– Сегодня утром Эмма Стоун нанесла визит Кэт Болейн, которой, оказывается, приходится теткой. Принесла ей вот что. – Сунув руку в карман, он вытащил две фарфоровые миниатюры и положил их на стол перед Себастьяном. – Сказала, что это портреты отца и матери Кэт.
Женское лицо, изображенное на портрете, было совершенно незнакомым, хотя некоторые черты напоминали лицо Кэт, особенно пикантное противоречие линии изящного носа и чувственной припухлости губ. Второй же портрет изображал самого графа Гендона таким, каким он был двадцать пять лет назад. Себастьян не сводил глаз с парных миниатюр в одинаковых филигранных рамках и чувствовал, как его затопляют ярость и страх.
– Нет!
Он отшатнулся от столика, на котором лежали портреты.
– Клянусь Богородицей! Вы ни перед чем не остановитесь, лишь бы помешать этому браку!
– Ни перед чем, – с разумной правдивостью признался отец. – Но выдумать такое мне бы даже в голову не пришло.
– Не верю! Я не верю вам. Слышите? Не верю!
Гендон судорожно сжал челюсти.
– В таком случае поговори с мисс Болейн сам. Можешь расспросить миссис Эмму Стоун.
– Не сомневайтесь, я именно так и сделаю!
– И они расскажут тебе ту же историю.
Себастьян отчаянным жестом смахнул оба портрета на пол со столика.
– Забери вас нелегкая, отец! Черт вас всех подери! Глаза Гендона – так похожие на синие глаза Кэт – наполнились болью обиды.
– Ты не должен винить меня в том, что когда-то я влюбился именно в эту женщину.
– Кого же в таком случае мне винить? – взорвался Себастьян.
– Одного только Бога.
– Не верю я в Бога, – бросил его сын и выскочил на улицу.
ГЛАВА 55
Прежде всего он поспешил на Харвич-стрит.
– Где она? – выкрикнул он, когда перед ним в дверях возникла фигура Элспет.
Горничная уставилась на него недоумевающими глазами.
– Мисс Болейн нет дома.
Себастьян вбежал в холл и крикнул:
– Кэт!
Гулкое эхо ответило ему из пустого дома.
Бегом по ступенькам наверх, распахнул дверь гостиной, снова по лестнице на третий этаж, отмахивая по две ступени разом.
– Кэ-эт!
Медленно он спустился вниз и снова бросился к горничной. Та оставалась в холле, заправляя лампу.
– Где она, черт вас побери?
– Не знаю. Мисс Болейн нет дома.
– Я вижу, вы знаете больше, чем говорите. Скажите мне, что вам известно?
– Ничего я не знаю! Мне кажется, происходит что-то непонятное, но, клянусь, я ничего не знаю.
– Она сказала, когда вернется?
– Возможно, завтра. Хозяйка сказала, чтобы я не ждала ее раньше завтрашнего дня.
– Возможно?
– Все, что я знаю, я вам сказала.
Себастьян в сердцах ударил ладонью по стене и выскочил на крыльцо.
Дальше его путь лежал в Кэмпден, где обитала миссис Эмма Стоун. Когда-то эта женщина обрела в определенных кругах нешуточную популярность, став автором "просветительских" брошюр "Христианское благочестие" и "Поучения для грядущих поколений". Назови Гендон другое имя, и Себастьян оставил бы его историю без внимания. Но поверить в то, что эта ханжа согласилась принять участие в подобном заговоре, его ум отказывался.
Направляясь по тропинке к особняку из красного кирпича, Себастьян окинул взглядом его строгий благопристойный фасад. Кэт мало рассказывала Себастьяну о своей жизни, но то, что он знал, совсем не вязалось с тем, что поведал ему Гендон. Когда-то Кэт сказала, будто ее отцом является один английский лорд, но мать оставила его, убежав незадолго до рождения дочери в родную Ирландию. Также Себастьян знал о том, что случилось с матерью и отчимом Кэт, когда Ирландию оккупировали английские войска. После их смерти ее взяла на воспитание родная тетка – об этом ему тоже было известно из собственных уст возлюбленной. В голове Себастьяна сформировался довольно туманный образ лицемерной витийствующей ханжи, которая выпорола племянницу хлыстом, когда та пожаловалась на грязные домогательства дяди.
Его взгляд обежал ряд аккуратно зашторенных окон. неужели именно из этого дома когда-то бежала Кэт, чтобы, покинув его кров, превратиться в бездомную скиталицу? Она никогда не называла тетку по имени. Но он должен признать, что о многих событиях в своем прошлом Кэт старалась не говорить.
Внезапно виконт почувствовал, что за ним наблюдают. Поднимаясь по ступенькам к входной двери, он успел заметить, что в одном из верхних окон взлетела и мгновенно опустилась легкая занавеска.
Себастьян почти не сомневался, что на звонок не ответят. Но дверь открылась почти сразу, и на него с нескрываемым любопытством уставились глаза худенькой горничной.
– Вас зовут лорд Девлин? – выдохнула она.
– Да, – ответил удивленный Себастьян.
Девушка отступила в сторону и распахнула дверь еще шире:
– Входите. Миссис Стоун велела сразу провести вас наверх.
Временами наихудшие из наших снов приходят, когда мы бодрствуем.
Кошмары, настигавшие Себастьяна во мраке ночей, являли ему знакомые картины, этот беспорядочный поток воспоминаний о сверкающих над головой саблях, о гремящих в ушах артиллерийских разрывах прерывался, как огненным пунктиром, стонами умирающих людей, ржанием взбесившихся коней. Он давно примирил свою жизнь с этими снами.
Но как ему жить с тем невыносимым ужасом, который поселился в нем теперь, он не имел понятия.
Себастьян долго бродил по темным улицам Лондона, по узким извилистым переулкам с закрытыми лавками и сумрачными домами. Туман накрывал город, расписывая мокрое полотно мостовых светлыми мазками огней уличного фонаря или редкого экипажа. Он пытался объяснить себе необъяснимое, понять, как его любовь, только что такая прекрасная и высокая, внезапно превратилась во что-то низкое и порочное. Защищая человеческую жизнь от варварской нечестивости и скотства, люди выработали отношение к некоторым проступкам как к безнравственным. Но в этой иерархии греха только два из них считались непростительными и недопустимыми. В порядочном английском обществе о них упоминали лишь испуганным шепотом, как о самых страшных. Такими грехами были людоедство и сожительство между членами одной семьи. Между отцом и дочерью, к примеру. Между братом и сестрой.
Он знал, что ему следует с содроганием отступиться. Да, какая-то часть его разума уже содрогнулась и отступила, но другая томилась по женщине, которую он хотел назвать своей женой, по будущему, которое он себе рисовал. По всему тому, что у него так внезапно отняли.
Себастьяну хотелось вскочить в седло и помчаться далеко-далеко, оставляя за собой незнакомые деревушки, сквозь леса, в которых гудит ветер. Он мечтал остаться в полном одиночестве, наедине с молчаливыми холодными и далекими звездами. Так мчаться и мчаться, пока соленые морские волны не захлестнут его бег, принеся с собой забвение.
Взрыв смеха внезапно донесся из-за открытой двери, заставив его вздрогнуть и оглянуться. Себастьян постоял минуту в недоумении, постепенно осознавая опасность своего одиночества. Он слишком трезв для таких прогулок.
Виконт с силой провел ладонью по лицу и направился к Пикеринг-плейс, не подозревая о присутствии человека, чьи смутные очертания на мгновение выступили из тени. Чьи глаза внимательно за ним следили.
Пол Гибсон быстрым шагом прошел мимо бильярдных столов, направляясь к помещениям для более солидной публики, туда, где были расставлены столы для виста и на зеленом сукне разложены карты для игры в фараон. Глубоко потянул в себя воздух, насыщенный парами бренди, запахом табака и несомненным сладковатым ароматом гашиша.
Гибсон находился в одном из самых дорогих – и шикарно-упаднических – игорных домов на Пикеринг-плейс, и ему пришлось напомнить себе, что сейчас надо покрепче сжать зубы и шагать вперед, не глазея по сторонам и ничем не напоминая доверчивого деревенского простачка – здешнюю легкую добычу. Гибсон был давно и наилучшим образом знаком как со злачными местами и борделями Лондона, так и с притонами, где курили гашиш. Но в игорном доме столь высокого класса ему бывать еще не приходилось. Стены комнат обтянуты муаровыми шелками, развешанные там и тут огромные зеркала заключены в нарядные позолоченные рамы, льняные скатерти на столах, накрытых к ужину, топорщатся от крахмала. Откуда-то доносился негромкий аккомпанемент струнного квартета, музыка создавала странный диссонанс высокому нервному смеху женщин и ритмичному перестуку коробочек, в которых встряхивали игорные кости.
Гибсон взял бокал с подноса официанта, обносившего гостей кларетом и бренди. Одна дама, одетая в пунцовый наряд с вызывающе низким декольте, бросила на него оценивающий взгляд, затем поднялась с места и направилась в его сторону. Она прошла так близко, что едва не задела смутившегося Гибсона. Тот мысленно спросил себя, отчего это камешки у нее ушах выглядят такими натуральными, затем решил, что бедному ирландскому костоправу нет, собственно, до того никакого дела, отхлебнул бренди и отправился дальше.
Осмотрев сидевших за игорными столами и ту толчею, что окружала стол с рулеткой, он направился к лестнице, изящным полукругом уводившую на следующий этаж. Огни здесь были притушены, но не настолько, чтобы скрывать нарядную наготу полуобнаженных тел и недвусмысленные позы как женщин, так и мужчин, которые группками по двое-трое расположились на низких диванах и разбросанных на полу подушках. Гибсон почувствовал, что его щеки вспыхнули от смущения, и поскорее отвернулся.
Виконт Девлин отыскался в одной из оконных ниш, где он полулежал на бархатной подушке, плотно обхватив ладонью горлышко бутылки дорогого французского коньяка. Доктор наткнулся на него как раз тогда, когда рука полураздетой женщины, гладившая грудь его друга, скользнула вниз по животу. Девлин покачал головой и накрыл рукой ее пальцы, останавливая их медленное движение. Женщина с разочарованием тихонько фыркнула, затем поднялась и двинулась прочь; виконт поднес к губам бокал с коньяком и отхлебнул. Идя сюда, Гибсон боялся, что, чего доброго, застанет друга увлеченным горячей любовной схваткой, но, как оказалось, Себастьян скорее был намерен утопить горе в вине, чем вкушать наслаждение от продажных ласк.
– Вот ты где, дружище! – радостно воскликнул ирландец в расчете на внимательные уши посторонних. – Извини, что задержался. Ты, я надеюсь, не забыл, что обещал сегодня встретить мою сестрицу?
Девлин обернулся и в упор уставился на него. Желтые глаза сверкнули опасным блеском.
– Твою сестрицу?
– Кого же еще? Вижу, вижу, что забыл. Меня извозчик ждет на улице. Знаю, в свете сказали бы, что джентльмену не пристало нанимать извозчика, но моя карета, как назло, в ремонте. Так что придется тебе смириться с этим.
– Нет у тебя никакой кареты. Тем более в ремонте. Как и никакой сестры, – мрачно оборвал его Себастьян.
– Ну, это ты загнул, дружище. Как это нет сестры? Именно что есть. Но, учитывая, что она приняла постриг в монастыре Килларни, не думаю, что ты особенно мечтаешь с ней встретиться. Особенно когда так напился.
Девлин расхохотался и встал на ноги. Галстук его был смят и развязан, волосы разлохмачены даже более обыкновенного, но шаг, который он чеканил, спускаясь по лестнице, сохранял уверенность. Только когда они вышли в узкий тупик и дверь за ними захлопнулась, Девлин прислонился к грубой кирпичной кладке стены и зажмурился.
– Черт все забери, – пробормотал он.
Гибсон внимательно изучал ставшее бескровным лицо друга, его плотно сжатые челюсти.
– После той ночи под Сан-Доминго я не видал тебя в таком состоянии ни разу.
– Я и не был в таком состоянии после той ночи под Сан-Доминго. А еще вернее, я в таком состоянии вообще ни разу в жизни не был, – Девлин открыл глаза и уставился на ирландца. – Какого черта ты сюда явился?
– Том о тебе беспокоился.
Опасный злой огонек вспыхнул в глазах виконта.
– В таком случае какого черта он беспокоился?
– Ты прав. – Гибсон сжал плечо друга и рассмеялся, когда тот поморщился. – Завтра, когда протрезвеешь, ты его еще поблагодаришь.
Подозвав извозчика, доктор подождал, когда наемный экипаж двинется в направлении Тауэр-Хилл, и тогда продолжил:
– До тебя, не сомневаюсь, еще не дошли последние новости.
Девлин, который до этого рассеянно смотрел в окошко кареты, тут же резко обернулся и пронзительно глянул на Гибсона:
– Что за новости?
– Арестовали Потрошителя Пижонов. Им оказался один деревенский джентльмен из Хертфордшира.
Девлин словно и не был пьян.
– Брендона Форбса?
– Да, его.
– Но он же ни при чем.
Гибсон скептически поднял бровь:
– А ты можешь это доказать?
– Нет.
– Тогда быть ему повешенным. Если толпа раньше не вытащит его из камеры и не растерзает в клочья. Лондонцы напуганы и жаждут чьей-то крови. Немедленно.
– Останови кучера, – приказал Девлин.
Гибсон дернул за шнур.
– Почему? Что такое?
Девлин уже распахнул дверцу кареты.
– Боюсь, меня сейчас вырвет.
ГЛАВА 56
Воскресенье, 22 сентября 1811 года
Чарльз, лорд Джарвис, старался проводить как можно меньше времени в своем особняке на Беркли-сквер. Но утренние воскресные службы в церкви Сент-Джеймс посещал непременно, и сопровождали его мать, старая карга, полоумная жена и засидевшаяся в девках дочка. По окончании церковной службы имел обыкновение проводить несколько часов в своем кабинете, посвящая это время заботам по управлению имением. После чего следовал семейный воскресный обед. Лорд Джарвис был глубоко убежден в том, что высшим классам следует подавать пример низшим, и посещение церковной службы и дань семейным отношениям, безусловно, являлись важной составляющей этого благого примера. Подобное мировоззрение он надеялся воспитать и в своей дочери, но особых успехов пока не ощущал.
Нынешним днем он, вернувшись из церкви, обнаружил, что его внимания ожидают доклады нескольких агентов. Вмешательство Девлина разрушило его планы установить личность наполеоновского шпиона с помощью актрисы Кэт Болейн и принудило лорда Джарвиса приступить к более традиционным мерам, пока успеха не принесшим. Он мельком проглядывал доклады, когда его внимание привлек осторожный стук в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34