Внезапно сильный толчок, сопровождаемый оглушительным грохотом, отбросил профессора в сторону, и он стукнулся головой о жесткую перегородку. К счастью, застегнутые ремни смягчили удар.
Ошеломленный Синицын потер ноющий висок и прислушался. Полная тишина. Не было слышно ни криков, ни беготни, которые сопутствуют всякой аварии. Он включил радиотелефон кабины. На этот раз до него ясно донесся странный звук, похожий на вой и шипение ветра в дымоходе.
Ужасная догадка, внезапно вспыхнув в мозгу, облила холодом все тело. Не теряя ни секунды, Синицын рванул пряжки ремней и ринулся к двери. Сквозь толстое стекло перед ним возникла фантастическая картина: в стене кабины зияла рваная дыра величиной с тарелку. Около нее клубилось неиссякающее облачко пара. Оно стремительно вылетало наружу, вновь и вновь неуловимо возникая из воздуха.
Закрепленные ремнями невесомые тела его друзей в позах, ужасающих своей нелепостью, вяло качались в воздухе. У некоторых шла кровь из носа и ушей. У Белова кровь хлестала из рваной раны на шее, собираясь в воздушные шары и растекаясь по лицу и одежде.
Николай Михайлович понял, что произошло самое страшное: корабль столкнулся с метеоритом, который от удара взорвался. Члены экипажа либо убиты, либо потеряли сознание, воздух катастрофически быстро вытекает и никакие аппараты не восполнят его убыли.
Синицын еще обдумывал, что надо предпринять, а руки его уже вцепились в дверную ручку. Но не так-то легко было откатить прижатую воздухом дверь. С огромным трудом ему удалось лишь чуть-чуть сдвинуть ее с места. Сразу в эту щель со свистом понесся поток воздуха, превращаясь в кабине в клубы белого пара. Резко похолодало. Через несколько секунд давление в обсерватории и кабине немного сравнялось, и дверь откатилась в сторону.
Невероятный холод перехватил дыхание. В ушах зазвенело, барабанные перепонки вспучились и занылиот напора воздуха икровк. Николай Михайлович уже ничего не слышал, кроме оглушительных ударов собственного пульса. Ток уходившего воздуха мягко и настойчиво тянул к роковому отверстию, но профессор крепко ухватился за еще теплые поручни.
Что делать? Чем заткнуть ненасытную пасть? Под рукой не было ничего, а Николай Михайлович понимал, что в любую секунду может потерять сознание. Он лихорадочно искал способ спасения. Постельные принадложности убраны и затянуты ремнями. Чтобы их достать, нужно время и силы, а сейчас дороги мгновения. Мебель привинчена к стенам и полу, да ею и не заткнешь выпученную внутрь дыру с неровными рваными краями.
Чтобы спасти корабль, нужна большая, мягкая и эластичная пробка, которая плотно войдет в дыру, и, застыв от холода, прекратит утечку воздуха. А тогда автоматы-восстановители сделают свое дело!
В голове профессора плыли, тихо звеня, какие-то навевающие дремоту мелодии. Сознание меркло. "Где выход?"- билась в отчаянии мысль.
И вдруг он понял, что нужно сделать. Николай Михайлович с силой оттолкнулся от поручней и, подхваченный невидимой струей, быстро понесся к пробоине, навстречу своему бессмертию.
Глава 12
НА БЕРЕГУ МОРЯ
Мне не надо, чтоб меня вы
помнили,
Слава мимолетна, как гроза.
Хочется мне только,
чтоб вы подняли
К звездам посветлевшие глаза.
В. Сикорский
Крошечные прозрачные волны с тихим хрустальным звоном набегали на берег моря. Море дремало под теплыми солнечными лучами.
Между мокрыми камнями шустро пробирался небольшой черный краб. Галя быстро накрыла его ладонью и зажала между пальцами. Краб деловито, обеими клешнями ущипнул дерзкую руку и, выставив вперед, точно на палочках, черные бусинки глаз, зашипел, выпуская пену. Она опустила руку в воду, и освобожденный пленник стрелой метнулся в глубину и исчез под камнями.
Разнеженная Галя повернулась на спину, подставляя тело ласковому осеннему теплу. Над ней раскинулось бирюзовое небо. Природа застыла в безмятежном покое. Еще утро - галька не успела накалиться, и лежать на ней, тепловатой, остро пахнущей йодом, было особенно приятно.
За пляжем в нескольких десятках метров от берега моря поднималась высокая железнодорожная насыпь. За ней стояла почти отвесная пятидесятиметровой высоты стена растрескавшегося мергеля, кое-где покрытая кустами ежевики и держи-дерева.
По стене змеилась узкая пешеходная тропинка, вырубленная в камне. А на верхушке стены лежала огромная сине-изумрудная шапка. Кипарисы, туи, олеандры, пальмы росли возле самого обрыва, венчая его зеленой короной. Небольшой ручеек, выбегая из расселины горы, прыгал с уступа на уступ, рассеивяя мелкие облачка холодных брызг.
Несмотря на ранний час, на пляже много отдыхающих. Среди их бронзовых тел незагорелые Галя и ее спутники резко выделяются.
Галя только теперь поняла, как она устала. Три года, полных нервного напряжения, проведенных в герметически закрытой кабине давали себя знать.
Вот они здесь, рядом, ее друзья, ближе которых никого нет. Совсем поседевший, покпыгый бинтами Игорь Никитич. Осунувшийся, потерявший былую шутливость Константин Степанович Как всегда, величавая, црпРычно грустна? Ольга Александровна. У Максима в волосах протянулись серебряные нити, и по локоть багровые беспалые руки местами еще покрыты струпьями.
Даже на чудесном личике Маши в уголках губ пролегли скорбные морщинки.
Один Иван Тимофеевич остался таким же, как и прежде, разве чуть-чуть ссутулился да стал молчаливее. Гале вспомнилось, как он бессменно сидел за штурвалом в те долгие, томительные часы, когда лишенный энергии, беспомощный "Уран" то погружался в атмосферу Земли, то, выбрасываемый за ее пределы, снова мчался в безвоздушном пространстве, возвращаясь опять и опять и все глубже врезаясь в воздух. Эти минуты решали судьбу экспедиции. Выдержка и искусство старого летчика победили. Они теперь спасены... А бедный Николай Михайлович, милый старый ворчун с душой молодого героя! Ему не довелось вернуться на Землю.
Сотый раз предательская влага заполняет глаза, и горячие капли вперегонки бегут по щекам.
Словно ей надоело лежать на спине, Галя быстро переворачивается на живот. Она хочет сдержаться, но спазмы неудержимо сжимают горло, и она начинает всхлипывать. Мягкая ласковая рука опускается ей на голову и нежно перебирает волосы. Тихий шепот Ольги Александровны щекочет ухо:
- Дорогая девчурка, надо владеть собой, иначе нервы совсем развинтятся. Мне тоже жаль его от всего сердца, но умереть так, как умер он, дано не всякому. Поверь, он отдал жизнь не за наши слезы. Мы обязаны набраться сил, чтобы как следует заплатить ему долг. Впереди большая работа...
Галя слушает и понемногу затихает. А Ольга Александровна уже заботливо поддерживает больную руку Игоря Никитича, помогая ему повернуться на другой бок. Набрав в резиновую шапочку воды, она осторожно поливает ему спину, стараясь не замочить бинтов. Игорь Никитич ухает и смеется: хорошо быть капустой!
Галя знает, какое горе постигло Ольгу Александровну. На второй день после прибытия экспедиции в Москву к ним в гостиницу явился ее муж и самым трагическим тоном объяснил, что он, не веря в возвращение "Урана", совершил ужасную ошибку, которую готов немедленно исправить, если...
Ольга Александровна даже не выслушала до конца его сбивчивого объяснения. Как только она поняла, что произошло, сейчас же попросила его удалиться и вышла из гостиной, красивая и гордая.
Юрий Модестович остался в комнате один. Сидя на краешке стула, бессмысленно глядя перед собой, он терзался мыслями об утраченном счастье. Какого дурака он свалял, какого дурака!
Три года назад он решил, что вернуться на Землю корабль не сможет, и, оставшись в одиночестве, стал поглядывать по сторонам.
Вскоре в сфере его наблюдений появилась солистка одного из самых прославленных оперных театров, который гастролировал в городе, где он проживал. Правда, она была далеко не молода, но зато очень известна.
Брак свершился на пятьдесят пятый день после их первой встречи и на исходе четвертого месяца с момента отлета "Урана". Задержка произошла из-за того, что их не хотели регистрировать, так как Юрий Модестович не был разведен. Но ведь Ольги Александровны не было на Земле...
И вот Юрий Модестович перекочевал в столицу. Жена устроила его в свой театр, где он преуспевал в течение года с лишним. Как вдруг, к своему крайнему удивлению, он услышал от одного знакомого, что космическая экспедиция вернулась благополучно и что не дальше, как вчера, она была на неофициальном правительственном приеме, на котором руководители государства обнимали участников перелета, поздравляли их с неслыханной победой.
Юрий Модестович сразу же понял, что тут дело пахнет не работой в столичном театре, а чем-то гораздо большим, и немедля понесся исправлять свой промах... И вот все кончено. Поздно... Этого он не ожидал. Самым неотвязным, самым нестерпимым было предположение, что теперь Ольгу Александровну наверняка изберут в академики и она будет получать столько денег, столько денег, что при мысли о них кружилась голова и сохло во рту...
Глядя на Ольгу Александровну, которая всегда самоотверженно ухаживала за всеми, кто нуждался в ее милосердном искусстве или материнской ласке, Галя готова была скрипеть зубами и в голос кричать от обиды за эту чудесную женщину, чья большая любовь была разменена на московскую квартиру.
Как она могла любить это насекомое? Как она не видела его убожества, она - достойная самого Игоря Никитича?
Ах, если бы Игорь Никитич сбросил свой невидимый траур, надетый двадцать лет назад, какая бы из них вышла napal
Но как не существует силы, которая подняла бы из гроба его близких, так нет и такой силы, которая заставила бы его взглянуть на женщину глазами мужчины! Нет и не будет счастья этим людям, созданным друг для друга.
Гале снова захотелось плакать. Пересилив себя, она встала и пошла к воде.
Максим и Маша затеяли купание. Подняв искалеченные руки, Максим вошел в воду по грудь и окунулся с головой. Маша тут же вытащила его за волосы.
- Осторожней, руки замочишь! - Закричала она сердито.
Максим засмеялся, сверкнув белыми зубами, и окунулся снова.
- Ну, эти совсем готовы! - кивнул в их сторону Сидоренко, обращаясь к Константину Степановичу. - Не забудут пригласить на свадьбу, а?
Старый астроном задумчиво сощурил близорукие глаза на купающихся.
- Легенда говорит, что Эрота вскормили молоком две свирепые львицы!
- Бедный Максим! - улыбнулся Сидоренко, с любовью поглядывая на свою "стару", которая сидела неподалеку от них. Вдруг он насторожился.- Эге, к нам, кажется, кто-то идет!..
По пляжу быстро шла, почти бежала высокая девушка-диспетчер санатория. Отыскав издали глазами Игоря Никитича, она поспешила в его сторону.
- Товарищ Белов, вам телеграмма из Москвы! - прошептала она, нагибаясь к нему и передавая бланк. - Правительственная, - добавила она, уходя.
Игорь Никитич здоровой рукой передал бланк Ольге Александровне, которая разорвала бандероль и, развернув телеграмму, вернула ее обратно.
- Придется нам с Константином Степановичем сейчас же выезжать, - сказал он, окинув взглядом текст. - Самолет ждет в Адлере.
- Но как же вы поедете со сломанной ключицей? Вам нужен провожатый! - забеспокоилась Ольга Александровна. - И потом, если вы надолго задержитесь, кто же будет за вами ухаживать? Знаете что: я поеду с вами! - заявила она решительно.
- А не лучше ли, если поеду я? - спросила Галя. - Заодно мне нужно зайти домой, взять кое-что из вещей, - слукавила она, так как была искренне убеждена, что сейчас лучше, чем она, никто на свете, даже Ольга Александровна, не сможет уберечь Игоря Никитича.
Белов согласился.
Подошел Константин Степанович. Женщины хотели отойти, чтобы не мешать деловому разговору, но Белов остановил их:
- Куда же вы? Секретов здесь нет.
- Как вы думаете, зачем нас вызывают? - спросил старый астроном.
- Наверное, какие-нибудь вопросы по отчету. Мне кажется, мы завтра же вернемся!
Провожали на двух "Чайках". Машины за полтора часа домчали от Чемитокваджа до Адлера.
Прощание было коротким: специальный самолет уже вырулил на старт и ждал пассажиров. Через несколько минут взревел мотор, и самолет, набирая высоту, скрылся за ближайшим мысом.
Чтобы не быть обузой Маше и Максиму, Ольга Александровна с полковником сели во вторую машину.
Автомобили быстро миновали Хосту и Сочи и помчались по прекраснейшему участку черноморского шоссе, до сих пор сохранившему прелесть дикой южной природы. Шоссе петляло по прибрежным горам, взвивалось вверх, ныряло вниз и открывало за каждым поворотом новые и новые картины гор и моря. Отвесные скалы сменялись бездонными пропастями. Узкие тенистые ущелья терялись в горных отрогах. Заросли, покрытые красными и черными ягодами ежевики, фиговые и ореховые деревья, каштановые рощи, чуть желтеющие виноградники летели мимо автомобиля. В лицо бил ток теплого воздуха, в котором пряный грибной запах морской сосны сливался с ароматом цветов и спелых фруктов.
Долгое молчание, царившее ео второй машине, нарушила Ольга Александровна.
- Как странно иногда случается в жизни! - сказала она, глядя на вьющуюся впереди ленту шоссе. - Вот вы знали Галочкиного отца: судя по всему, это был человек долга, человек огромной воли, человек большого обаяния. И вы видите - дочь унаследовала все его черты: смелая, решительная, ,ласковая, веселая. Никто не говорит, Маша тоже чудесная девушка, но она, хоть и выглядит мечтательницей, в действительности слишком уж трезва во всех своих действиях. Она не Капитанская дочка, а настоящий капитан. В ней нет и следа той непосредственности, той, я бы сказала, романтичности, которой так и дышит Галя.
Иван Тимофеевич почесал затылок.
- Боюсь, дорогой профессор, что ваш диагноз никуда не годится. Скажу вам строго по секрету: я не знаю Галиного отца.
- Для чего же вы обманывали Галю? - спросила Ольга Александровна с нескрываемым возмущением в голосе.
- Вы ж меня не поняли! - Похоже было, что Сидоренко обиделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26