Отороченные мехом горностая рукава были широкими до локтей, а затем сужались, плотно обхватывая запястья. На шее девушки поблескивало ожерелье из рубинов и бриллиантов, оплетенных золотым кружевом, в ушах подрагивали серьги той же филигранной работы.
В таком ослепительном наряде Леонора являлась только перед королем. Няня пыталась ее убедить, что дикие горцы не сумеют оценить подобной красоты, но Леонора не вняла вразумлению. Она еще заставит Диллона Кэмпбелла пожалеть о том, что он отверг ее гостеприимство. Когда он заявится сюда в своих грубых обносках, пусть подивится роскоши и великолепию дома, который его принимает.
Элджер Блэйкли склонился над ее рукой:
– Вы прелестны, миледи.
Его отец расплылся в улыбке, увидев, что сын продолжает удерживать руку Леоноры дольше, чем этого требовали приличия. Лорд Джеймс Блэйкли прекрасно сознавал, как богат хозяин замка, как далеко простираются его владения. Ходили слухи, что приданое его дочери впору невестам из королевского дома. А еще важнее приданого близкая дружба отца с королем. Мужчина, которому удастся завоевать руку Леоноры Уолтем, унаследует великую власть. А Элджер обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы завоевать сердце любой знатной леди, – силен, строен, красив. В намерения Джеймса входило увидеть обручение юной пары прежде, чем сын его снова будет послан на поле битвы.
– Как бы подобная красота не ослепила горцев, – ехидно заметил Джеймс.
Лорд Уолтем с восхищением посмотрел на дочь.
– Да. Мне приятно, что ты постаралась выглядеть сегодня столь прекрасно. – Он привлек ее поближе к себе и поцеловал в щеку. – Мне известно, как пугают тебя эти горцы, но наш монарх желает завязать с ними узы дружбы. Нам крайне важно суметь найти мирное решение противоречий между нашими народами, или же наши прекрасные рыцари-англичане снова будут вынуждены столкнуться с ними на поле битвы.
– Да, – ответил Джеймс, – включая и моего любимого сына, Элджера.
Леонора содрогнулась, представив себе схватку с этими великанами.
Видя это, ее отец кивнул:
– Да, дорогая, они действительно могут быть страшными противниками. Гораздо лучше встретить их дружеским рукопожатием, чем мечом.
– Вы действительно намереваетесь стать другом этим строптивцам? – Герцог Эссекский поднес к губам кубок эля.
– Да. – Лорд Уолтем почувствовал легкое раздражение, услышав, как враждебно настроен его собеседник. – Как всякий, кому дорога дружба нашего короля, Эссекс. Надеюсь, вы тоже прекрасно сознаете важность этой встречи.
– Я бы скорее предпочел вонзить кинжал им в горло, чем делить с ними трапезу.
– В таком случае вам следовало поставить короля в известность о своих чувствах прежде, чем вы согласились приехать сюда.
– Мне хотелось посмотреть на этих дикарей вблизи. – Герцог осушил кубок и оглянулся на остальных дворян, одобрительно засмеявшихся при его словах. – Весьма странно, что Эдуард вынуждает нас метать бисер перед свиньями. Свинарник – самое для них подходящее место: шотландцы без труда договорятся с им подобными тварями.
Даже епископ не смог подавить смех при таком замечании.
– Да, вид у них действительно как у оборванцев. Мне тоже странно, что его величество думает о союзе с этим нищим сбродом. – Он повернулся к лорду Блэйкли и Элджеру. – Вам двоим приходилось сталкиваться с им подобными в сражении. Что вы скажете? Горцы действительно неустрашимы в бою? Или все это сказки?
– Это не сказки, – ответил Элджер. – Мне никогда еще не доводилось встречаться с более смелыми врагами. – Видя, что ему удалось привлечь внимание Леоноры, он не мог не похвастаться: – Но я вовсе не боюсь их, ваше преосвященство, и, если мне вновь доведется встретиться с ними на поле брани, я многому смогу их научить.
– Но здесь не поле брани. – Герцог взял еще один кубок с подноса, которым обносила гостей хорошенькая служанка. – И удаль в обращении с мечом никак не может вам пригодиться. Для того чтобы заключить мирный договор, необходим острый ум, но… – тут он лукаво подмигнул остальным, – как это ни прискорбно, его-то и не хватает нашим горским гостям. Неужели, правда, что, чем выше рост человека, тем меньше его мозг?
Герцог и епископ расхохотались, но лорд Уолтем тихо проговорил:
– Я не стал бы так быстро судить наших гостей. Роберт Брюс не случайно выбрал их своими представителями и направил сюда без охраны. Возможно, они кажутся нам грубыми и неотесанными, но я призываю вас относиться к ним с таким же уважением, как и к их предводителю.
– Вот единственное уважение, которое я согласен оказать Брюсу. – Герцог Эссекский положил руку на рукоять меча.
Леонора увидела, как улыбки быстро стали сходить с лиц англичан. Повернувшись, она чуть не ахнула: трое горцев стояли прямо позади нее. Значит, они наверняка слышали оскорбительные замечания, только что сделанные на их счет.
Давно ли они здесь? И сколько им удалось услышать?
Лицо Диллона было совершенно бесстрастно. На лицах его младших братьев, не столь искушенных в дипломатии, виднелись следы плохо скрытого гнева. Когда Саттон потянулся к ножу, припрятанному у него за поясом, Диллон торопливо положил руку на плечо брата.
– Нет, – тихо произнес он. – Сейчас не время.
– Но, Диллон, они же клевещут…
Диллон, ухватив брата за плечи, пригвоздил его руки к бокам. Притянув молодого человека поближе, он прошептал:
– Ты должен научиться быть терпеливее, общаясь с глупцами, Саттон.
Эта сцена не ускользнула от внимания англичан, наблюдавших за горцами в полном молчании. Только на лице лорда Уолтема отразились признаки раскаяния.
– Простите нас, – сказал он. – Мы не видели, как вы вошли в зал.
– Да, не видели. – Глаза Диллона сузились, когда он пристально вглядывался в лица собравшихся. Гнев клокотал в его груди, но он уже давно научился ничем не выдавать свои мысли. В свою очередь англичане предпочитали отворачиваться, чтобы не встречаться глазами с его осуждающим взглядом.
Несмотря на волнение, которое он, несомненно, испытывал, Диллон слегка поклонился и взял руку Леоноры в свою.
– Добрый вечер, миледи.
Когда губы его скользнули по ее пальцам, она вновь почувствовала, как ее обдало жаром, но решила, что в этом, без сомнения, виновен жарко горевший в камине огонь. Глядя на горца сквозь вуаль густых ресниц, она вознесла молитву о том, чтобы он не заметил краску, проступившую на ее щеках.
А он побрился. Лишенное неровной поросли бороды, его лицо, даже несмотря на шрам, выглядело по-настоящему красивым. Лоб высокий и чистый, нос – ровный и прямой, четко очерченные красивые губы, квадратный подбородок… На нем была окрашенная настоем шафрана рубашка из мягкого льна и черные панталоны. Поверх этого – накидка из сине-зелено-черной шерсти, спускавшаяся ниже колен, а на плече скрепленная пряжкой кованого золота. Крохотные капли воды, подобно бриллиантам, посверкивали в его рыжевато-каштановых волосах.
Братья его были одеты так же.
Хотя Леоноре никогда еще не приходилось видеть людей в подобном одеянии, она не могла не признать, что выглядели горцы превосходно. Высокие. С резкими чертами лица, непреклонно-суровые. Такие настоящие. По сравнению с ними англичане были похожи… Тут ей вспомнилась фраза, которую Диллон обронил с таким сарказмом. Похожи на павлинов.
– Эль, милорды? – Смазливая служанка протянула им поднос с кубками.
– Да, спасибо. – Пока горцы брали с подноса кубки, Леонора заметила, как восхищенный взгляд служанки, медленно скользнув по каждому из гостей, задержался на суровом лице Диллона.
– Можешь идти, Верда. – Леонора произнесла это немного резко – и сама удивилась чувствам, неожиданно нахлынувшим на нее. Ревность? Она тут же отбросила столь глупую мысль. Никогда раньше ей и дела не было до интрижек, что завязывались между служанками и гостями в доме ее отца. Ясное дело, горцы ей совершенно безразличны. – Помоги разносить еду.
Служанка направилась прочь, недовольно надув губы.
Когда Диллон повернулся, глядя на нее, Леонора снова почувствовала, как румянец горячей волной заливает ее щеки. Ей вдруг показалось, что этот горец может читать ее мысли и что сейчас он смеется над ней. От такого подозрения девушка еще больше нахмурилась, надменно выпрямившись.
– Полагаю, вы нашли свои комнаты удобными? – спросил лорд Уолтем.
– Весьма удобными. – Диллон прихлебывал эль, стараясь дать себе время, чтобы унять гнев. Он прекрасно сознавал, что кичливые англичане только что издевались над ним и его братьями. И самое возмутительное, что подобные чувства испытывают они ко всем его соотечественникам. Вот это он никак не мог допустить. Если им предстоит договариваться о мире, это должно происходить в обстановке взаимного уважения.
Уважение. Он чувствовал, что герцог Эссекский намеренно пытается вывести их из себя, чтобы втравить в поединок. Искушение исполнить желание герцога было крайне сильно, но Диллон понимал, что поединок, каков бы ни был его исход, поставит под угрозу попытки договориться о мире.
– Прошу дорогих гостей к столу. – Хозяин предложил руку своей дочери, с облегчением почувствовав, что горцам удалось подавить свой гнев – по крайней мере, на некоторое время.
Лорд Уолтем и Леонора проследовали впереди всех к главному столу, стоявшему на высоком помосте. За тот же стол уселись почетные гости из Шотландии и епископ.
За другие столы сели дворяне – местная знать из близлежащих поместий, – которым выпала честь стать свидетелями исторической встречи шотландцев и англичан. В дальнем конце зала разместились стражники, необычно присмиревшие с момента появления горцев, издавна считавшихся заклятыми врагами англичан.
– Диллон, я буду рад, если вы займете почетное место возле моей дочери. – Лорд Уолтем указал на деревянную скамью, что стояла вдоль всего стола.
Когда все, наконец, расселись, Леонора почувствовала прикосновение ноги горца к своей ноге и вздрогнула как от ожога.
Лорд Уолтем обернулся к дочери, обеспокоено глядя на нее.
– Что-нибудь не так, дочка? Тебе неудобно?
– Нет, отец. – Она почувствовала, как взгляд Диллона тут же устремился на ее лицо, и прокляла жар, вновь захлестнувший ее. – Просто… – она изо всех сил старалась собрать разбегающиеся мысли, – просто я думаю, как доставить удовольствие нашим гостям, ведь это их первая трапеза в нашем доме.
Лорд Уолтем посчитал нужным объяснить шотландцам:
– Со дня смерти ее матери Леонора приняла на себя бремя многочисленных обязанностей по управлению хозяйством. И прекрасно с ними справляется. У моей дочери множество достоинств, но более всего я доволен тем, что она выросла настоящей леди с прекрасными манерами.
– Тогда с вами пребывает благословение Господне, лорд Уолтем. – Диллон пронзил ее взглядом, от которого, казалось, щеки ее запылали еще сильнее. – Домовитая женщина, блистающая красотой и прекрасными манерами, делает честь своему отцу и доставляет наслаждение мужу.
Леонора испытала облегчение, когда слуги начали подавать первую перемену. Гостей обносили большими серебряными подносами с лососиной, за которыми последовали деревянные тарелки с говядиной и целиком зажаренными поросятами. На столах расставили корзины с горячим, хрустящим хлебом и серебряные миски с овсяной кашицей, в которую полагалось обмакивать хлеб. С каждой сменой блюд хорошенькие служанки наполняли высокие кружки элем и медом.
По сигналу хозяина разместившиеся вверху на галерее музыканты начали услаждать слух гостей игрой.
Леонора испытывала постоянное стеснение, чувствуя радом с собой присутствие великана, утолявшего голод с явным удовольствием. Рассматривая его руки, когда он отламывал себе большой кусок хлеба, она вдруг припомнила их прикосновение. Какой же он силач… Но в то же время его обращение с ней было на редкость мягким.
– Еще меду, миледи? – Она подскочила, услышав его низкий, звучный голос совсем рядом с собой.
– Простите меня… Я…
Не дожидаясь ответа, он наполнил ее кубок, затем налил себе и передал опустевший кувшин подоспевшей служанке.
– Вы очень мало едите, миледи.
– Кажется, я потеряла аппетит. Он улыбнулся.
– Может быть, это из-за общества, в котором вы вынуждены находиться?
Она не улыбнулась в ответ.
– Вы смеетесь надо мной, сэр?
– Нет, миледи. – Хотя улыбка и исчезла с его лица, она все еще чувствовалась в его взгляде, в теплоте его голоса, отчего раздражение Леоноры только усилилось. – Вы усердно исполняете приказы короля, даже если они вам… неприятны. – Диллон бросил взор на заполненный гостями зал. – Впрочем, ваши гости тоже явились сюда не по своей охоте.
Он посмотрел на Элджера Блэйкли, который в свою очередь, прищурившись, рассматривал горца. Даже на расстоянии Диллон ощущал его враждебность. Очевидно, храбрый рыцарь, удаленный от прекрасной Леоноры, был взбешен тем, что его не посадили за почетный стол.
– Я готова умереть за нашего короля. – Леонора вызывающе вздернула подбородок.
– Верю, миледи. Умереть за короля – это благородно. Но принимать у себя врагов, да еще развлекать их – занятие куда менее славное, не так ли? – Глаза его весело блеснули. – И куда более докучное.
– И вы решили эту докуку усугубить…
– Сладостей, милорд? – Верда, смазливая служанка, втиснула серебряный поднос между Леонорой и Диллоном, с обожанием заглядывая в его темные глаза.
– Я предоставляю миледи право выбрать первой.
– Я не хочу сладкого.
– Может быть, вам следует передумать, миледи? – В голосе Диллона прозвучала ирония – Говорят, сладости способствуют смягчению нрава.
В глазах ее сверкнул огонь, но неимоверным усилием воли ей удалось ответить, не повышая голоса:
– Судя по всему, моему отцу придется иметь дело не с… джентльменами.
– Неужели вы предпочитаете плоские остроты герцога Эссекского?
Значит, он успел услышать все оскорбления, произнесенные Эссексом. Ей стало стыдно при мысли о том, что кто-то, пусть даже этот горец-дикарь, вынужден терпеть столь непочтительный прием в доме ее отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38