свернулся на ней плотным клубочком.Сняв с брата ботинки, я взглянул на него и обнаружил, что он сидит, изумленно уставившись на спинку кровати.– Все в порядке, – проговорил я. – Сейчас я уложу тебя спать.– Это моя кровать.Я кивнул головой.– Да, сегодня ты будешь спать здесь.– Это моя кровать, – повторил он, на этот раз с большей настойчивостью. Джекоб протянул руку к изголовью, и я понял, что он имеет в виду. Это была кровать, на которой он спал еще ребенком.– Все верно, – кивнул я. – Отец привез ее к нам незадолго до смерти.Затуманенным взглядом Джекоб окинул комнату. Знакомых предметов он больше не обнаружил.– Впрочем, матрац на ней новый, – сказал я. – Старый весь износился.Джекоб, казалось, не понимал, о чем я говорю.– Теперь она в комнате для гостей, – пробормотал он.Он еще какое-то время разглядывал спинку кровати, потом оторвал ноги от пола и завалился на спину. Кровать качнулась под ним, как лодка. Собака приподняла голову и недовольно покосилась на него. Джекоб наконец закрыл глаза. Заснул он почти мгновенно, его тяжелое дыхание всего за несколько минут переросло в храп. Мышцы лица расслабились, челюсть отвисла, и я разглядел его зубы. Они казались слишком большими, широкими и толстыми для его рта.– Джекоб? – прошептал я.Он не ответил. Очки сползли ему на нос, и я приподнялся, чтобы снять их. Я вывел дужки из-за ушных раковин, сложил очки и оставил их на столике возле кровати. Без очков Джекоб выглядел старше своих лет. Я нагнулся и легким поцелуем коснулся его лба.Из спальни донесся детский плач.Джекоб приоткрыл глаза.– Поцелуй Иуды… – хриплым шепотом произнес он.Я покачал головой.– Нет. Я просто желаю тебе спокойной ночи. Он попытался сфокусировать на мне взгляд, но безуспешно.– У меня все плывет перед глазами, – пожаловался он.– Это пройдет. Постарайся расслабиться.Он улыбнулся, явно подавив в себе желание хихикнуть, потом как-то неожиданно стал серьезным.– Ты поцеловал меня на ночь? – спросил он. Голос его чуть дрогнул.– Да.Слегка сощурившись, он пристально посмотрел на меня. Потом кивнул.– Спокойной ночи, – заплетающимся языком произнес он.Когда он закрыл глаза, я, пятясь, тихо вышел из комнаты.
В спальне я застал Сару в постели. Она уже успокоила Аманду, и малышка, тихонько воркуя, засыпала в своей колыбельке.Деньги были сложены в стопку на комоде. Переодевшись в пижаму, я подошел и взял их.– Это было глупо, Сара, – сказал я. – Мне даже на верится, что подобное предложение исходило от тебя.Она внимательно посмотрела на меня. В лице ее отразились удивление и обида.– Я подумала, что так будет веселее, – проговорила она. Сара сидела в одних трусиках, волосы ее были сколоты в пучок, как у школьной учительницы.– Мы же договорились не дотрагиваться до денег, – напомнил я.– Зато всем было весело. Согласись. Тебе ведь тоже понравилось.Я покачал головой.– Вот из-за такой же ерунды мы и попадемся.– Но я же не выносила их из дома.– Ты не должна даже прикасаться к этим деньгам, пока мы не уедем отсюда.Сара нахмурилась. Я знал, что она сейчас обо мне думает: что я груб и все такое, но меня это не волновало.– Обещаешь? – спросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50