- Боятся?
- Не то слово, товарищ начальник. От одной лишь мысли о партизанах предсмертные судороги одолевают. Бывало, ворона с ветки вспорхнет в темноте такой устроят ералаш со стрельбою и пуском ракет в черное небо, что все деревни вокруг просыпаются и думают, не Красная ли Армия пожаловала. Нервы у них окончательно пришли в замешательство.
- Особенно после Сталинграда,- вставил Максим Воронков.
- Сталинград у них вызвал повсеместный траур,- подхватил Степан Ходыка.Развесили флаги с черными лентами и сами с лица стали больше на покойников смахивать. Глушат шнапс ящиками, а глаза все одно трезвые и будто нездешние, потусторонние уже. Такое впечатление, что сами по себе поминки справляют.
- Нашел о чем печалиться! - воскликнул Михаил Гуринович.- Кто их сюда звал! За чем пришли, то и нашли! Сотни тысяч трупов у Волги, а по всей нашей земле - миллионы осиновых крестов. Пусть детям своим, внукам и правнукам закажут ходить на Россию войной.
- Чувствуется, что настроение у захватчиков резко переменилось? - спросил я у Ходыки.
- В одночасье,- отвечал Ходыка.- Победный марш сменился похоронным. Трусость выросла, дух упал.
- Хуже всего,- проговорил Воронков,- когда они со страху перед возмездием начинают женщин да ребят малых в избах жечь, из пулеметов косить.
- К сожалению,- сказал я,- до полной победы еще неблизко. И не будем обманываться, что враг сломлен. Сила у него есть и жестокости много, даже больше прежнего. Борьба предстоит отчаянная, злая, смерть за смерть, кровь за кровь.
- Оно так,- подтвердил Ходыка.
Жена Степана вынула из печи закипевший чайник, нарезала серого хлеба по-крестьянски толстыми ломтями. Мы полезли в вещевые мешки, достали заварку, сахар, свиное сало с легким запахом чеснока. За столом стало тесно, жарко, по-мирному беззаботно. Однако мы не забывали, что находимся на границе партизанской зоны. Каждые четверть часа кто-нибудь из офицеров, автоматчиков или сам хозяин выглядывали во двор, вслушивались в глубокое сельское безмолвие.
- В бригадирах ходили? - поинтересовался я ненароком у хозяина.
- Ни боже мой,- возразил Степан.- Никогда активистом не числился, в президиумы не выбирался. Всю жизнь землю пахал и теперь кручусь-верчусь по крестьянству. А победа придет, жив останусь,- опять буду полеводом. Так на роду написано.
Когда смерклось, Ходыка собрался в дорогу. Я вышел с ним из дому, подошел к сараю.
- Возьмите нашу лошадь,- предложил ему.- Наши порезвей.
- Порезвей - это точно, товарищ начальник,- ответил связной.- Да откуда у мужика вдруг добрый конь? А лишние вопросы нам не нужны.
Он был прав, и я не мог не согласиться. Ходыка подтверждал первоначальное впечатление о нем как о прирожденном конспираторе. Недолго проездив, он вернулся с тепло укутанной в платок Василисой Гуринович.
В избе она скинула верхнюю одежду и оказалась высокой обаятельной женщиной с седыми нитями в гладкой прическе. Михаил обнял ее, расцеловал, познакомил со мной и другими товарищами. Василиса Васильевна оживилась, даже повеселела, но сквозь радость встречи со своими в ее облике и настроении неумолимо пробивалась накопленная за все тяжкие месяцы войны суровая скорбь партизанской матери, жены и сестры. Она охотно и ласково улыбалась, быстро и легко говорила, но когда замолкала, у нее на лице резче обозначалась печать глубокого страдания и твердой решимости.
Она ни о чем нас не расспрашивала, знала, что это не принято, задала лишь вопрос об отряде Покровского.
- Отряд успешно действует в лесах Минской зоны - вот все, что мы знаем,ответил я.- С прошлого года не встречались. Но можем связаться с ним через обком партии, передать вашим все. что надо.
- Передайте, пожалуйста, мужу и сыну, что жива, здорова, надеюсь увидеться, хотя бы после победы.
- Передадим,- заверил я и спросил: - Тяжело вам одной, Василиса Васильевна, намучились?
- А кому легко нынче? Мужики сражаются, бабы тоскуют. Но я их подбадриваю, не позволяю падать духом. И самой легче становится.
- Слежку за собой не замечали?
- Первое время немцы и полицаи сильно косились на меня. Ну, да я притворилась, будто одобряю "новый порядок". О муже и сыне правды им не удалось узнать, о Михаиле тоже. Война разметала семью - нормальное человеческое неустройство.
- Документы у вас в порядке? Можете в Минск пройти?
- В порядке. Могу. А вам нужно?
- Нужно, Василиса Васильевна. Победа сама по себе не придет, вы понимаете. В городе живут наши хорошие знакомые, которые могут достать для нас медикаменты, перевязочные материалы и прочие полезные в лесном житье-бытье предметы. Ваша задача - ничем не выделяясь из окружающих, сходить в Минск и принести все, что вам передадут, сюда, в этот дом.
- Сделаю, товарищ Градов.
Я дал ей адрес Веры Зайцевой и Анны Воронковой, назвал пароль и еще раз попросил соблюдать осторожность.
- Официальный предлог для посещения Минска должен быть естественным, житейским: подыскивала работу, добывала лекарство для соседки, меняла продукты на теплые вещи. Что-нибудь в таком роде, очень правдоподобное и крайне необходимое для жизни. Легальный мотив поможет вам держаться непринужденно и не вызывать подозрений у вражеских ищеек.
- Придумаю! - пообещала Василиса Гуринович.
- А мужу и сыну мы сообщим, что вы помогаете им поскорее изгнать захватчиков из родной Белоруссии.
- Спасибо, товарищ Градов.
В обратный путь она отправилась пешком, сказав, что так на нее меньше обратят внимания.
Из разговора с Ходыкой выяснилось, что он хорошо знаком с нашим подпольщиком в бывшем совхозе Лощица агрономом Ефремом Исаевым.
- Между прочим, с ним проживает инженер Мурашко,- сказал Ходыка.Строитель по специальности, не захотел работать на немцев, ушел из города. Теперь сидит без дела, переживает. Есть у него желание бороться, а как - не знает.
Меня заинтересовала фигура инженера-строителя. Я задал Степану жестокий, но необходимый вопрос:
- Это желание ему не германская служба безопасности подсказала?
Степан даже растерялся от неожиданности.
- То есть, вы хотите сказать,- фашисты? По-моему, он человек чистый, хвостов за ним нет. Ефрем Исаев его знает не первый год, если бы подозревал, не стал бы вместе жить.
У меня возникла мысль привлечь Мурашко к нелегальной работе. Его глубоко мирная профессия в военное время хорошо подходила для диверсионных действий, да и вообще развитие, образованность тоже не пустяк. Эрудированного человека можно скорей обучить приемам подпольной деятельности и затем доверять ему ответственные операции, которые редко бывают элементарными, но всегда требуют от исполнителя, кроме большого мужества, еще и ясной мысли, точного знания множества жизненных явлений и фактов, умения предвидеть события, самостоятельно принимать важные решения, наконец, технической осведомленности, без которой нельзя ни цех взорвать, ни поезд пустить под откос.
Если инженер окажется личностью достойной, надежной, ему можно поручить формирование новой подпольной группы диверсионно-террористического характера и тем самым усилить удары по врагу внутри Минска и в пригородах.
По моей просьбе Степан Ходыка съездил в бывший пригородный совхоз к Ефрему Исаеву и пригласил его вместе с инженером Мурашко на встречу со мной. На следующий день оба появились в Озеричине.
С Исаевым мне уже приходилось видеться, а новый человек пробудил мое любопытство. Константин Илларионович Мурашко, худощавый, крепкий, голубоглазый, был спокоен, уверен в себе, деловит. Рассказал о своей довоенной жизни, о работе на строительстве завода имени Кирова, посетовал, что еще тогда не вступил в партию, и попросился ко мне в отряд.
- Дайте винтовку, хочу бить фашистов. Докажу, что достоин стать коммунистом.
- Ваше намерение нельзя не одобрить,- ответил я.- А не согласитесь ли вы на еще более опасную работу? Я имею в виду подпольную диверсионную деятельность в Минске.
- Согласен,- сказал Мурашко.- А что надо делать?
- Первым долгом сколотить небольшую группу из хорошо знакомых, абсолютно верных людей. Желательно, чтобы их легальные функции в оккупационном режиме способствовали подпольной работе. Например, служба в немецких учреждениях, близость к военным штабам, казармам, знакомства среди вражеских офицеров, чиновников и тому подобное. Есть у вас такие товарищи?
Мурашко подумал и сказал, что есть.
Он назвал Зою Василевскую, работавшую уборщицей в общежитии немецких летчиков, Раису Волчек, служившую официанткой в офицерском казино, шофера городской управы Михаила Иванова и железнодорожника со станции Козыреве Игната Чирко. Мы подробно обговорили каждую кандидатуру, прикинули, как распределить между ними задания. Все они могли поставлять разведывательную информацию, поскольку глубоко внедрились в среду оккупантов и пользовались у них доверием. Кроме различных устных сведений о германской армии, нас интересовали всевозможные фашистские документы, начиная от военных оперативных карт и кончая пропусками в запретные зоны. И везде, куда открыт доступ членам подпольной группы, надо изыскивать объекты и способы диверсий. Линия фронта должна проходить по всем тылам захватчиков, нигде и никогда нельзя оставлять их в покое.
Константин Мурашко оказался способным учеником. Спустя несколько дней он сообщил мне через связных, что намерен взорвать эшелон. Я отправил ему четыре маломагнитные мины и вскоре получил сообщение, что на станции Минск-Товарная загорелся поезд с цистернами. Оперативность командира новой подпольной группы меня порадовала, дерзость, с какой была совершена диверсия, встревожила. Я вызвал Мурашко на встречу и объяснил ему, что устраивать взрывы на глазах у фашистской охраны можно лишь в крайних случаях. Мины должны срабатывать в пути, а не на станции. На отдаленном перегоне оккупантам сложней ликвидировать последствия аварии и, что весьма важно, трудней понять, кем и как произведена диверсия.
- Мы так и задумали,- сказал Мурашко.- Но эшелон задержался, и взрывы произошли на станции. Немцы переполошились, бросились тушить, искать виновных, но никого не нашли. Сгорели четыре цистерны с горючим и пристанционный склад.
- Очень неплохо для начала,- похвалил я.- Кто участвовал в операции?
- Задание выполнил Олег Фолитар, молодой парнишка. Меня с ним познакомила его двоюродная сестра Раиса Врублевская. До войны он учился в шестом классе 46-й минской школы. Отец, Мартын Кондратьевич, был поваром в тресте столовых, мать, Анна Александровна, продавец. Родители знают о его связях с подпольщиками, помогают сыну как могут.
- Как практически осуществили диверсию?
- Дал ему две мины с уже заведенными часовыми механизмами и сказал, чтобы прикрепил в голове и хвосте поезда. В сумерках Олег проник на станцию в толпе железнодорожников и незаметно заминировал состав.
- Передайте Фолитару благодарность командования отряда и не позволяйте недели две появляться на станции. Где еще две мины?
- У Игната Чирко. Ждет подходящего момента на станции Козыреве.
- Проинструктируйте его, чтобы соблюдал осторожность. Берегите участников группы от провалов. Нам нужны не эпизодические лихие налеты на врага, а систематическая, изнуряющая захватчиков диверсионная работа.
Месяца два мы испытывали трудности со взрывчаткой. Бойцы приспособились вытапливать тол из мин, снарядов и неразорвавшихся авиабомб. Но однажды им в руки попала зажигательная термитная бомба, отличить ее от фугаски никто не смог, стали калить ее на костре, и случилась беда. Все находившиеся поблизости 12 бойцов получили ожоги и ослепли. Я запретил впредь выплавлять тол на кострах. Пострадавших лечили в нашем партизанском госпитале. Постепенно зрение у всех восстановилось.
В начале апреля 1943 года самолеты с Большой земли сбросили нам сотни килограммов взрывчатки и много десятков мин.
Весенние сюрпризы
Дальний рейд. - Отважная партизанка.- Победа в полевом бою.- Рельсовая война.- Чекистское пополнений.- Перебежчики.- Неумолимая логика времени
Вторая весна в тылу врага была не сравнима с первой. Отряд специального назначения вырос в 13 раз. накопил боевой опыт, стал грозной силой в системе партизанского движения Белоруссии, приобрел надежные связи с партийным руководством, соседними подразделениями и соединениями вооруженных патриотов. Давно прошли времена, когда враг преследовал нас по лесам, заставляя разбиваться на мелкие группы, обходиться без продовольствия и табака. Теперь каратели без авиационного, бронетанкового и артиллерийского прикрытия не осмеливались появляться в партизанской зоне.
В апреле Москва прислала нам два ротных миномета, два противотанковых ружья, автоматы, боеприпасы, тол, маломагнитные мины, табак и свежие центральные газеты. Наконец мы смогли удовлетворить запросы наших подпольщиков во взрывчатке. Со Степаном Ходыкой и Василисой Гуринович в Минск было отправлено 50 килограммов тола и 25 мин.
Лейтенант Иван Любимов предложил совершить с группой подрывников дальний рейд для диверсии на железных дорогах Западной Белоруссии. Замысел был смелый, и командование отряда подобрало самых надежных и выносливых людей. В группу включили ветеранов рельсовой войны Ларионова, Тихонова, Михайловского, Дудкина, молодого партизана, но опытного подпольщика Федора Боровика, бойца из нового пополнения, учителя, поляка по национальности, хорошо знавшего те края Павла Рулинского и разведчицу Валю Васильеву. Девушку мы долго отговаривали от тяжелого похода, но она заупрямилась, разобиделась до такой степени, что пришлось согласиться.
Диверсанты взяли 3 толовых заряда по 10 килограммов и ушли. Им предстояло преодолеть около 70 километров до места диверсии.
Спустя полмесяца группа вернулась с победой: взорваны три эшелона. Но диверсанты пришли без Вали. Сообщение об этом взбудоражило весь лагерь. В отряде царила атмосфера бережного отношения к каждому бойцу, тем более всех взволновало исчезновение Вали, одной из храбрейших партизанок, которую любили и уважали все без исключения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77