Суждено провалиться – вряд ли агент по недвижимости и директор банка бросятся с лыжными палками к полынье, чтобы спасти меня.Высказать наболевшее? Но кому? Некому. Не привык я искать товарищей по несчастью.Назвав себя бойцом домашнего фронта, я даже не пытался установить контакт с подобными мне. Я считал свою жизнь неповторимой – и это была ошибка.Итак, мне оставалась только работа, массаж с двумя сортами крема и перепродажа ворованных вещей. Все исключительно ради дома.Я успокаивал себя тем, что идея насчет дома – не прожектерство.Эта идея – мощный генератор электроэнергии, машина, трудящаяся день и ночь. Эта идея не ест, а питает человека.
Я уменьшил долю эротического массажа, но компенсировал убытки, обслуживая бегунов на длинные дистанции.Звякнул нескольким марафонцам, знакомым по Центральному парку, рассказал о своих услугах. Профессионально расслабив их натруженные мышцы и колени, я заслужил имя в их кругу, следовательно, отказался от интимных клиентов.Бегуны в массе своей – женщины и равно мужчины – представляли сливки среднего класса. В беге они открыли новый смысл жизни. Ни общество, ни деньги, ни семья, ни машина не давали тех ощущений, которые испытывал парящий над землей бегун. Бег заставляет человека забыть о высоких налогах, росте процентных ставок и котлетном фарше политической жизни. Так вещали мои клиенты, пока я ковырял большим пальцем их окаменевшие ягодичные мышцы.Однажды в выходные напряженный график вышел мне боком. Сини проводила выходные у меня, но я не мог отменить назначенные сеансы.Когда я обслуживал бегунов, дочка сидела на картонном ящике и ела гамбургер. Они заигрывали с общительной девочкой. В такие моменты я старался глубже пронзить пальцами их затвердевшие мышцы, чтобы прекратить расспросы. Наконец последний клиент отчалил, и мы с Сини отправились на улицу играть и качаться.– Голый дядя ушел? – спросила Сини.– Ушел.– К себе домой?– Да.– Дяде еще больно?– Нет, папа его вылечил.– Папочка успокоил дядю?– Нет, папа сделал ему массаж.– Дяде было больно?– Да.– Очень больно?– Не очень. Чуть-чуть.Среди новых клиентов я признал несколько бойцов домашнего фронта, но поостерегся уличить их. Человека, лежащего на массажном столе, нельзя беспокоить. К несчастью, некоторые пациенты были чересчур любопытны. Они без зазрения совести стали расспрашивать массажиста о семье и интересовались пустой квартирой. Я увиливал, говорил, что живу с семьей тут неподалеку, а эта квартира – мой временный рабочий кабинет. С особо языкастых я драл на двадцать процентов больше. Кстати, они этого не замечали, так как мои цены была значительно ниже официальных тарифов.Сливкам среднего класса я не мог сбывать краденое. С огромным облегчением я сообщил торговцам, что больше не беру товар на хранение. Финансово я перестал зависеть от них, а ведь они досаждали мне даже больше, чем массаж. Поставщики, конечно, расстроились: шмотки лучше хранить в подвале у собственников жилья, чем в муниципальном доме.Отец нашей мафии решил наградить своего компаньона. Он подарил мне мини-хлебопекарню, полагая, что я как человек семейный смогу оценить подарок. Скрыв душевное волнение, я поблагодарил его. Когда он ушел, я разрыдался в ванной.В начале июня я почти иссяк.Опытный бегун, я умел прислушиваться к своему телу, неплохо разбирался и в душевном здоровье, так что общий диагноз, по-моему, был очевиден. Я себя загнал. Лучше всего было взять больничный и отдохнуть, но, к сожалению, я этого не мог. Наширявшись снотворного, я проспал в течение трех суток в сумме тридцать девять часов. Итого на долю недосыпа пришлось двадцать четыре часа, плюс пятнадцать часов обычного отдыха.Хватило с лихвой.Я подобрал в газете плохонький дом. Стартовую цену зашкалило. Смотрины в воскресенье в час. Взглянув на фотографию Хелены и Сини, я набрал телефонный номер. Никто не ответил. Я хотел, чтобы мы отправились на смотрины все вместе, по дороге я бы все рассказал.Как мне стукнуло в голову купить дом.Что я ради этого предпринял.Что я думаю о ней, о них.О чем успел передумать в одиночестве.Я снова позвонил. Нет ответа.На смотрины я отправился, уверенный в своем безупречном вкусе. Приглянется мне – наверняка приглянется и Хелене. Сунув семьдесят штук наличных в карман ветровки, я стартовал.Прибыл на место за пять минут до срока. Желтая машина агентства, завернув во двор, изрыгнула тетку в строгом костюме, которая установила указатель на тротуаре.Подкатив к ней, я заявил, что хочу купить дом, но меня не устраивает заявленная цена. Она отмахнулась: якобы у нее много работы. Я удивился, ведь в ее обязанности входит именно выслушивать предложения и обдумывать их. Она сказала: сперва осмотри дом, а потом вернемся к вопросу.Я возразил. Поведал, не вдаваясь в подробности, что порядком поднаторел в этом деле, и опять предложил ей высказаться об альтернативной цене. Она зациклилась: с удовольствием, но только после просмотра.И вдруг я сник. Как будто сахар в крови упал до нуля.Вытащив из кармана толстый шоколадный батончик, я отхватил кусок и обещал вернуться к половине третьего. Шагнул в сторонку. Тетка поинтересовалась, не желаю ли я осмотреть дом изнутри и услышать рекомендации по ремонту. – Ремонт сделаем, когда въедут Хелена и Сини.Что это я сказал?Вот так выдал.Смешать сокровенное с покупкой сраного дома!Смутившись, я потрусил прочь.Остановился только на верхушке холма. Рассматривал свой новый район целых шесть минут. Порядком – если не отвлекаться.Потом где-то с час я бегал в ровном ритме, оставшееся время сидел на камне метрах в двадцати от дома. Две семьи маячили во дворе. Они беззаботно поддевали ногами пучки травы, смеялись, глядя на играющих в кустах детей. Я искренне пожалел их. Они и не предполагали, что дом уже нашел верного покупателя.Один из мужиков держал на руках девочку, ровесницу Сини. Я отвернулся.Тетка в деловом костюме проводила последних клиентов до ворот и протянула им желтые листочки. Приблизившись, я облокотился на большую березу у дороги. Когда скрылся последний клиент, я достал свернутые в трубочку деньги, подошел к тетке и сделал все, чтобы Хелена и Сини вернулись назад. Хелена Хорошо, что он ударил меня. Я так думаю. Появился повод уйти. Больше никаких ведерок для блевотины, пустого взгляда, докладов на тему рока, кулинарии и почему пехотному генералу следует заклеить рот скотчем.Аж до щиколоток пробрал. В костный мозг просочился. Нет уж, лучше туда, чем в сердце. Придурок. Черный перец кладут в макаронную запеканку? Рис требует двойную норму воды? А какую картошку лучше взять для пюре? В нее добавлять молока или сойдет картофельный отвар? В суп-пюре кладут укроп? А как же Матти добивался этого вкуса?Я ломала голову над самыми простыми вещами, когда раздался звонок.Сиркку сказала, что на определителе наш домашний номер. Пускай себе звонит.Я не хотела разговаривать с Матти. Я знала, что стоит мне только услышать голос, как я тут же перенесусь назад, в нашу квартиру, в тот самый вечер.Ночи три я вскакивала во сне, размахивая руками. Сиркку трясла меня за плечи: что с тобой? Я рассказывала, что в комнате полно осьминогов.Теперь, через два месяца, слегка отпустило. Правда, сейчас я до того привязана к Сини, что без нее я будто полчеловека. Постоянно держу Сини на руках, не решаясь отпустить, как бы с ней ничего не случилось.Есть только «сейчас», на будущее загадывать не берусь.Сини дышит, я дышу, вон едет автобус, в нем люди, которым ничего не известно о нашей жизни, а мне ничего – о них. Кроме того, что с ними как раз ничего не случилось. Иначе они бы остановили автобус и разбрелись куда глаза глядят. Похоже, только мы с Сини в этом мире несчастны.Сиркку пыталась доказать, что это не так. Хорошо ей говорить. Да что мне слова посторонних? Пустой звук!Теперь на первом месте рутина, с которой Матти справлялся сам. Именно сегодня, в пятницу вечером, с ума нейдут его булочки. Как ему удавалось такое пышное тесто? А его запеканки в лезьоне идеальной пропорции. Как он этого достигал? По четвергам я и носа не совала на кухню, если он находил в кулинарном приложении новый рецепт песочного торта.Года четыре назад с ним что-то случилось. Он раскидывал по углам неглаженое белье, забывал на плите кашу, вздрагивал, читая газету. Он по-прежнему заботился о нас, только себя забросил.Сколько раз я говорила ему: выбери часок для себя, найди какое-нибудь увлечение, сходи куда-нибудь. Однажды надеялась – клюнет. Нашла объявление в газете о чемпионате Финляндии по лыжным гонкам без лыжни, по ровному насту. Вырезала, подсунула. Думала: прекрасный случай провести время в лесу в мужской компании. Ошиблась. Он надулся, да еще и наорал на меня, что настроение не поднимется оттого, что он станет хлебать в лесу черничный компот с незнакомыми мужиками.В таком состоянии он пребывал, день ото дня только меняясь к худшему. Смотрел телик, читал газеты, слушал радио, делая поразительные выводы обо всем увиденном и услышанном, потом купил эти ведерки для рвоты. Боже мой!В чужую шкуру не залезешь, особенно в его. Он сам придумал себе эту роль. Конечно, он же непревзойденный мастер кондитерского искусства! Песочные торты, кексы, плюшки, слойки и пироги – все своими руками. А мы должны были собираться кучей и восхищаться, как это наш мастер-золотые руки сотворил такое! Выпечка была действительно хороша. Дело не в этом. Я поняла, что он таким образом заявлял о себе. В полумертвом состоянии месил тесто в короткую утреннюю передышку после того, как часами носил на руках больную малышку. А я посещала по вечерам оздоровительную гимнастику и психологический тренинг для молодых матерей.Он сам на это пошел. Сказал бы, если б не устраивало. Открыл бы рот.И вдруг овечка превратилась во льва. За несколько месяцев он полностью изменился. Начались эти пространные высказывания, он сердился, если мне не хватало терпения выслушивать их. Он хотел переделать мир – вовсе не наши отношения. Мои терзания и слезы ничего не значили для него, он таращился с дивана холодной рыбой.И вот терпение лопнуло. Чаша переполнилась. Впрочем, не знаю…Порой мне кажется, что я уже ничего не знаю точно.Кроме того, что ему здесь нечего делать.Как и в новой квартире, которую нам скоро выделит город.Квартира будет ужасной. Ну и пусть, потому что в этой жизни мне все равно не получить деревянного домика на окраине города. Это моя мечта, а Матти даже не слушал, когда я говорила об этом. Помню, битых полчаса я рассказывала ему, как наши знакомые ремонтируют дом, и вдруг заметила, что он вторым ухом внемлет жирному председателю лыжной федерации, который вещал по телику о спекуляциях в крупных соревнованиях. Я обиделась.И после этого он еще удивляется, что я обругала его последними словами, прежде чем он ударил. А что я такого сказала? Раскрыла положение вещей: каким он был, каким он никогда не был и уже не станет.Но все это в прошлом, скоро мы с Сини переедем в муниципальную квартиру.Сиркку считает, что город специально строит такие уродливые дома, чтобы указать бедным их место. Не знаю, может быть. Сейчас я хочу только квартиру, четыре стены и обычную мебель. Пусть страшненькую, только без осьминогов.Мои мысли в последние недели походили на бред. Все рухнуло, потеряло свои очертания. Если бы у Сиркку не было успокоительных, моя голова разлетелась бы на тысячи осколков. Может быть, еще и расколется. Вообще-то я сама чуть не треснула, когда Сини рассказала, чем они с Матти занимались в выходные. Матти делал массаж каким-то большим дядькам. Я сразу позвонила ему. Он сказал, что подзарабатывает сеансами массажа и что все это только для нашего блага. Черт возьми! Девочка наблюдала, как он массирует совершенно голых мужиков. Я сказала, что доложу об этом социальным работникам, наверняка запретят контакт.Кажется, я вообще ничего не понимаю. Все кружится, не стоит на месте.Я точно знаю одно: напрасно я отправилась на этот фестиваль Руйсрок летом 1978 года. Теперь расхлебываю кашу, которую тогда заварила.Летом так хотелось выбраться куда-нибудь из нашей дыры. Но почему я не выбрала церковный праздник «Пробудитесь!»?Я помню, как он возник в проеме нашей палатки, заслонив собой солнце. Пошатываясь, изобразил игру на гитаре, потом рухнул прямо в мои объятия. И остался там. Более чем на двадцать лет. Он был такой чувствительный, руки, как у пианиста. Пушок на подбородке, который вскоре превратился в остроконечную бородку. Но стоило «Sex Pistols» выпустить свой первый сингл, как бородка исчезла.Он умел так ласкать, что я даже не ощущала пальцев. Напевал тихонько, раскачивая меня, я словно плыла по волнам. Он высунулся из проема палатки, чтобы выблевать на траву яблочное вино «Марлин». Но разве можно сердиться на мужчину, который так баюкает и так ласкает? Однако откуда взялся этот кулак? Сиркку думает, что темпы роста кулака такие же, как у сосны: двадцать лет до половой зрелости.И почему я только не поехала на церковный праздник «Пробудитесь!»? Матти Я протянул ей деньги. Тетка в костюме посмотрела на скрученные купюры, плоды моего каторжного труда, как на испорченную колбасу, и сказала, что не может взять деньги. Я потребовал объяснения.Она сказала, что при сделках с недвижимостью неприлично иметь при себе столь большие суммы наличных, и спросила, какую цену я бы предложил за дом. При начальной цене в миллион двести тысяч. Я заявил, что объявленная цена содержит лишних триста тысяч. Сейчас я плачу сто тысяч наличными, а остальную сумму в первый же будний день. На мой взгляд, все абсолютно ясно. Дом в еще более дрянном состоянии, чем тетка в деловом костюме, у которой сосудистая сетка покрывала все горло, напоминая об успокоительной роли белого вина для нервозных посредников.Она добавила, что не может передать хозяевам мое предложение, мимоходом выразив сожаление о нынешнем состоянии рынка недвижимости, и сунула мне свою визитку. Я обещал позвонить через полчаса, когда пыль осядет на месте нашей встречи.– В любое время.Сунув бумажки с описанием дома под мышку, тетка подхватила вывеску с указателем, грузно опустилась на сиденье «опеля астры» и оставила меня вместе с деньгами на улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27