Уже много лет я не был на ферме и теперь изумленно взирал на то немногое, что осталось от родительского дома, в котором прошло мое детство. Сам дом, амбар и надворные постройки были разобраны и вывезены, фундамент засыпан землей, и на его месте раскинулось поле. Деревья-великаны, когда-то обрамлявшие внутренний двор, были вырублены и, вероятно, проданы как лесоматериал. Единственным свидетелем присутствия на этой земле нашей семьи была отцовская ветряная мельница, которая, хотя и чуть покосившись, все еще стояла в четверти мили к западу от нас.– Ты что, часто наведываешься сюда? – спросил я Джекоба.Он пожал плечами.– Иногда, – ответил он, глядя в ту сторону, где некогда стоял наш дом. Со всех сторон нас окружала голая заснеженная пустошь, и не на чем было задержать взгляд. С таким же успехом можно было просто смотреть в небо.– Хочешь выйти? – предложил Джекоб.У меня не было особого желания выходить из машины, но ему, судя по всему, этого очень хотелось, поэтому я с готовностью кивнул и толкнул дверцу.Мы побрели по полю, где, как нам казалось, когда-то пролегала гравийная дорожка, ведущая к нашему дому. Мэри-Бет рванул вперед, преодолевая высокие, нам по колено, сугробы, то и дело останавливаясь и обнюхивая снег. Преодолев ярдов сто, мы подошли к тому месту, где некогда стоял наш дом. Может, это было вовсе и не то место: ориентиров не было никаких – ни столбика, ни следов скважины, ни даже какого-либо углубления в земле, оставленного фундаментом. В общем, оно ничем не отличалось от окрестностей. Ветряная мельница, что стояла поодаль, выглядела бесхозной и заброшенной. С севера подул легкий бриз, и мельничные лопасти начали чуть заметно вращаться. При этом они заскрипели, как старое кресло-качалка, но, стоило нам обернуться на звук, тут же замерли.Джекоб все пытался угадать, где что стояло – амбар, навес для трактора, зернохранилище, металлические бункеры, в которых отец держал семена. Он беспрерывно крутил головой по сторонам, размахивая руками. Его кожаные ботинки насквозь промокли от снега.– Джекоб, – перебил я его наконец, – зачем ты меня сюда привез?Он ухмыльнулся.– Я решил, как распорядиться своей долей.– Ну, и как же?– Я хочу выкупить ферму.– Эту?Он кивнул.– Я намерен отстроить заново дом, амбар – в общем, все, что здесь было раньше.– Но это невозможно, – в ужасе воскликнул я. – Мы должны будем оставить эти края.Собака рылась в снегу возле наших ног, и Джекоб какое-то время наблюдал за ней, не торопясь с ответом. Наконец подняв на меня взгляд, он сказал:– Куда мне ехать, Хэнк? То ли дело вы, ребята. У тебя есть Сара, у Лу – Ненси, а у меня никого. Ты хочешь, чтобы я всю жизнь скитался в одиночку?– Ты не можешь купить ферму, Джекоб. Как ты объяснишь, откуда у тебя столько денег?– Я подумал, что мы могли бы сказать, будто Сара получила наследство. Здесь никто ничего не знает о ее семье. Мы объясним, что вы перед отъездом купили ферму, а меня оставили управляющим.Я окинул взглядом окружавшие нас со всех сторон голые поля и попытался представить, что мой брат остается здесь, строит дом, возводит заборы, выращивает урожаи. Мне не верилось, что такое возможно.– Я думал, ты обрадуешься, – проговорил он. Это же наша ферма. И я собираюсь возродить ее.Я нахмурился. Джекоб ошибался: чего-чего, а уж радости я не испытывал ни малейшей. От фермы я бежал всю свою сознательную жизнь. Сколько себя помню, наша ферма представлялась мне единственным местом на земле, где все ломается и приходит в упадок, где ничего нельзя планировать и прогнозировать. Даже сейчас, глядя на этот пустырь, я испытывал глубочайшую безысходность. С этим местом меня не связывало ни одно приятное воспоминание.– Все это очень непросто, Джекоб, – произнес я. – Ты хотя бы это понимаешь? Недостаточно купить ферму, на ней надо еще и работать. Нужно знать толк в машинах и семенах, удобрениях и пестицидах, гербицидах, дренаже, ирригации, погоде и правительстве. Ты же не имеешь ни малейшего представления обо всем этом. Тебя ждет тот же финал, что и отца.Уже сказав это, я понял, что перегнул палку. Даже одного взгляда на брата было достаточно, чтобы догадаться, что я его обидел. Джекоб стоял, ссутулившись, засунув руки глубоко в карманы своих фланелевых брюк; куртка задралась. Он не смотрел на меня.– Ферма должна была отойти мне, – пробормотал он. – Отец обещал мне это.Я кивнул, все еще чувствуя себя виноватым за те обидные слова, что я произнес. Отец хотел, чтобы один из нас стал фермером, другой – юристом. Поскольку я лучше учился в школе, меня решили отправить в колледж. Впрочем, никто из нас так и не оправдал отцовских надежд; мы оба не дотянули до планок, что он установил для каждого из нас.– Я прошу тебя помочь мне, – сказал Джекоб. – Никогда раньше я не обращался к тебе с просьбами, но сейчас не могу поступить иначе. Помоги мне вернуть ферму.Я ничего не ответил. Мне не хотелось, чтобы он оставался здесь после дележа денег – я знал, что добром это не кончится, – но не мог найти подходящих слов, чтобы переубедить его.– Я не прошу денег, – продолжал он. – Я лишь хочу, чтобы ты пустил слух о том, что Сара получила наследство.– Ты еще даже не знаешь, согласится ли Мюллер продать тебе ферму.– Если я предложу ему хорошие деньги, продаст.– А ты не можешь купить другую ферму? Где-нибудь на западе, где нас никто не знает?Джекоб покачал головой.– Я хочу эту ферму. Я хочу жить там, где мы выросли.– А что будет, если я откажу тебе в помощи? Он на мгновение задумался, потом пожал плечами.– Не знаю. Наверное, попытаюсь сочинить другую историю.– Но разве ты не понимаешь, насколько это опасно, Джекоб? Твое присутствие здесь явится угрозой для всех нас. Единственная возможность избежать неприятностей – это исчезнуть всем вместе.– Я не могу уехать, – сказал он. – Некуда мне ехать.– Да перед тобой весь мир! Ты можешь осесть там, где захочешь.– Я хочу только сюда. – Он топнул ногой по снегу. – Прямо сюда. Домой.С минуту мы оба молчали. Опять налетел ветерок, и мы посмотрели на ветряную мельницу, но ее крылья так и не дрогнули. Я уже собирался с духом, чтобы ответить Джекобу отказом, убедить его в том, что затея его бессмысленна, когда вдруг он сам, словно угадав мои намерения, позволил мне взять тайм-аут.– Тебе необязательно давать ответ прямо сейчас, – проговорил Джекоб. – Я только хочу, чтобы ты пообещал мне подумать о моей просьбе.– Хорошо, – ответил я, благодарный ему за понимание. – Я подумаю.
Только потом, когда Джекоб уже высадил меня у дома и я открывал входную дверь, до меня дошло, почему он приоделся и подстригся перед нашей встречей. Он хотел произвести на меня впечатление, предстать передо мной зрелым и солидным человеком, доказать, что, выпади ему шанс, и он может справиться с ролью взрослого не хуже меня. Подумав об этом и представив, как он начищает ботинки в своей мерзкой хибаре, как просовывает ноги в неудобные тесные брюки, застегивает ремень, надевает носки, а потом стоит в ванной перед зеркалом, оценивая результат своих усилий, я почувствовал, как меня захлестывает волна жалости и к себе, и к нему; мне стало очень грустно оттого, что мы так далеки друг от друга. И ужасно захотелось помочь ему с фермой.Но я знал, что это невозможно, как бы мне этого ни хотелось, и, когда днем я обговорил это с Сарой, она согласилась со мной.– Он должен уехать, Хэнк, – сказала она. – Не может быть и речи о том, чтобы он остался.Мы сидели у камина в гостиной. Сара опять вязала, и, когда она говорила, спицы негромко постукивали, словно переводили ее слова на азбуку Морзе.– Ты должен заставить его понять это.– Знаю, – кивнул я. – Но там я не мог этого сделать. Скажу ему обо всем в понедельник.Она покачала головой.– Не говори, пока не возникнет необходимость.– Что ты имеешь в виду?– Со временем он может утратить интерес к своей затее.Я понял ее позицию; она боялась, что мой отказ настроит Джекоба враждебно по отношению к нам, толкнет его к Лу. Я хотел было поспорить с ней, сказать, что не стоит опасаться Джекоба, что он все-таки мой брат и ему можно доверять, но вдруг понял, что у меня нет весомых аргументов, нет солидных, объективных доказательств его преданности. И потому мне не оставалось ничего другого, как сказать:– Жаль, что мы не можем помочь ему с фермой. Спицы замерли, и я почувствовал на себе взгляд Сары.– Он не может здесь оставаться, Хэнк. Это погубит нас.– Знаю. Я просто сказал, что мне жаль отказывать ему в помощи.– Тогда возьми с него обещание, что он уедет. Только так ты сможешь ему помочь.– Но что он будет делать, Сара? Ты об этом подумала? Ему ведь некуда ехать.– У него будет миллион долларов. Он сможет поехать куда угодно.– Только не туда, куда хочет.– Совершенно верно, – подтвердила она, кивнув.Спицы вновь замелькали в ее руках.– Я всегда плохо относился к Джекобу, – проговорил я, – даже когда мы были маленькими. И мне кажется, будто я всю жизнь предавал его.– Можно подумать, он очень много сделал для тебя.Я пропустил ее слова мимо ушей. Она меня не понимала.– Когда-то я относился к нему почтительно, – продолжал я. – Но только до той поры, пока не пошел в школу, где стал свидетелем того, как над ним издеваются из-за его полноты. Тогда я начал стыдиться того, что он мой брат. И смотреть на него свысока. Он знал это, чувствовал перемену в наших отношениях.Спицы продолжали постукивать.– Это вполне естественно, – сказала Сара. – Ты же был маленьким.Я покачал головой.– Он был таким робким, ранимым ребенком.– А теперь такой же робкий и ранимый взрослый.Я нахмурился. Мне хотелось выразить ей свои чувства к брату, поделиться своими переживаниями и отчаянием, которые не давали мне покоя с той самой минуты, как мы расстались с Джекобом.– А ты знаешь, что он писался в постели? – спросил я.– Кто, Джекоб? – Сара ухмыльнулась.– В седьмом классе у него вдруг возникли проблемы с мочевым пузырем. Это продолжалось всю зиму и весну. Мама специально заводила будильник, чтобы просыпаться среди ночи и будить Джекоба, вести его в туалет, но все было бесполезно.Сара не отрывалась от вязанья. Казалось, она не обращает никакого внимания на то, что я говорю.– В довершение ко всему я проболтался одному из своих приятелей, и очень скоро об этом узнали все. Вся школа.– Джекоб был в ярости?– Нет. Ему было очень стыдно, но это лишь всех подзадоривало. Он не рассказал об этом родителям, так что мне удалось избежать наказания. – Я сделал паузу, задумавшись над этим. – Это был самый жестокий поступок в моей жизни.– С тех пор прошло так много времени, Хэнк, – сказала Сара. – Готова спорить, что сейчас он даже не вспомнит, что такое было.Я покачал головой. Мне вдруг стало ясно, что не следовало говорить об этом: рассказ был совершенно некстати, к тому же я сказал вовсе не то, что хотел. А хотелось мне просто выразить свое искреннее желание помочь брату, сделать для него что-нибудь хорошее, изменить его жизнь к лучшему. Но как облечь все это в слова – я не знал.– Какая разница – помнит он или нет? Вот все, что я сказал.
Поздно ночью меня разбудил шум подъехавшего автомобиля. Сара лежала на спине рядом со мной, дыхание ее было глубоким и ровным. Единственным источником света в комнате был электронный будильник, циферблат которого отбрасывал бледно-зеленые блики на ночной столик и укрытый одеялом огромный живот Сары.Часы показывали без четверти час. Я услышал, как мотор автомобиля заглох.Соскользнув с кровати, я босиком прокрался к окну. Небо было чистым. Полумесяц – бледно-желтый, почти белый – завис посередине небосклона. Звезды струили яркий и холодный свет, который, просачиваясь сквозь ветви деревьев, отражался на снегу блестящими искорками. На подъездной аллее, припаркованный к дому, стоял автомобиль Лу.Я взглянул на Сару, которая дышала все так же спокойно и безмятежно, потом на цыпочках пересек комнату и вышел в коридор.Уже спускаясь по лестнице, я расслышал, как скрипнула открываемая дверца автомобиля. Еще мгновение – и она опять издала тот же скрипучий звук, только чуть тише – ее явно закрывали.Подойдя к двери, я выглянул в щель. По аллее, осторожно ступая по снегу, шел Лу. На нем была белая маскировочная куртка; походка его чем-то напоминала нетвердую поступь пьяного. Я не был уверен, но похоже было, что в машине его кто-то ждал. Лу махнул рукой в сторону гаража.Гараж примыкал к левому крылу дома. Его фасад мне виден не был, и когда Лу приблизился к нему, то исчез из поля моего зрения.В доме у меня не было никакого оружия. Разве что кухонные ножи, но мне не хотелось бежать за ними и отвлекаться из-за этого от наблюдения.Лу довольно долго копался в гараже. Двери гаража никогда не запирались, но и поживиться там было нечем. Я уставился на его машину. Там определенно кто-то был – возможно, даже двое.Миниатюрные дедовские часы Громко тикали в гостиной, и от этого тишина в доме казалась еще более зловещей.Мне вдруг пришла в голову мысль зажечь свет и тем самым вспугнуть незваных гостей, но я этого не сделал. Я остался стоять у двери, дрожа от холода – в одной пижаме, босиком, дожидаясь, пока появится Лу.Он наконец показался из-за угла, но направился не к машине, а прямиком к моей двери.Я напрягся и отступил на два шага назад.Лу взошел на крыльцо, его сапоги глухо застучали о деревянные ступени – звук напоминал барабанный бой. Он подергал дверную ручку, но дверь была заперта. Тогда он постучал, очень тихо, очевидно, перчатками.Я не шелохнулся.Он опять постучал, уже громче, на этот раз кулаком, – помня о том, что наверху спит Сара, я подошел к двери и щелкнул замком.Приоткрыв дверь, я выглянул наружу и прошептал:– Что ты здесь делаешь, Лу?Он широко улыбнулся, показав свои гнилые зубы. Глаза его блестели.– Мистер Бухгалтер! – воскликнул он, словно был удивлен нашей встречей.Я нахмурился – выражение его лица тотчас же изменилось, он стал серьезным и мрачным.– Хэнк, – сказал он, – я здесь, чтобы произвести небольшое изъятие. – Потом, не сдержавшись, хихикнул и вытер рот перчаткой. Я уловил запах алкоголя.– Иди домой, Лу, – проговорил я. – Разворачивайся и иди домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50