наблюдая, как полоска света на краю горизонта возвещает наступление нового дня. Всю эту бесконечно длинную ночь она провела тут, не в силах заснуть, готовая прыгнуть вниз и разбиться насмерть, если только Диллон Кэмпбелл вернется и приблизится к ней.
Дело было вовсе не в том, что он вызывал у нее отвращение. Нет, напротив: каждый раз, вспоминая, как она отвечала на его поцелуи, девушка заливалась румянцем. По правде говоря, она хотела его. Ей было невероятно стыдно признаться в этом самой себе, но она хотела его так же сильно, как и он, если верить его словам, желал обладать ею.
И почему все так получается? Она и сама не знала. Но ей было известно одно: вчера вечером, в объятиях Диллона, она почти обесчестила доброе имя своего отца. Теперь она знала, что не может больше доверять самой себе, оказавшись наедине с этим человеком. Хотя Диллон Кэмпбелл всего лишь неотесанный дикарь, он прикасается к ней так, что она тут же теряет голову. Рядом с ним она становится слабой и беззащитной, размышляла Леонора, просто-напросто романтичной дурочкой, в голове которой странным образом поменялись местами понятия о том, что хорошо, а что плохо. Она всерьез начинала верить, что в этом шотландце может быть и доброта, и сердечность, какими не обладал ни один из мужчин, что пытались ухаживать за ней в ее собственной стране.
Леонора приняла решение: ей нельзя оставаться под крышей этой крепости ни на одну ночь. Если она поступит иначе, то навсегда навлечет бесчестье на себя и своего отца. Яснее ясного, что в следующий раз она не сможет устоять перед Диллоном Кэмпбеллом. Неважно, каким образом, но она должна попытаться сегодня же совершить побег. Еще одна ночь – и она погибнет.
Услышав, как в коридоре за дверью ходят слуги, она поспешно умылась и оделась. Когда дверь открылась, она резко подняла голову и испустила вздох облегчения, убедившись, что это всего лишь Гвиннит.
– Ах, миледи, я вижу, вы тоже сегодня поднялись спозаранку. – Служанка заговорила тише: – Милорд уже сошел вниз, и у него ужас какое мрачное настроение. Мистрис Маккэллум велела нам вести себя в его присутствии потише, чтобы не навлечь его гнев.
– А часто он бывает в таком мрачном настроении, Гвиннит? – поинтересовалась Леонора, поворачиваясь к девушке спиной и начиная расчесывать волосы щеткой.
– Нет, миледи. Правду сказать, это вовсе не похоже на милорда. – Маленькая служанка засмеялась, прежде чем подойти к Леоноре, чтобы помочь пленнице справиться с непокорными локонами. – Если бы я не знала его так хорошо, то подумала бы, что он провел всю ночь за столом, осушая один кубок эля за другим, как это делают пьяницы. – Закрепив волосы украшенным драгоценными камнями гребнем, она отступила на шаг, рассматривая отражение Леоноры в зеркале – Мистрис Маккэллум говорит, что мужчина может быть в таком плохом настроении только из-за женщины.
Леонора почувствовала, как запылали ее щеки, и поспешно отвернулась. Только в этот момент она заметила, что предмет их разговора стоит в дверях, наблюдая и слушая. На лице его была недовольная гримаса.
– Разве тебе больше нечем заняться, Гвиннит?
– Я уже ухожу, милорд. – Служанка мигом выпорхнула из комнаты, оставив Леонору наедине с Диллоном.
Он долго и пристально смотрел на нее. Она все еще была желанна ему. Каждой клеточкой своего существа он хотел ее. И сам себя ненавидел за это желание.
– Сегодня вы останетесь в моих комнатах, чтобы ваши нежные руки зажили.
Услышав его слова, она вскинула голову.
– Нет, я не могу. – Она замолчала, чтобы ненароком не проговориться о своих планах. Ей следует убедить его, что она вполне способна покинуть его комнаты.
Диллон продолжал смотреть на нее так внимательно, что ей стало не по себе – казалось, он читал ее мысли. Затем он прошел мимо нее, налил в таз воды и, сняв рубашку, начал умываться.
– Я… я просто не имею права сидеть взаперти. – Она прошлась до галереи и повернула назад. – Работа идет так хорошо. Я обещала мистрис Маккэллум, что научу служанок, как готовить пудинг с бренди – любимый пудинг моего отца.
Он вытерся льняным полотенцем.
– Мистрис Маккэллум поймет, что сегодня вы работать не в состоянии.
– Но я должна!
Страсть, с которой она произнесла эти слова, возбудила его любопытство. Отбросив в сторону полотенце, он быстро шагнул к ней, со стремительностью дикого зверя.
– Покажите мне свои руки.
Кажется, ему не было никакого дела до того, что на нем надеты лишь облегающие бриджи. Но Леонора не могла забыть об этом. Как не могла забыть о его широкой, мускулистой, покрытой жестковатыми волосками груди; как не могла забыть о его тонкой талии и плоском животе. Почувствовав его теплое дыхание на своей щеке, Леонора разволновалась. Желание, захлестнувшее ее, оказалось таким могучим, таким неожиданным и ошеломляющим, что у нее перехватило дыхание.
Девушка неохотно подняла руки, давая ему осмотреть свои ладони. Едва пальцы его прикоснулись к ее рукам, как ее словно пронзила молния, она крепилась изо всех сил, чтобы ничем не выдать себя.
– Подживает неплохо… – Диллон поднял взгляд и встретился с ее пристальным взором. – А как вы себя чувствуете? Руки не болят?
– Нет. – Она попыталась шагнуть назад, но он слишком крепко держал ее. – Честное слово, – заверила она его.
Он заглянул ей в глаза, и перед его мысленным взором она предстала такой, какой была прошлой ночью: в одной лишь полупрозрачной рубашке. Она никогда не узнает, что тогда творилось с ним. Если бы не ее слезы…
Он до сих пор испытывал раскаяние, вспоминая, как она расплакалась. Ее слезы стали той спасительной преградой, что остановила сладострастное желание, от которого он словно впал в безумие. Диллону до сих пор было больно думать, что он довел эту сильную и гордую женщину до слез.
Внезапно ему страстно захотелось поцеловать ее, захотелось сильнее, чем когда-либо. Пытаясь скрыть свои чувства, он жестко проговорил:
– Я не могу допустить, чтобы вы вернулись к своему отцу со следами физических страданий, иначе он обвинит меня в том, что я слишком жестоко обращался с вами.
Девушка почувствовала укол разочарования.
– Мне следовало сразу догадаться, Диллон Кэмпбелл, что вашими действиями двигала не доброта, а только чувство долга.
Он отпустил ее и проследил взглядом, как она прошла по комнате к камину.
– Разумеется, я стараюсь обращаться с вами сносно не по доброте, а из благоразумия – в надежде, что и ваш отец не позволит жестокости по отношению к моим братьям.
Вот это уже лучше. Так гораздо безопаснее. Гнев и ярость всегда предпочтительнее нежных чувств. Эта женщина никогда не должна узнать, какую нежность он испытывает по отношению к ней.
Он продолжал говорить таким же безразличным тоном.
– Через день или два израненные пальцы заживут окончательно. Но до тех пор я не позволяю вам заниматься черной работой.
Девушка по-прежнему была решительно настроена добиться позволения беспрепятственно передвигаться по крепости. Этому дню суждено стать днем ее освобождения. Иначе все пропало.
– Тогда мистрис Маккэллум может использовать меня как советчицу. Я буду объяснять служанкам, как повкуснее готовить или как почище прибрать эту хибару.
Хибару, вот как? Глаза его угрожающе прищурились, едва он уловил в ее голосе покровительственный тон. Неужели эта женщина проводит все ночи, измышляя, как побольнее кольнуть его и вывести из себя?
Впрочем, Диллон был уверен, что домоправительница прямо-таки жаждет перенять у англичанки все навыки и умения, которые могут пригодиться в хозяйстве. Однако он не смел предоставлять Леоноре излишнюю свободу, опасаясь, что она непременно придумает, как воспользоваться его разрешением себе на пользу. Кроме того, Диллон до сих пор был уязвлен тем, что прошлой ночью на мгновение потерял контроль над собой.
Он натянул рубашку и заправил ее за пояс бриджей.
– В этом я не вижу ничего плохого и разрешаю вам давать пояснения служанкам, если только Руперт не будет отходить от вас ни на шаг.
Леонора отвернулась к камину, скрывая легкую улыбку, в которой читалось торжество. Она только что одержала своего рода победу и не преминет воспользоваться ею.
– Если вы готовы, – сказал Диллон, открывая дверь, – мы можем спуститься вниз и позавтракать.
Пленница быстро скользнула мимо него, высоко подняв голову и глядя в сторону. В карманах ее платья были спрятаны нож и завернутый в льняную тряпицу запас еды.
* * *
– Тростник лучше всего раскладывать вот так, – Леонора ползала по полу на коленях, выкладывая из нескольких стеблей камыша затейливый узор.
Служанки закивали и попробовали подражать ей. Мистрис Маккэллум стояла и наблюдала, скрестив руки на необъятной груди.
Леонора продолжала трудиться рядом со служанками, но домоправительница остановила ее:
– Хватит, миледи. Милорд сказал, чтобы вы не утруждали руки.
К этому времени все в замке прослышали о том, как леди героически пыталась скрыть свою боль. Служанки уже заметили, какие следы оставила тяжелая работа на нежных руках англичанки. Их собственные руки давно стали мозолистыми и огрубели от многих лет грязной и тяжелой работы, однако все они помнили, как плохо им приходилось в самом начале, а потому не могли не восхищаться мужеством пленницы.
– Может быть, на кухне я могла бы заняться чем-нибудь полегче? – Леонора изо всех сил старалась скрыть свое нетерпение. Из кухни путь к свободе был куда короче.
– Да, миледи. Это хорошая идея. Все, кто вчера вечером пробовал ваши пирожки, просят испечь их снова. Может, вы займетесь пирожками?
– С удовольствием, мистрис Маккэллум. Руперт придержал дверь, а затем последовал за двумя женщинами по коридору, который после множества поворотов наконец привел их в громадную кухню. Там в больших печах уже пекся свежий хлеб, а на открытом огне поворачивали двух оленей.
Леонора присоединилась к женщинам, раскатывающим тесто для пирожков. Вырезав из теста кружки, она разложила на них кусочки нарезанных яблок, облитых медом и слегка присыпанных мукой. Когда все было готово, сладкие пирожки защипали и отправили в большущую духовку печься. Вскоре по кухне поплыл восхитительный запах, и у Руперта потекли слюнки.
Мистрис Маккэллум одобрительно улыбалась, а Леонора принялась показывать служанкам, как готовить любимый пудинг ее отца с бренди и сладкий пирог из темного теста с начинкой из ягод и фруктов.
Вместо обычной густой и безвкусной овсяной каши, которая подавалась к каждой трапезе, Леонора сделала нечто вроде пюре из разных фруктов и ягод. Даже домоправительница испустила блаженный вздох, попробовав это лакомство.
– У вас здесь есть огород или сад? – спросила Леонора, хотя отлично знала, что услышит в ответ.
Мистрис Маккэллум кивнула.
– Тогда не разрешите ли вы мне набрать немного свежих овощей, чтобы подать их вместе с олениной? – Домоправительница уже готова была отказать ей, но девушка быстро добавила: – Ваш хозяин будет вынужден признать, что такая трапеза вполне достойна короля.
Леонора увидела, как глаза мистрис Маккэллум загорелись, и она поманила Руперта пальцем.
– Если этот парень будет вас сопровождать, я не вижу в этом ничего плохого.
– Благодарю вас. Мы скоро вернемся. – Обращаясь к Руперту, девушка проговорила: – Мне нужен теплый плащ.
– Но сегодня совсем не холодно, миледи.
– Может быть, и нет, но я… я так быстро простужаюсь, – солгала она.
Руперт провел ее к вешалке, где она выбрала и сняла с гвоздя теплый плащ с капюшоном. Проходя следом за Рупертом по длинному коридору, что вел к наружной двери, девушка быстро переложила нож и запас еды в глубокие карманы плаща. Когда они вышли в сад, она подняла голову и с наслаждением вдохнула пряный аромат.
– Ах, Руперт! Ты чувствуешь?
– Что, миледи?
Свободу, вот что, подумала она. Однако вслух ответила:
– Запах свежей плодородной земли. Ароматных трав. Свежих овощей и фруктов. Все эти запахи так напоминают мне о доме.
– Вы скучаете по дому, да, миледи?
– Да, Руперт.
– Скоро вы снова увидите свой дом. Зато я буду скучать без вас, миледи.
Услышав его слова, она почувствовала острый укол совести.
Парень взял в руки лопату и начал выкапывать морковь с одной из грядок. Леонора помогала – наклонялась и вытаскивала золотистую морковь из земляной колыбели. Когда парень опускал голову, она быстро осматривалась вокруг, пытаясь определить, где же находится дверь, которую она углядела из комнаты Диллона. Вскоре она заметила ее в стене, ограждающей дальнюю часть сада. Очевидно, эта дверь вела прямо в лес, и пользовались ею редко. Поэтому и часовые здесь не были выставлены. По другую сторону Леонору ожидала свобода.
Они с Рупертом продолжали трудиться на грядке – парень выкапывал, а она вытаскивала и складывала морковь, пока не набралось достаточное для вечерней трапезы количество. Гора овощей росла, а в голове Леоноры судорожно роились планы. Она должна непременно отвлечь своего юного охранника. Но как? Мысли быстро мелькали в ее голове.
Подняв голову, она понюхала воздух.
– Мне кажется, пахнет розами, Руперт. Здесь где-нибудь растут розы?
– Да, миледи. Хотите посмотреть, где они растут?
– Конечно, хочу.
Он провел ее через огород к крошечному клочку земли, окаймленному высоко разросшимся кустарником и густо оплетающими кусты ползучими и вьющимися растениями. Розы, предоставленные сами себе и совершенно одичавшие, буйно цвели, наполняя воздух густым ароматом.
Леонора направилась к старой каменной скамье и плотнее завернулась в плащ.
– Ах, Руперт, – вздохнула она. – Нет на свете ничего лучше сада, где цветут розы. Даже если это такой запущенный сад.
– Да, миледи.
Девушка прошлась по заросшей травой тропинке, все время, поглядывая на дверь.
– Это мог бы быть такой прелестный сад, – размышляла она вслух. – Если бы за ним ухаживали как следует.
– Когда все время приходится сражаться, миледи, остается очень мало времени на то, чтобы ухаживать за садами.
Она взглянула на юношу, который, подняв голову, следил за полетом птицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38