– Об этом я помню.
– Наполеон заслал в Лондон нового агента на место Пьерпонта. Слышал?
– Был уверен, что он это сделает.
Граф Гендон подался вперед и продолжил:
– Да, но если о Пьерпонте нам было известно и мы не спускали глаз ни с него, ни с его связных, то этот новичок пока ускользает от нас.
Себастьян бросил взгляд в окошко. На перекрестке какой-то маленький оборванец метлой собирал навоз.
«Следующее, что мне нужно сделать, – решил виконт, – навестить лорда Стентона».
– Девлин, ты меня слушаешь? Ты слышал, что я сказал? Даже если Джарвис заставит эту актриску выдать наполеоновского агента, тебе следует…
– Что? – Тяжелый взгляд Себастьяна уперся в лицо отца. – Какую актриску?
– Не знаю, как ее там. Слышал, она собирала данные для Пьерпонта до его бегства из Лондона прошлой зимой. Джарвис дал ей время до нынешнего вечера. Либо имя агента, либо известные последствия.
Пальцы Себастьяна вцепились в колыхавшуюся рядом кожаную петлю. Как из тумана, доносился до него голос отца, продолжавшего что-то говорить, а тем временем целый ряд картин промелькнул в его воображении: Кэт держит в руках его красный кожаный бювар, который каким-то образом ухитрилась отыскать в тайнике… Ее бледное лицо после похорон Рэйчел Йорк…
Вспомнил, как нервничала все последние дни Кэт, какой испуганной была.
– Девлин, да ты слушаешь меня?
Себастьян резко обернулся к отцу:
– Велите кучеру остановиться.
– Что? Что ты делаешь? – Граф Гендон осекся, увидев, что Себастьян рывком распахнул настежь дверцу кареты. – Девлин!
ГЛАВА 42
Чарльз, лорд Джарвис, подался вперед, разглядывая иероглифы, выведенные в ряд на ярко окрашенной в красные и зеленые цвета поверхности египетского саркофага.
– Вы, кажется, сказали, конец седьмого или шестой век до Рождества Христова?
С этим вопросом он обратился к куратору музея – болезненно-тощему человеку, чья морщинистая кожа и костлявое лицо живо напомнили Джарвису одну из тех египетских мумий, изучению которых этот ученый посвятил жизнь.
– По моим предположениям, да, – отвечал тот, кашлянув.
Саркофаг был частью сокровищ, вывезенных недавно на корабле из Египта и только что выставленных в Британском музее. Лорд Джарвис получил возможность ознакомиться с ними в числе первых зрителей, ибо его страсть к египтологии была известна и являлась едва ли не единственной, которой он позволял отвлечь себя от государственных забот.
Джарвис повернулся к загадочному изваянию кошки, выставленному на ближайшем постаменте: глаза ее, кончики ушей и ободок на шее сверкали золотом.
– О-о! Мило.
Звук приближающихся шагов эхом разнесся по пустынным коридорам. Куратор нервно оглянулся, его лицо исказилось гримасой досады. Лорд Джарвис, когда ему представлялась возможность личного знакомства с экспонатами, не терпел постороннего присутствия.
– Музей закрыт для публичного осмотра, сэр. После октября…
– Оставьте нас.
Виконт Девлин застыл в дверях, испепеляя полыхавшим желтым огнем взглядом музейного служителя.
Тот несколько раз открыл было рот, чтобы возразить, но, так и не издав ни звука, закрыл его и исчез.
Джарвис издал нетерпеливый вздох.
– У вас должны быть очень веские причины для подобного вмешательства, лорд Девлин.
Он уже снова повернулся к саркофагу, когда краем глаза уловил молниеносное движение виконта.
Джарвис был крупным мужчиной, высоким и слегка отяжелевшим от спокойной сидячей жизни. Тем не менее, когда Девлин с силой ухватил его за лацкан сюртука, он обернулся довольно быстро. Перед глазами сверкнуло лезвия ножа, и в следующее же мгновение он почувствовал сталь у своего горла.
– В таком случае, – сухо сказал он, – я весь внимание. О чем вы хотели побеседовать со мной?
– Мне известно, что вы угрожаете Кэт Болейн, – заговорил Девлин; растянутый в оскале рот обнажал клыки при каждом произнесенном звуке. – И известно почему. Но если вас интересует имя нового наполеоновского агента в Лондоне, вам придется поискать другие источники информации.
– Если вы полагаете… – начал Джарвис.
Мгновенным движением кинжала Девлин заставил его замолчать. Лорд Джарвис ощутил холод стали на коже.
– Не полагаю. И не намерен открывать дискуссию. Я здесь, чтобы сообщить вам о том, что ситуация изменилась. Вам остается только слушать.
Джарвис почувствовал, как бешенство гнева, горячее и бессильное, овладевает им, но постарался сдержаться.
– На следующей неделе Кэт Болейн станет моей женой. И если вы сделаете хоть один шаг, пытаясь навредить ей или каким-либо способом угрожать, я убью вас. Констатирую как факт. Вы знаете, я человек слова, и можете не сомневаться – я пойду на это. Надеюсь, я выразился достаточно ясно.
Джарвис не сводил с него тяжелого взгляда.
– Конечно, – продолжал Девлин, – вы можете попытаться убить меня, но не думаю, что будете настолько неосторожны. Если ваш наемник промахнется, вы обречены.
Одним неуловимым движением Девлин убрал кинжал и сделал шаг назад. Как же трудно было Джарвису удержаться и не вцепиться ему в горло.
Виконт уже уходил из зала, когда вопрос Джарвиса вдруг остановил его.
– Вы способны на это? Взять в жены продажную, подкупленную французами тварь?
Еще одно мгновенное движение. Джарвис ощутил колебание воздуха у щеки и с отвратительным «вжик!» лезвие вонзилось в деревянную поверхность саркофага рядом с его головой.
– Назовите ее так еще раз, – прошипел Девлин, – и следующий удар будет в вас.
Накинув от холода капюшон, она стояла у выхода на сцену, там, где тень ложилась особенно густо. В воздухе висел тяжелый запах пыли и жирного гримировального крема. У Кэт был вид человека, потерявшего последнюю надежду, лишенного всего, даже будущего.
Он подошел и положил ладони ей на плечи. Выражение желтых глаз заставило последние следы румянца сбежать с ее лица.
– Мне известно, что так пугало тебя, – проговорил он. – Теперь все кончено. Ты больше никогда не услышишь о Джарвисе.
Его руки почувствовали, как сильно она вздрогнула.
– Господи помилуй! Только не говори мне, что ты его прикончил.
– Еще нет. Но думаю, мне удалось убедить его. Ведь не станет же он угрожать моей жене.
– Твоей жене?
– Мы обвенчаемся в понедельник, в семь вечера. Пришлось добиваться особого разрешения, я договорился и с епископом тоже, конечно, настаивал на более раннем сроке, но он сослался на обстоятельства. У него, видишь ли, были другие помолвленные.
– Но ты не можешь жениться на мне.
– Вот уже несколько месяцев мне повторяют это. До сих пор я считался с твоими словами, но больше не буду. Ведь ты отказывала мне именно по этой причине? Из-за твоего сотрудничества с французами?
Дыхание у нее пресеклось, она задрожала.
– О, так ты знаешь? Отчасти, да. Но не только из-за этого, Девлин. Тебе ведь известно, кто я такая и кем была прежде. Актриса. Попросту говоря, девка.
Он зажал ей рот ладонью.
– Нет. Не говори так.
Она в упор смотрела прямо ему в глаза.
– Почему? Это правда. Разве ты хочешь, чтобы я лгала тебе?
– Не хочу. Но твоя прежняя жизнь кончилась, теперь ты станешь такой, какая есть на самом деле.
– Мое прошлое – это и есть я.
– Не только. Оно всего лишь часть тебя.
Ладони Себастьяна скользнули с ее плеч и сжали пальцы.
– Выходи за меня, Кэт. Только так я могу спасти тебя от них. Оставаясь Кэт Болейн, театральной актрисой, ты всегда будешь уязвимой. Но графиню Гендон никто не посмеет тронуть.
– Твой отец…
– Со временем смирится. Или не смирится.
Она старалась высвободить пальцы.
– Как я могу пойти на то, чтобы посеять между вами вражду?
Он криво усмехнулся и сказал:
– На случай, если ты еще не заметила, скажу, что определенные разногласия между нами существуют давно.
– Общество…
– Будь оно проклято, это общество. Думаешь, мне есть дело до того, что оно может обо мне подумать?
– Нет. Я знаю, что нет. Но мне есть.
– Почему?
– Этот брак погубит тебя.
– Меня погубит твой отказ. И я не приму его, Кэт, – добавил он спокойно. Она лишь молча смотрела на него широко открытыми, страдальческими глазами. – Прежде я уважал его и едва не потерял тебя. Больше я не стану рисковать.
– Ты считаешь, что так сумеешь защитить меня от Джарвиса?
– Да. Это самый надежный способ дать ему понять, что я намерен любой ценой защитить тебя.
Кэт молчала. Молчание длилось так долго, что он понял: страх в ее душе постепенно уступает место покою. Затем она судорожно сглотнула, попыталась что-то сказать, но не сразу сумела справиться с собой.
– Только знаешь, Себастьян, это правда. Я действительно передавала информацию французам. В течение нескольких лет.
– И сейчас продолжаешь передавать?
– Нет. С февраля.
– Тогда мне нет дела до этого.
Ее губы чуть приоткрылись, лоб прорезала морщинка недоумения. Он знал, она не понимает его, не может понять. И никогда не поймет того, чему научил его опыт нескольких военных лет.
Он погладил большим пальцем ее ладонь.
– Ты поступила так ради Ирландии?
– Да.
– В таком случае как ты могла подумать, что это оттолкнет меня? – Он поднес ее руку к губам. – Меня пугает лишь то, что ты подвергала себя такому риску. И обижает твое недоверие. Ты не сказала мне правды даже перед лицом угроз Джарвиса. Но моя любовь к тебе не стала меньше, Кэт. Такого никогда не произойдет.
Слеза выкатилась из уголка глаза и тихонько поползла по ее щеке.
– Я не заслуживаю такой любви, – прошептала она. – Такой преданности.
Он с нежностью, но невесело улыбнулся.
– В таком случае мне придется посвятить всю жизнь тому, чтобы убедить тебя в ней. Объявление о нашей помолвке появится в утренних газетах.
Тень пробежала по лицу женщины.
– Значит, тебе придется сделать это сегодня вечером.
– Сделать что?
– Рассказать обо всем твоему отцу.
ГЛАВА 43
Густой туман, который пришел ночью, принес с собой острый щекочущий запах ближних свежевспаханных полей и соленый воздух дальнего Северного моря. Зайдя к отцу на Гросвенор-сквер и узнав, что графа Гендона нет дома, Себастьян – одинокая целеустремленная фигура – пошел пешком по шумной Сент-Джеймс-стрит. Вечерняя улица на всей протяженности звенела цоканьем копыт, смехом мужчин в смокингах, прогуливающихся по аллеям соседнего парка или окликающих друг друга из проезжающих экипажей. Себастьян зашел в первый попавшийся на пути клуб, затем в следующий и так во все подряд, пока не отыскал отца мирно сидящим в библиотеке «Уайтс» – а раскрытая книга на одном колене, стакан бренди на столике.
Себастьян помедлил, задержавшись в дверях и глядя на отца. Тот сидел, низко склонившись над книгой, отдав все внимание чтению. Гендона не интересовали Платон и Плавт, Еврипид и Вергилий, но он испытывал глубокое уважение к трудам римских государственных мужей от Цицерона и Плиния Старшего до Юлия Цезаря и часто проводил вечера за чтением их произведений. Сейчас, сидя в мягком полукруге света, очерченном масляной лампой, граф напомнил сыну картинку из детства, из тех лет, когда братья были еще живы, а мать не исчезла из их мира.
Вспомнив те дни, Себастьян ощутил, как разрастается боль в груди, и тяжело вздохнул. Боль не исчезла. Отношения между графом Гендоном и его единственным оставшимся в живых сыном всегда были достаточно напряженными. Но в них – под обидами, отчужденностью и взаимным недовольством – любовь Себастьяна к отцу не угасала.
И сейчас, имея огромный груз сожалений и не меньшую тяжесть сочувствия, Себастьян, ступая по ковру, пошел к отцу.
– Отец, прошу вас, пойдемте со мной. Есть один вопрос, который нам необходимо обсудить.
Подняв глаза, Гендон встретил взгляд сына, минуту смотрел на него, затем, заложив книгу закладкой, встал.
– Сейчас. Только надену пальто и возьму трость.
Шагая бок о бок, они направились вдоль тротуара, залитого светом уличных фонарей, храня настороженное молчание.
Наконец Себастьян заговорил:
– Я хотел лично объявить вам, что послал уведомление в «Морнинг пост».
Взгляд отца устремился на него, и по сузившимся глазам, по его внезапно окаменевшей челюсти Себастьян понял: отец догадался, о чем он ведет речь.
Когда Гендон заговорил, его голос прогремел таким взрывом, что шарахнулась шедшая рядом лошадь.
– Разрази тебя Господь, Девлин! Не говори мне, что вправду сделал это.
– Пока нет. В понедельник в семь вечера, в соответствии с особым разрешением. Я не жду ваших благословений, но хотел бы, чтобы вы, отец, примирились с фактом.
– Примирился? – усмехнулся Гендон. – Никогда! Себастьян взял себя в руки, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Это все равно произойдет, дадите вы свое согласие или нет. У вас нет возможности помешать мне.
– Клянусь всем святым, я лишу тебя наследства. И ты получишь от меня только то, что унаследуешь по закону, – титул и поместье.
– Я этого ждал.
– И решился, дьявол тебя забери?
Себастьян поднял глаза и глянул в потемневшее, искаженное гневом лицо отца.
– Отец, вы могли бы меня уважать, если бы я отступил перед лицом подобных угроз?
Рука Гендона застыла, судорожно сжимая набалдашник трости. Но через мгновение, к удивлению Девлина, черты его лица разгладились. Словно прибой отпрянул от берега, оставив на песке питавшие его обиду и разочарование.
– Себастьян.
Слово, которое произнес отец, поразило сына. Обычно граф Гендон обращался к нему, называя титул. И чрезвычайно редко звал его по имени.
– Бога ради, подумай еще.
– Неужели вы считаете, я этого не сделал? Уже не один год я только о том и мечтаю. Как вы, возможно, знаете.
Черты лица графа Гендона снова одеревенели.
– Мне ни разу не пришлось раскаяться в том, что я совершил семь лет назад.
Себастьян открыто встретил разъяренный отцовский взгляд.
– Вы сделали то, что находили правильным. Теперь я понимаю это.
– Понимаешь ли?
– Да. Но это не значит, что я считаю ваше решение правильным. Вы ошибались относительно Кэт, и она доказала это, отказавшись от денег, которые вы ей предложили.
– Ошибался? Тогда какого черта она принимает твое предложение? Не понимает, что ли, чем этот брак явится для тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34