Он чуть было не поцеловал ее снова. Этого она не должна допустить.
Диллон Кэмпбелл опасен. Стоит ему прикоснуться к ней, и странные вещи начинают твориться с ее сердцем. Несмотря на то, что она прекрасно понимает, что он враг, почему-то он умеет заставить ее забыть обо всем и трепетать от наслаждения.
Даже сейчас сердце ее по-прежнему учащенно бьется. В горле у нее пересохло. Кажется, всей самой тяжелой работы на свете не хватит, чтобы помочь ей забыть, как неустойчиво и опасно ее положение здесь. Ей надлежит найти способ удерживать этого дикаря на расстоянии, если только она желает освободиться из плена… невредимой.
Глава двенадцатая
– Мистрис Маккэллум приготовила полуденную трапезу. Умывайтесь, – резко бросил Диллон.
Отвернувшись, он заметил, что рука его слегка дрожит. Это вовсе не от желания поцеловать эту женщину, убеждал он себя. Это от гнева, который ей всегда удается вызвать в его душе. На язык просилась пара отборных ругательств, от которых щеки ее, несомненно, зальются краской, если произнести их вслух.
Радуясь столь неожиданному освобождению из своей темницы, Леонора наполнила таз водой и принялась умываться.
Диллон осмотрел комнату, поражаясь тому, как она преобразилась. Неужели хрупкая женщина может в одиночку сотворить такое чудо? Яркие лучи солнца танцевали на блестящей поверхности столов. Даже камин, давным-давно закопченный языками пламени, сотни раз лизавшими его, сейчас сиял чистотой. Воздух в комнате был свеж и благоухал, как в лесу.
Он перевел взгляд на женщину, которая отмыла грязь с лица и рук и сейчас старательно приглаживала непокорные локоны. Стянув их лентой, она расправила юбки и лишь затем повернулась к нему.
Диллон испытал внезапное потрясение, как всегда, когда он видел ее. Хотя на ней было лишь грубое крестьянское одеяние из небеленой шерсти, а украшений не было и в помине, все равно она сохраняла аристократический вид и осанку. Леонора была так прекрасна, что у него перехватило дыхание.
– Пойдемте. Мы и так потратили впустую слишком много времени. – Скрывая свои чувства, он пересек комнату и резко распахнул дверь.
Она скользнула мимо него, не говоря ни слова, но, слегка задев его, и он почувствовал, как тело его напряглось, устремляясь к ней.
Они спустились по лестнице, шагая рядом и тщательно стараясь не задевать друг друга. На нижней площадке они увидели стоящего в ожидании Руперта – вид у него был такой же терпеливый и страдающий, как и у собак, что лежали у его ног. Едва только Диллон показался на верхней ступеньке последнего пролета, как собаки вскочили и принялись прыгать, требуя от хозяина ласки.
Собаки скакали вокруг, Руперт почтительно держался позади – так они и вошли в большой зал. В помещении было шумно – это мужчины из окрестных деревень собрались обсудить план военных действий.
Леонора осмотрелась по сторонам, с любопытством глядя на людей, одетых в самые причудливые наряды. Все они оживленно разговаривали и хохотали. Картина показалась ей столь знакомой, что девушка испытала настоящее потрясение. Всю свою жизнь она была свидетельницей подобных собраний в замке своего отца. Каждый раз, перед каждым сражением в воздухе витало точно такое же ожидание грядущих событий. Такое же приподнятое настроение и предвкушение приключений. Точно такое же чувство товарищества.
– Диллон! – Флэйм, по-прежнему одетая в рваные бриджи и рубашку, больше подходящие мальчишке, приставленному к конюшне, а не сестре милорда, быстрым шагом пересекла комнату и схватила брата за руку – Я съездила в Килмарин – двенадцать мужчин из деревни дали мне слово сражаться на твоей стороне со своим оружием.
Диллон оглянулся по сторонам.
– Так они здесь?
– Нет, еще нет. Но они пообещали присоединиться к тебе в течение двух недель.
Он улыбнулся и взъерошил сестре волосы.
– Мне следовало догадаться, что ты опередишь и Кэмюса, и Грэма и первой приведешь мне будущих воинов.
Она радостно улыбнулась брату, искренне наслаждаясь его похвалой. Но улыбка ее почти тут же исчезла, едва девушка заметила Леонору.
– Почему англичанка здесь?
– Ты хочешь лишить ее пищи? – поинтересовался Диллон в ответ.
– Будь на то моя воля, я бы лишила ее жизни, – резко бросила Флэйм, поворачиваясь к Леоноре спиной. – Не очень-то приятно видеть женщину, чей отец держит у себя в плену Саттона и Шо.
Мужчины, окружившие их, согласно закивали и начали переговариваться между собой о кознях коварных англичан.
Диллон тихо заговорил, обращаясь к сестре:
– Придержи язык и будь повежливей, девочка. Я не могу допустить, чтобы здесь, в моем собственном доме, вспыхнул бунт. Посмотри на них – их кровь уже кипит, они готовы к сражению. Одно неосторожное слово – и их ненависть разгорится настолько, что выплеснется на эту женщину.
– Можно подумать, я стану проливать по ней слезы.
Диллон грубо схватил сестру за руку. Голос его сделался еще тише, хотя он с трудом сдерживал гнев:
– Тогда проливай слезы вот о чем. Что бы ни случилось с этой женщиной, та же участь постигнет Саттона и Шо. Ты хочешь видеть их страдания?
Флэйм вздрогнула и бросила полный ненависти взгляд на пленницу, из-за которой ее так выбранили.
– Нет, ты же знаешь, что нет.
– Тогда, девочка, думай, прежде чем говорить.
Надувшись, девушка молча отвернулась в сторону.
Они замолчали, как раз когда отец Ансельм пересек комнату и направился прямиком к Леоноре.
– Добрый день, миледи, милости просим к нам.
– Благодарю вас, святой отец. – Леонора почувствовала, как присутствие старого священника помогло ей ощутимо расслабиться. При виде его улыбки на сердце у нее стало немного полегче.
– Я слышал разговоры среди служанок, девочка. – Священник взял кубок с подноса, которым одна из служанок обносила собравшихся. – Они говорят, что ты просила их о довольно странных вещах.
– Да. Я… просто постаралась чем-то занять руки, чтобы не сидеть в праздности, – заметила Леонора.
– Ага! И чем же ты занялась?
– Леди вычистила мои комнаты. – Диллон был совершенно уверен, что подобное заявление унизит Леонору.
Отец Ансельм удивленно поднял лохматые седые брови.
– Ты… ты убиралась, девочка?
– Да. – Леонора старалась говорить спокойно, заметив, что разговор вокруг них смолк: людям хотелось знать, о чем идет речь.
Флэйм злобно рассмеялась.
– Да уж, подходящее занятие для английской неженки.
Отец Ансельм ласково пожурил ее за такую вспышку темперамента:
– Помолчи, девочка. Ты могла бы тоже поучиться этому. Доставлять удовольствие и радость другим – благородное занятие, в чем бы это ни выражалось.
Заинтригованные, несколько служанок задержались поблизости, прислушиваясь и поглядывая на англичанку не без уважения. Неужели женщина благородного происхождения снизошла до черной работы?
– А Руперт помогал тебе? – спросил священник.
Леонора бросила взгляд на юношу, который нервно вздрогнул и отвел глаза. Стоит ей сказать правду, и он будет навсегда опозорен перед своими соотечественниками. Парень так перепугался, что ей стало жаль его.
– Его обязанностью является охранять дверь, чтобы пленница не сбежала. Я могу лишь сказать, что он ревностно исполняет службу.
Руперт благодарно улыбнулся ей и тут же опустился на колено, лаская собак. Заметно было, что он испытывает облегчение.
Диллон, наблюдавший за этой сценой, видимо, догадался, в чем дело. Нахмурившись, он передал Леоноре кубок эля; затем взял с подноса еще один кубок для себя. Это невольное проявление галантности не ускользнуло от внимания священника. Точно так же заметила это и сестра Диллона, стоявшая рядом с ним и пепелившая англичанку взглядом.
Среди столов начали ходить служанки с подносами, и мужчины постепенно заняли свои места. Леонору усадили между Диллоном и отцом Ансельмом. Хотя девушка и старалась поддерживать непрерывный разговор со священником, все равно она чувствовала себя неловко, не в силах забыть о молчаливом человеке, сидевшем с другой стороны и время от времени легонько задевавшем ее то ногой, то плечом.
– Ты занималась подобной работой в доме своего отца? – спросил отец Ансельм.
– Нет. У нас было много слуг. Но я скоро поняла, что поручения исполняются гораздо усерднее, если сама руковожу прислугой. Конечно, мне доводилось работать и собственными руками, чтобы показать слугам, чего именно я от них хочу. Для того чтобы поддерживать в чистоте и порядке такой большой дом, требуется немало проворных рук, но, чтобы они стали умелыми, приходится обучать деревенских девушек новому для них делу. Мой отец, бывало, хвалил меня и за требовательность, и за терпение.
Диллон слушал этот разговор в полном молчании. Он не знал, что удивляет его больше: то ли что девушка, оказывается, умеет вести хозяйство, то ли что она терпелива со слугами. Он не ожидал подобных добродетелей в избалованной дочери английского лорда.
– А вы живете здесь, отец Ансельм? – Леонора быстро сменила тему, надеясь отвлечь внимание слушателей от своей персоны. Кроме того, она частенько недоумевала, почему монах проводит в крепости столько времени.
– Моя обитель – монастырь Святого Коллума, – ответил старый священник. – Но Диллон построил здесь, в Кинлох-хаусе, часовню, так что деревенские жители, если им приходится задерживаться в крепости надолго, например, во время осады, всегда имеют место и возможность совершать обряды.
– Интересно взглянуть на эту часовню. – Она бросила косой взгляд на Диллона, понимая, что он внимательно слушает ее. – И, конечно, хотелось бы помолиться там, святой отец.
Диллон нетерпеливо засопел. Эта женщина воистину хитроумный противник. Плутовка бросает ему настоящий вызов. Как только он выпустил ее из заточения, она сразу почувствовала себя вправе требовать большей свободы. Она знает, как трудно отказать в столь благочестивой просьбе, и пользуется этим.
Отец Ансельм широко улыбнулся, и морщинки лучиками пробежали по его лицу.
– Надеюсь увидеть тебя на утренней мессе, дочь моя. Может, и Диллон не откажется прийти с тобой?
Диллон нахмурился еще сильнее.
– Брат Диллона, Шо, ревностно посещал все церковные службы, – добавил священник, – он давно уже дал обеты нищеты и целомудрия.
Священник понял, что ему удалось заинтересовать англичанку.
– Но почему? – спросила она.
– Чтобы подготовиться к служению Господу. Он намерен посвятить свою жизнь благочестивым размышлениям и молитвам.
Леонора бросила осторожный взгляд на Диллона и увидела, что на лице его отразилась не только гордость, но и мучительная боль. Одного упоминания о младшем брате оказалось достаточно, чтобы новая волна горя захлестнула его душу. Впервые за долгое время девушка поняла, что Диллон способен страдать не менее глубоко и мучительно, чем ее отец. Неужели дикари так же оплакивают свои потери, как и благородные люди?
Словно прочитав ее мысли, отец Ансельм тихо проговорил:
– Не только для Диллона и Флэйм, но и для всех нас будет огромной потерей, если Саттон и Шо никогда не вернутся к нам.
– Мой отец – человек чести, – с вызовом откликнулась она. – Они вернутся. Вернутся целыми и невредимыми.
– Остается уповать только на Господа, чтобы это оказалось так, – тихо произнес Диллон. Он с такой яростью оторвал от каравая краюху, что Леонора почувствовала беспокойство. Мурашки пробежали по ее спине.
Девушка наблюдала, как он принялся механически жевать, явно не ощущая вкуса. Хотя от работы у нее разыгрался аппетит, она тоже едва притронулась к безвкусной еде, что стояла перед ней, с трудом заставила себя проглотить несколько кусочков и отодвинула тарелку подальше.
– Вы снова ничего не едите, – заметил Диллон.
– Я не голодна.
Он заговорил совсем тихо, чтобы его не услышали другие:
– Вы и так уже похудели. Извольте есть, иначе ваш отец обвинит меня в том, что я морил голодом его любимое дитя.
– Я не дитя. – Леонора почувствовала, как в душе ее закипает гнев. Непостижимым образом этот человек умеет превратить каждое слово, каждую фразу в команду, отданную свысока. Неужели он делает это намеренно, чтобы заставить ее вступить в схватку? Если так, его можно поздравить. – И я не допущу, чтобы мне приказывали питаться подобной гадостью.
– Немедленно успокойтесь, – приказал он. – Оскорбить нашу пищу достаточно для того, чтобы вызвать справедливый гнев каждого, кто находится в этом зале.
– Они и так уже ненавидят меня только за то, что я – англичанка. Неужели мое нежелание есть эту мерзость тоже поставится мне в вину?
Его рука, невидимая под столом, больно сжала ей запястье. Он приблизил губы к ее уху и прошипел сквозь зубы:
– Женщина, ни слова больше, не буди мой гнев. Если ты не способна есть, так постарайся, по крайней мере, быть повежливее.
– А ваша сестра старается? – Лицо ее было совсем близко от него, и он увидел, как пылают ее глаза.
Он нахмурился. Как получается, что он может управлять сотнями людей, но никак не может справиться с двумя разъяренными, настроенными друг против друга женщинами? Казалось бы, у его сестры и этой англичанки так мало общего – и все же по характеру, по темпераменту они до того похожи. Обе своевольны и упрямы. И обе отлично умеют испытывать терпение и мужчин, и самих святых угодников.
– Ни слова больше. – Он выпустил ее руку и поднес кубок к губам, делая большой глоток.
Леонора растерла тонкое запястье и в утешение вообразила себе, что в кубке, из которого пьет сейчас Диллон Кэмпбелл, смертельный яд. Оглянувшись, она увидела направленные на нее угрюмые, исполненные ненависти взгляды горцев. Девушка поняла, что ее похититель – возможно, единственный, кто стоит сейчас между ней и ее гибелью. Странное положение… Этот мужчина постоянно угрожает ей, однако без его защиты и покровительства Леонора чувствовала бы себя сейчас так, словно оказалась в комнате с ядовитыми гадами.
Ей снова вспомнилось случившееся с ней в лесу. Тогда она чуть не променяла одну беду на другую, во сто раз более опасную и грозившую ей позорной смертью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38