Их путь лежал в Руденский и Пуховичский районы, находящиеся юго-восточнее Минска, где им предстояло установить связи с местными патриотами.
Не без волнения отпускали мы своих людей. Оккупационные документы были у одной Насти, все остальные вместо аусвайсов засунули в карманы пистолеты и гранаты. Богданову мы предупредили: если документы вызовут подозрение, пусть ссылается на путаников из волостного правления и местной полиции. Мол, вечно они пьяные, к тому же плохо соображают по-немецки, а она здесь ни при чем. И еще один совет дали разведчикам: когда у Насти будут проверять документы, она должна подольше копаться в карманах и мешке с несколькими картофелинами и луковицами, чтобы отвлечь внимание патруля и дать возможность своим спутникам, идущим сзади, свернуть в сторону и обойти вражеский пост.
Разведчики вышли на шоссе. По нему проносились фашистские машины и бронетранспортеры. Чтобы не привлекать внимания гитлеровцев, наши товарищи делали вид, будто давно привыкли к немецкому транспорту и близости оккупантов. Настя шагала впереди, остальные шестеро - на некотором отдалении сзади, порою углубляясь в придорожные лесочки. Стало смеркаться, и машины уже двигались с затемненными фарами. Настю остановил эсэсовский патруль, возле которого вертелся штатский переводчик. Унтер-офицер потребовал паспорт и пропуск. Богданова несколько минут рылась в мешке, а ее друзья незаметно свернули с дороги и прошли мимо поста стороной.
Патрульные и переводчик, отлично владевший немецким, русским и белорусским языками, долго вертели в руках паспорт и пропуск, подсвечивая карманными фонариками. Но, видимо, не нашли в них ничего подозрительного, вернули документы и порекомендовали идти "шнеллер", так как скоро наступал комендантский час. Переводчик, играя в народность, предупредил разведчицу:
- Ты, барышня, гляди... Немцы любят красивых да молодых.
Настя кокетливо откликнулась:
- Да что вы! Разве я красавица, куда мне!
Через полкилометра ее нагнали остальные товарищи, очень довольные, что первая встреча с эсэсовскими стражами закончилась для всех благополучно. А отчаянный Владимир Романов сказал:
- Если б они тебя задержали, мы кинулись бы на них из кустов и перестреляли бы, как овец.
- Ой, Володечка,- ответила Настя Богданова,- с тобой я и в Берлин пошла бы!
В 12 километрах от Минска, за деревней Паперня, группа согласно инструкции разделилась: Борисенок и Ларченко повернули на восток, чтобы потом с севера войти в свои районы, Воронков и Гуринович остались у старых знакомых, бывших студентов политехнического института Василия Молчана и его жены Марии, работавших на торфяном заводе "Паперня", чтобы позднее с их помощью проникнуть в город. Кухаренок, Настя и Романов продолжали путь и вскоре без приключений очутились на городских улицах. Николай Кухаренок предложил товарищам зайти к его матери.
- Чего не хватало, - сказал Романов, - сын в партизанах, дом на примете! Кухаренок возразил:
- Ни одна душа не знает, что я в лесу, даже мать. В начале войны уехал куда-то с поездом, да так и не вернулся. Вот и все.
В мирное время Николай был начальником поезда, и его исчезновение выглядело очень естественно.
- К тому же ночь на дворе, никто нас не увидит!
Убедил. Глухими переулками и сквозными дворами повел Кухаренок друзей к домику матери, но когда пришли, то всем стало не по себе. На месте дома был пустырь, валялись обгорелые бревна и мусор. Товарищи посочувствовали Николаю, сказали, что это еще не означает, что мать погибла, мало ли что бывает... Посовещались и решили вторично разделиться, предварительно условившись о месте и времени встречи: Романов пошел к своим знакомым, Настя - к родственникам в район Сторожевки, Николай - к довоенным друзьям, которые должны были знать о судьбе матери.
И действительно, Кухаренок разыскал ее. Бомба попала в дом, когда ее не было, она погоревала над развалинами, заодно поплакала о Николае, которого считала погибшим, а потом старушку приютил Михаил Галко, давний друг семьи.
Встречу матери с сыном невозможно описать. Больше всего ее поразило, что Коля остался таким, как был,- молодым, круглолицым, с мальчишескими ямочками на щеках. Тяготы войны и партизанской жизни не отразились на нем.
Утром трое разведчиков повстречались в условленном месте и договорились, что Кухаренок и Романов пойдут по явкам, которые взяли у меня, а Настя встретится с сестрой Воронкова Анной и женой Гуриновича, Верой Герасимовной.
На следующее утро Настя сообщила, что разыскала обеих женщин. Они связаны с подпольной группой и готовы к выполнению любого задания. Вера Зайцева очень хочет повидать мужа.
- Устроим,- пообещал Романов и ласково улыбнулся Насте.
Явки, данные Москвой, или оказались пусты, потому что люди давно ушли на фронт, или находились под наблюдением СД. Надо было создавать новую постоянную сеть.
Вскоре в городе появились Воронков и Гуринович. Воронков сумел встретиться со старым другом Кузьмой Лаврентьевичем Матузовым. Друг в свое время окончил Белорусский политехнический институт, с первых дней войны ушел на фронт, был тяжело ранен и попал в плен, откуда удачно бежал в родной Минск. Разыскал семью и, опасаясь разоблачения, добровольно явился в комендатуру, прикинулся недовольным Советской властью. Матузову поверили и сделали его служащим городской управы. Но связей с патриотами у него не было, и это сильно угнетало, получалось, что он чистой воды изменник. Встреча с Воронковым крайне обрадовала Матузова, и он высказал горячее желание участвовать в народном сопротивлении захватчикам.
Кузьма Лаврентьевич оказался для нас сущей находкой, так как через него мы получили доступ к бумагам и секретам городской управы. Он же помог решить проблему документов для наших связных.
Разведчики, разыскивая бывших военнослужащих Красной Армии, заинтересовались личностью Георгия Краснитского, кадрового командира, окруженца. Его знала в лицо мать Кухаренка.
Краснитскому удалось после окружения пробраться в Минск и устроиться инженером на вагоноремонтном заводе. Оккупанты нуждались в специалистах и потому закрыли глаза на прошлое нового инженера. Начальник завода, эсэсовский полковник Фрике, желая прощупать настроения Краснитского, спросил, как он относится к победам германской армии на восточном фронте. Георгий ответил уклончиво:
- Я политикой не интересуюсь, господин полковник.
Начальник остался удовлетворен. А разведчики выяснили, что бывший командир остался честным человеком. С помощью матери Кухаренка с ним познакомилась Настя и свела его с Гуриновичем. Тот поручил Краснитскому создать на заводе подпольную диверсионную группу. Предупредил, чтобы задание выполнялось без спешки, продуманно, осторожно. Отсутствие опыта конспирации, безрассудная отвага привели к провалу многие группы минских подпольщиков.
- Тщательно отбирайте людей, без чрезвычайной необходимости не знакомьте их между собой,- инструктировал Гуринович.- И ждите наших указаний.
Так в Минске стала создаваться новая подпольная сеть, которой вскоре предстояло нанести ощутимые удары по оккупантам. Наши разведчики нашли в городе десятки смелых патриотов, готовых к опасной работе. В их числе были люди всех возрастов. Мать Николая Кухаренка, несмотря на преклонный возраст и недомогания, мужественно выполняла поручения сына и его друзей. Агенты СД и полиция не обращали внимания на старую женщину, и она спокойно путешествовала пешком из конца в конец города, находила нужные адреса, передавала и собирала информацию.
Спустя две недели все разведчики, посланные в Минск, благополучно вернулись в лагерь. У нас будто гора с плеч свалилась - и люди живы, и дело налаживается. В повседневных тревогах да заботах я словно сроднился с каждым боевым товарищем и чувствовал себя частицей общего, неразрывного братства.
Вернувшиеся на базу выглядели усталыми, осунувшимися, однако настроение у них было бодрое. Разведчики и сами понимали, что с огромным риском для жизни они выполнили одно из самых важных заданий в тылу врага.
Разговорам и расспросам не было конца, все переживали вступление в новый этап борьбы, на котором в сферу наших активных действий вошла столица Белоруссии.
Значительно позднее мы узнали о судьбе бойца спецотряда Кузьмы Борисенка, покинувшего лагерь в мае 1942 года вместе с минской группой разведчиков. Путь его лежал на юго-восток от Минска, в Руденский район, уроженцем которого он был. Там ему предстояло установить связи с местными партизанами, а по дороге я поручил ему зайти в деревню Гатово, что в 6 километрах южнее белорусской столицы, и разыскать бывшего председателя тамошнего сельсовета Маслыко, перешедшего на нелегальное положение. Это была одна из явок, полученных мною в Москве.
Борисенок залег поблизости от Гатова и двое суток наблюдал за домом Маслыко, пока не убедился, что хозяина нет, а дом вообще брошен. В дальнейшем удалось выяснить, что немцы расстреляли Маслыко. Но в то время Кузьма этого еще не знал и решил проникнуть в деревню и произвести разведку. На околице он столкнулся с местным полицейским и бросился бежать. Предатель несколько раз выстрелил ему вслед и ранил в ногу. Несмотря на дикую боль, Борисенок ушел от преследования и скрылся в лесу.
Здесь его подобрали партизаны Второй Минской бригады.
Когда Кузьма подлечился, то был направлен в распоряжение Минского сельского райкома партии. Разведчику оформили поддельный паспорт на имя жителя деревни Бардиловки, что было весьма удобно, так как Борисенок и в самом деле родился в Бардиловке. С этим паспортом, заверенным всеми необходимыми подписями, печатями и штампами, Кузьма по заданию райкома стал появляться в Минске. Встретился со своими старыми друзьями, верными патриотами-вагонным мастером Петром Барановым, радистами железной дороги Францем Новицким и Петром Бачило.
Из них Борисенок сколотил подпольную диверсионную группу и начал действовать. Он сам доставлял в город из партизанского района газеты, листовки, мины, толовые шашки, с опасностью для жизни провозил этот груз сквозь фашистские кордоны.
Случай для первой диверсии вскоре представился. Петр Бачило получил приказ гитлеровской администрации провести радио в офицерскую столовую. Привезенную Кузьмой мину с часовым устройством Петр спрятал в чемоданчик для инструментов. Оба подпольщика - монтер и его "помощник" зашли в столовую, положили чемоданчик на свободный стул и принялись измерять складным метром расстояние от дверей до будущей радиоточки, как бы выясняя длину шнура, который им надо было провести. Потом перекинулись несколькими словами, вышли за дверь и быстро скрылись за железнодорожным мостом.
Время было обеденное, столовую заполнили немецкие офицеры. Подпольщики увидели столб дыма, огня и обломков, от резкого грохота вылетели стекла в станционных постройках.
Вторую диверсию Борисенок совершил совместно с Францем Новицким. Они проникли в железнодорожное депо и прикрепили магнитную мину к паровозу. Через час мина сработала, локомотив был взорван, а эсэсовская охрана напрасно металась в поисках смельчаков, их и след простыл. Кузьма и Франц взорвали таким способом еще четыре паровоза.
По заданию Минского сельского райкома партии Борисенок связался с рабочим электростанции Иосифом Буцевичем, снабдил его взрывчаткой, и тот вывел из строя станцию, оставив оккупантов без электроэнергии.
На счету подпольной группы Кузьмы Борисенка немало героических подвигов. Фашисты упрямо охотились за отважными диверсантами и наконец сумели подослать к ним провокатора. На допросах в гестапо и СД арестованные подпольщики вели себя мужественно и никого не выдали. Гитлеровский суд вынес приговор: "На основании вышеизложенного... 1. Новицкого Франца, 2. Баранова Петра и 3. Бачило Петра подвергнуть физическому уничтожению - расстрелять".
Командир группы во время арестов находился за пределами города и поэтому избежал расправы.
Седьмой разведчик, покинувший в тот день лагерь, младший лейтенант Николай Ларченко установил контакт со Второй Минской партизанской бригадой и находился в ней до прибытия в Пуховичский район спецотряда.
Лесные конференции
Возвращение Меньшикова.- Восемь отрядов получают имена.- Радиограммы генерала Пономаренко.- Две точки зрения
В июне случилась большая радость: после полуторамесячного отсутствия вернулись начальник разведки старший лейтенант Дмитрий Меньшиков и пять его бойцов, которые оторвались от основных сил отряда во время неудачного перехода через железную дорогу Минск - Москва. Все шестеро заросли, пооборвались, невероятно устали, но бодрость духа не покинула их, и тому были веские причины.
- Товарищ майор, разрешите доложить...- начал Меньшиков.
- Вольно! - сказал я.- Здравствуй, мой дорогой. Здравствуйте, ребята.
Мы расцеловались, я приказал накормить разведчиков обедом из лучших продуктов и только после того, как парни поели, подсел к Дмитрию на самодельную сосновую скамью.
- Ну, выкладывай, где побывали, что повидали,- сказал я ему.
И вот что он рассказал.
Блуждая по минским лесам в поисках спецотряда, разведчики познакомились с партизанами Ивана Леоновича Сацункевича, теми самыми, которые впоследствии спасли от виселицы нашего бойца Розума. Отряд у них был молодой и небольшой 20 человек. Лесные воины вначале недоверчиво поглядывали на немецкие маузеры наших разведчиков, но потом налет подозрительности исчез, и новые товарищи с увлечением слушали рассказы о Москве, о советском тыле, о рейде в оккупированную Белоруссию и первых наших операциях на захваченной территории.
На следующее утро группа Меньшикова вместе с ребятами Сацункевича совершила налет на полицейский участок в Клейниках, а заодно разрушила там маслозавод, работавший на гитлеровскую армию. Увидев наших разведчиков в бою, партизаны поняли, что это бывалые и отважные воины. В середине мая бойцы Сацункевича повстречались с отрядом Николая Дербана и рассказали им о посланцах Москвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77