Я изнемогал от усталости. Что-то двигалось и гудело. Я не сразу сообразил, что это.
Механизм лифта.
Шкив и тросы пришли в движение. Ночью кабину лифта оставляли наверху; теперь она начинала свое долгое путешествие вниз. Внутри были включены лампы, и, проезжая мимо, кабина меня осветила. Я услышал крик, который донес до меня ветер:
– Вон он!
Я продолжал лезть вверх. Мне предстояло преодолеть последние тридцать ступенек. Я понимал, что смогу добраться до верха раньше лифта. Все знают, что лифты движутся целую вечность.
Лифт ударился о нижнюю платформу у основания стальных вышек, и этот звук разбудил молчаливую реку. Двери открылись.
Впереди еще половина лестницы. Двадцать пять ступенек. От усталости я уже почти ничего не видел.
Я поднялся еще на восемь или десять ступенек, когда услышал, что внизу закрылись двери. Еще одна ступенька – я двигался безнадежно медленно. Меня тошнило от напряжения.
Наступила напряженная пауза, затем я увидел, как потянулись вниз стальные тросы; ровное и неумолимое движение.
Мне было необходимо ненадолго остановиться. Я слишком устал.
Противовес бесшумно плыл вниз. Я с трудом поднялся еще на три ступеньки. Потом еще на одну. Я еще мог это сделать. Цель уже была близка. Но добравшись до вершины, я вряд ли буду способен стоять на ногах, а полицейские выгрузятся там со свежими силами. Черт возьми, они же поднимутся на лифте, конечно, они будут полны сил. Подлецы.
Кабина лифта проплыла наверх мимо меня. Мне оставались еще пять ступеней. Пять паршивых ступеней. Лифту понадобится время, чтобы причалить к площадке. И он не сразу откроет двери.
Три ступени.
Меня затронула полоса света, когда открылись двери лифта. Раздался стук ботинок – это выходили полицейские. Если бы я двинулся по основному пешеходному пути, они смогли бы стрелять в меня. Я пригнул голову, пережидая, пока они освободят лифт. Они суетились как раз в том месте, где заканчивалась аварийная лестница.
Под пешеходным проходом для туристов находился служебный настил шириной примерно в три доски, человек на нем не помещался в полный рост. По одну сторону настила шли перила. А по другую была пропасть в шестьдесят метров глубиной. Вероятно, наверху рабочие использовали страховочные веревки. Я ухватился за перекладину, раскачался и спрыгнул вниз.
Я бежал по доскам настила. Сначала я прижимал голову к груди, иначе она была бы всего на пару футов ниже их ног. Полицейские явно запутались. Они побежали по верхнему пешеходному пути, и только потом до них дошло, что меня там нет. Они бросились обратно, чтобы взглянуть на лестницу, по которой я поднимался. Я уже достиг середины моста, когда они выбрались на тот же уровень, что и я. Они совершили ошибку: им было бы лучше остаться наверху, перебежать на противоположную сторону и, опередив меня, встретить на другом берегу.
Я тоже совершил ошибку – посмотрел вниз. Там была такая глубина, от которой сводило живот. Ничто не мешало моему падению вниз. Если бы я находился на тротуаре на уровне земли, этой ширины было бы для меня вполне достаточно, чтобы идти без остановки и не упасть, но на высоте шестидесяти метров это казалось невыполнимой задачей. Мне мешал страх, а теперь к нему прибавился и ветер.
Весь мост гудел и качался. На бегу я обернулся. От берега, который я покинул, отчаливал вагончик. С самого начала я полагал, что они помчатся в объезд, чтобы оказаться на другом берегу. Я не рассчитывал, что им так быстро удастся привести в действие механизмы моста. Мне оставалось пробежать еще шестьдесят ярдов, но это было не все: мне требовалось слишком много времени, чтобы спуститься вниз на том берегу.
Я уже преодолел две трети пути. За моей спиной слышались крики. Полицейские меня догоняли. Их ноги не устали так, как мои, и они были в хорошей физической форме; им не мешал ребенок, а также привычка к сидячему образу жизни.
Подвесной вагончик уже поравнялся со мной. Я бы мог спрыгнуть вниз и проехать на нем. Это бы мне помогло, и за какие-нибудь двадцать секунд я бы оказался на том берегу, но все равно не выиграл бы достаточно времени.
Я знал, что нужно делать.
Я должен прыгнуть с моста.
Глава 44
Я достал полиэтиленовый пакет с детским питанием и документами и свернул его получше, чтобы вода не попала внутрь. Потом засунул его под одежду и застегнул куртку.
Эми я решил держать перед собой. Я хотел сильно прижать ее к себе, чтобы, когда мы войдем в воду, ее нос и рот оказались закрытыми. Я поправил поддерживающие ее ремни, чтобы все сделать одной здоровой рукой. Значит, я должен был плыть, используя только пораненную руку.
Когда я окончательно поверил, что осуществлю этот подвиг каскадера, мне показалось, что от страха меня вот-вот вырвет. Очевидно, в здравом уме и в трезвом состоянии ни один нормальный человек не сделал бы то, что собирался предпринять я.
– Положи оружие, или мы будем стрелять.
Полицейские остановились в нескольких ярдах от меня. Они явно считали, что я вооружен. Возможно, они принимали ребенка за взрывчатку, привязанную к моей груди. После взрыва газа они не разобрались, была ли в доме Габриэль. Я не имел представления, ранен ли кто-то из их коллег. Газ взорвался до того, как они попали в дом, или их появление вызвало взрыв? Была вероятность, что я виноват в нескольких смертях. До этого я не совершал преступлений, но теперь на мне могла лежать серьезная вина. И они с удовольствием пристрелили бы меня.
Полицейских было четверо. Один держал пистолет, трое – винтовки. Полицейские с винтовками встали на одно колено. Они прижали винтовки к плечу и наклонили головы, беря меня на мушку. Не было шансов, что все трое промахнутся.
Полицейский с пистолетом закричал:
– Мы считаем от пяти до одного, положи свое оружие, или мы стреляем.
Меня как будто парализовало.
– Пять.
Вода плескалась далеко внизу, но все же я видел мелкие водовороты и движение реки.
– Четыре. Я прыгнул.
Я бросился в пустое пространство. Мне нужно было падать подальше от моста, чтобы не разбить голову о его металлическую конструкцию.
Я прыгнул неправильно. Я падал лицом вниз и должен был отбить живот о водную поверхность, а Эми грозило принять на себя всю силу удара. Она должна была сразу погибнуть. Свернуть шею или еще что-нибудь.
Лучше бы я сдался полиции.
Я отпустил Эми и отчаянно замахал руками. Вскоре я уже падал спиной вниз. Это было значительно лучше, но все же довольно опасно. А мне нельзя было пострадать при падении, потому что нам еще предстояло добираться до суши.
Я все время думал: «Конечно, я скоро буду в воде. Я точно скоро войду в воду».
Я продолжал падать и в итоге смог повернуться так, что ноги оказались внизу, но к тому моменту мое тело накренилось на сорок пять градусов. Я должен был войти в воду боком.
Я зажал Эми рот и нос и крепко прижал ее к себе. Но мы еще не долетели до воды. Возможно, это был один из тех моментов, когда от страха видишь жизнь как в замедленном кино. Я чувствовал сопротивление Эми. На секунду я отпустил ее рот. Она была так возмущена, что не сразу задышала. Потом я почувствовал, как она набирает в легкие побольше воздуха, готовясь громко зареветь. Я снова закрыл ей лицо.
Мы вошли в воду.
Мы погружались так быстро, что вода казалась твердой и давила на мои ноги. Боль пронзила мою вывихнутую лодыжку. Я ударился бедром и чувствовал растяжение в этом месте. Я держал одну руку на лице Эми, а другой греб что есть силы, но мы по-прежнему погружались. Мускулы груди свело от холода. Боль пронизывала ребра. Я не знал, в какую сторону всплывать, и был уверен, что, оказавшись под водой, мы перевернулись. Как долго Эми могла обходиться без кислорода? Она дергалась и вырывалась. Моя мокрая рука не могла долго запечатывать ей рот.
Я отчаянно пинал воду ногами, но это не давало никакого эффекта. Конечно, по всем законам физики я должен был всплыть на поверхность, но пока они не действовали. Мне казалось, что мы погружаемся все глубже.
Одежда мешала мне. Я мог бить руками или ногами, но промокшая одежда отказывалась подчиняться моим движениям. Вода отдавалась эхом в ушах. Все постепенно замедлялось. Моя грудь горела и требовала, чтобы ей позволили дышать. Горло сдавило, желудок ныл. Было ясно, что до поверхности воды оставалось уже немного.
Я барахтался и бился. Я старался сосредоточиться на всплытии, чтобы отвлечься от боли в легких и горле. Я пинал воду, как будто хотел убить ее, забить до смерти. Мне хотелось плакать и умереть, окончательно покорившись судьбе.
Первой вырвалась на воздух моя свободная рука. Я выбросил ее над головой, делая мощный гребок, и она вдруг оказалась над водой. Я барахтался, но мои движения мешали держаться на поверхности и снова тянули под воду. Я выдохнул и опять погрузился, даже не успев вдохнуть.
Эми. Мне нужно было ее отстегнуть. Я должен был любой ценой держать ее высоко в воздухе, даже если бы это означало, что сам я утону.
Я снова всплыл. Моя голова возвышалась над поверхностью. Я дышал, несмотря на воду, которая наполовину наполняла мой рот. Я пытался перевернуться на спину. И оторвал Эми от груди. Дышала ли она? Не было заметно, чтобы она вообще двигалась.
Я не мог разглядеть берег. Легкая зыбь на воде мешала его увидеть. Мы ведь были всего в нескольких сотнях ярдов от Атлантического океана. В какую сторону должно нести течение? Я все еще под мостом или меня уже отнесло к морю? Возможно, прилив отбросил меня в другую сторону, вверх по течению реки, к Бильбао. Я сильно потряс головой, пытаясь избавиться от воды в глазах. Я видел свет, но не более того. И держал Эми как можно выше.
Она по-прежнему не плакала и не двигалась. Сколько времени мы провели под водой? Меньше, чем мне показалось со страха, но все равно довольно долго. Я увидел огни городка. Они были на некотором расстоянии. Нас накрыла волна. Вода как будто закипала. Вокруг были настоящие волны. Я плыл на спине и с еще большей силой работал ногами. Эми была у меня на груди. Мне показалось, что я вижу что-то вроде пляжа. Это меня вдохновило, и я поплыл быстрее. Теперь я уже был уверен, что впереди пляж. Возможно, Ареета. Он был примерно в ста ярдах от меня, но я боялся, что слишком сильное течение унесет меня в океан. Я плыл так, словно от этого зависела моя жизнь, что вообще-то соответствовало действительности. Я не мог видеть, продвигаюсь ли к берегу, потому что плыл на спине.
При каждом движении болевой спазм пронизывал лодыжку и распространялся по телу.
Минуту или больше я заставлял себя не смотреть на берег, чтобы не разочаровываться и сосредоточиться на движении. Когда я все-таки взглянул на пляж, он оказался ближе, и я разглядел там несколько человек. Если там мне предстояло столкнуться с полицейскими, то это конец. Я сделал все, что мог. Я продолжал плыть, потом снова остановился и опустил ногу, проверяя, есть ли дно. Пока не было. Я надеялся, что проплыву еще минуту и наверняка нащупаю дно.
Я врезался задом в песок, встал и вышел на песчаный берег, освободил Эми от перевязи и перевернул вниз головой. Я тряс ее и стучал по спине. Потом вернул в нормальное положение.
Ее тело было вялым и холодным, кожа имела бледно-голубой оттенок, губы почернели.
Я снова перевернул ее вниз головой и похлопал по спине. Я был уверен, что из ее легких польется вода, но этого не случилось.
Я снова вернул ее в нормальное положение, прижал к себе и стал качать.
Я был так глуп. Так ужасно глуп. Я не должен был прыгать с моста.
Я поднес ее к лицу и потряс еще.
Ее глаза раскрылись, и она посмотрела на меня с видом обвинителя.
Эми заплакала.
Меня переполняло чувство благодарности, я всхлипывал, обнимал ее и целовал. Потом оторвал от себя, чтобы получше рассмотреть.
Слава богу, хоть что-то получилось по-моему.
Глава 45
Я побрел по берегу. Неподалеку стояли два человека, и они вполне могли оказаться полицейскими.
Они наблюдали за странным мужчиной с ребенком, который вылез одетый из воды.
Потом я увидел собаку. Она играла в волнах. Немного дальше появилась еще одна собака. Люди просто рано выгуливали собак, и теперь им было что обсудить.
Я вышел на дорогу, но не узнал места, куда попал, и только потом догадался, что это действительно Ареета, правда гораздо дальше, чем предполагалось. Электрички должны были уже ходить, но на станции наверняка дежурила полиция. Меня было нетрудно заметить. И довольно легко выследить: просто идти по мокрому следу.
Я решил добраться до следующей станции.
Я не знал, дежурят ли на станциях полицейские в штатском, но офицеров в форме точно не было. Я купил билет до Бильбао, и, похоже, никто не пошел следом за мной по лестнице.
На платформе я достал молоко для проголодавшейся Эми. Я не потрудился захватить подгузники, но она и так промокла. Еще я жалел, что у меня нет болеутоляющего. Я не спал почти сутки, и было мало шансов, что сегодня мне удастся отдохнуть.
Я потерял повязку, кожа вокруг пореза на руке выглядела мертвой. Под ней виднелись тускло-серые мускулы, но, что любопытно, никакой крови. Должно быть, так странно подействовала морская вода.
Я добрался до Бильбао, не заметив никаких признаков полицейской активности. Нужно было убить около часа до открытия магазинов.
Я решил погулять и двинулся, хромая, к старому городу. Я хотел увидеть бар, где работала Габриэль. Конечно, сейчас он был закрыт. По всей видимости, наши отношения завершились, и мне хотелось как-то отметить их конец. Я постарался представить Габриэль в баре: она подбрасывает яйца и ловит их на острие ножа; развлекает толпу своим англо-испанским; флиртует с мужчинами и обменивается шутками с женщинами.
Лучше жить и любить, чем потерять и ненавидеть; впрочем, я не был уверен, как точно звучит эта пословица.
Я не мог найти подходящего места, чтобы переждать полчаса, поэтому пошел вдоль реки, мимо Музея Гуггенхайма и других известных строений, и в итоге нашел парк, где удалось немного полежать.
Я чувствовал себя все хуже. В носовых пазухах что-то пульсировало, меня тошнило и не покидал страх, что если усну, то меня разбудит полицейский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29