– Можно узнать, как вас зовут?
– Зовите меня Винсент. Ограничимся именами. А вас?
– Иоланда.
– Что вас привело в Берн?
– Туризм.
– Вы француженка?
– Да. А вы швейцарец?
– Валезанец.
– Валезанец? Это тем не менее швейцарец?
– Да, но есть разница.
– Я вас не очень хорошо понимаю.
Он заулыбался.
– Вы поймете позже, что такое валезанец.
Винсент заказал официанту бутылку шампанского высшего качества. Иоланда его слушала и смотрела на него. Винсент был элегантно одет, безукоризненная белая рубашка подчеркивала темный цвет костюма.
– Принесите его в ведре со льдом, мы подождем, пока оно охладится.
Мог ли он вообразить, что заполучит эту женщину в тот же вечер. Овладеть ею, полюбить ее, щедро одарить и забыть ее. Могла ли она со своей чрезмерной сдержанностью и чувствительностью, от которой розовело ее лицо, стать развлечением? Чем угодно, но только не развлечением.
Официант принес шампанское, как подносят ребенка к купели.
Иоланда размышляла. Согласно ее теоретическим знаниям человеческой натуры, тот, кто пристает, разговаривает, нападает, соблазняет, мог быть только итальянцем.
– Вы сказали валезанец?
– В Швейцарии есть кантон: Валез.
– Это кантон?
– Вы не знаете Швейцарию?
– Нет.
– Совсем?
Он облокотился на стол.
– Вам предстоит открыть чудеса. Кантон за кантоном, регион за регионом, город за городом. Не говорите мне, что вы останетесь одна в течение вашего отпуска.
Официант вернулся, осторожно очистил горлышко бутылки и открыл ее с легким хлопком. Он налил шампанское в чистые бокалы, затем поставил бутылку в ведро, наполненное кусочками льда. Винсент поднял бокал.
– На здоровье, – сказал он.
– За ваше здоровье, – произнесла она.
– У нас говорят «На здоровье».
Она выпила это сводническое шампанское. Она ловила сигналы, исходившие от Винсента. Она позволяла себе раствориться в ожидании.
– Вы живете в Берне?
– Я не в гостинице, – сказал он. – У меня здесь дела. Я буду здесь лишь одну ночь.
Приключение заканчивалось, как лопается воздушный шар. Одна ночь.
– Вы женаты?
– Сегодня вечером это – не наша проблема, – сказал мужчина. – Мы можем отстраниться от будничных проблем. Вы очень соблазнительны, очень сдержанны… тем не менее…
– Мне очень хорошо в вашем обществе, – ответила она.
Медведь ловко хватал инжир. Почти не напрягаясь. Лишь следя за траекторией полета золотистым взором. Винсент наслаждался комплиментом, который превращался в приглашение. Он не был уверен в том, что она это сознавала. Она была новичком в делах такого рода. От нее исходила величайшая неловкость, она чуть не опрокинула свой бокал, когда прикуривала сигарету, так она была скована в движениях. Она знала, что находится на перекрестке своей жизни, что ей следует избавиться от скованности, от угрызений совести. Винсент был из тех мужчин, которые считаются сильными, они никогда не болеют, у них никогда не бывает серьезных психологических драм. Этот коварный валезанец сулил заполнить вечер Иоланды. С удивлением она обнаружила, как просто познакомиться. Говорить с незнакомцем. Болтать.
Расспрашивать и слушать о необычных вещах. Он рассказывал забавные истории. Говорил о себе умело. Никто не смог бы представить его в профессиональной среде или семейном кругу. Она погружалась в жизнь, которую никогда не узнает. Она участвовала в ретроспективе прошлого, которую Винсент представлял, чтобы ее позабавить. Он вызывал у нее желание. Была ли она такой же, как все, жертвой искусителя, которому всегда удается заманивать в ловушку женщину с принципами? В баре бесшумно сменялись посетители, до них долетали лишь обрывки разговоров. Переставляя пепельницу, Винсент дотронулся до руки Иоланды. Это прикосновение она ощутила всем телом.
– А вы? – спросил он. – Я ничего не знаю. О вас… О вашем душевном состоянии…
Она успокоилась. Он не мог иметь плохих намерений, если говорил о душе. Она была растрогана. Винсент, случайный встречный, интересовался больше ее переживаниями, чем Жак Вернер.
– Я вам не доверяю, – сказала она.
– Почему?
– Мне хорошо с вами. Я не должна это говорить.
Он был почти сбит с толку такой откровенностью. Он даже хотел отступить, поскорее проститься, но обронил одну из своих привычных избитых фраз.
– Вы, должно быть, очень страстная и в то же время сдержанная.
– Мне нужна ласка, – сказала она. Винсент подписал счет.
– К тому же вы впечатлительны.
Он был начеку. Она могла стать утомительной. Он посмотрел на свои часы, было не слишком поздно, у него еще было время. Но надо ли рисковать, чтобы увидеть, как она плачет. Винсент не выносил слез и избегал обременительных привязанностей. Он желал сознательно и свободно соглашающуюся женщину. Не жертву, а соучастницу.
– Вы должны решить сами, хотите ли провести ночь со мной.
– Ночь с вами? – повторила она.
Эти запретные слова, которые предназначались другим женщинам, имеющим особое право поступать безрассудно, которые в будущем будут терзаться угрызениями совести, аморальным, вероломным. Сильным существам. Тем, кого называют «свободные женщины». Эти слова были обращены к ней.
– У меня никогда не было приключений.
Она была молода и чиста. Не психопатка, не склонная к самоубийству, не обманутая, это была одинокая женщина. Просто женщина.
– Ничто не мешает нам полюбить друг друга, – сказал он, чтобы задобрить ее.
Славный враль, он говорил, выстраивал слова, как опытный обольститель.
Она нуждалась в красивом вранье.
– Любить меня? Франция далеко отсюда, – сказала она.
– Франция рядом.
Она поднялась с трудом, ее стул был зажат в углу.
– Желаю вам спокойной ночи, Винсент.
Она споткнулась о стол.
– Вы меня покидаете?
– Должна. Вы меня пугаете, и я боюсь угрызений совести. А мне бы так хотелось…
– Чего?
– Переступить порог. Я, наверно, не сумею.
– Я бы любил вас, – сказал он. – Очень сильно.
– Спокойной ночи, Винсент.
Она вышла из бара, чтобы подняться к себе в номер. Как раз до того, как дверь лифта закрылась, Винсент догнал ее. Он заметил освещенную кнопку пульта. Перевел взгляд на Иоланду. Она смотрела на плакат с синим морем.
Лифт остановился, дверь открылась, Винсент взял Иоланду под руку. Они пошли по пустому коридору. Иоланда пошла к двери и попыталась ее открыть. Ему пришлось помочь.
– Расстанемся здесь? – спросил он. Он был чуть выше ростом.
– Да. Конечно. Так надо. Вы должны это понять.
Он притянул ее к себе и поцеловал. Первый поцелуй другого мужчины, не Жоржа. Должно было свершиться невозможное, подумала она. Выскользнула из его объятий и вошла в комнату. Он вошел следом, поцеловал ее еще раз и, не выпуская, с унаследованной от предков ловкостью овладевать, захлопнул дверь, не давая ей опомниться от нескончаемого поцелуя. Она воспринимала все как бы со стороны. Раздвоившись, она видела себя: высокая женщина с узкими бедрами направляется к кровати, ложится, натягивает одеяло на голову, как это делала ребенком в былые времена, когда боялась темноты. Она слышала шаги Винсента. Он неторопливо убрал одеяло, потом простыню, потом страхи. Он ей оставил целомудрие. В этом мраке, в котором едва ли мог пробиться снаружи луч света, она приняла на себя упавшего в ее объятия мужчину. Слова, молчание. Ни малейшего представления о времени. Несколько стартов в великолепно организованное путешествие. Несколько нежных слов. Захлопнувшаяся дверь. Ночная прогулка по обитым бархатом туннелям. Как в бессвязных снах. И позже, очень далеко, настойчивый звонок телефона. Возвращение в день. Было уже светло, дневной свет пробивался сквозь плотные шторы. Она сняла трубку.
– Алло?
– Иоланда?
– Да…
– Это вы, Иоланда?
Кто-то настойчиво хотел вернуть ее в повседневную жизнь.
– Да, это я.
– Говорит Жак Вернер…
Она незаметно зевнула.
– Да.
– Вы еще спите?
– Да.
– Вы предпочитаете, чтобы я позвонил позже?
– Да.
– Что с вами? Вы не больны?
– Больна? О нет.
– Вы имеете представление о времени?
– Нет.
– Десять часов.
– Да.
– Когда вы уезжаете?
– Куда?
– В Италию.
– В Италию?
Кто говорил об Италии… С какой стати ехать в Италию? Сама мысль о том, чтобы встать, была неприемлемой.
– Не знаю.
– Вы хотите, чтобы я позвонил вам через час?
– Наверно. Позвоните через час.
– Вы странная.
– Странная?
– Вчера я вел себя нехорошо, – сказал Вернер. – Признаю это. Надо меня простить. Ваш визит меня взволновал и напомнил мне молодость.
– Ах так? – сказала она. – В таком случае спасибо. До скорого.
Она положила трубку и снова погрузилась в объятия Винсента.
Она сохранила в своем теле воспоминание об этой ночи. Попыталась вызвать хоть какие-то угрызения совести, безуспешно. С чрезвычайным вниманием изучила диск телефона, нашла номер обслуживания на этаже. Позвонила, заказала себе завтрак Ей ужасно хотелось есть. Она обнаружила визитную карточку на прикроватной тумбочке. Визитная карточка Винсента с двумя телефонными номерами, один из которых был подчеркнут. Служебный и домашний адреса. И название города.
В дверь постучали. Это был официант с подносом. Должно быть, считали, что в номере находится пара, все было в парном количестве, даже две чашки. Горячие рогалики, свежие вкусные хлебцы, огромный кофейник, обжигающее молоко. Она устроилась в кровати с завтраком, достойным Гаргантюа. Она уже съела два рогалика, проглотила две чашки кофе с молоком, когда услышала стук в дверь.
– Войдите.
Ключ в замке повернулся, и вошла горничная с огромным букетом цветов, завернутым в прозрачную бумагу. Желтые розы.
– Здравствуйте, мадам. Я принесла вам цветы. Они превосходны. Можно поставить? Я принесла также большую вазу.
– Розы, – повторила Иоланда. – Розы. Горничная поставила букет в огромную вазу и ушла.
Иоланда наслаждалась четвертым рогаликом, любуясь букетом.
Затем она встала и взяла конверт, прикрепленный к букету. Открыла его и обнаружила записку: «Желаю Вам приятного дня. Мне бы хотелось с Вами встретиться. Винсент».
Она снова устроилась в кровати и набросилась на сладкие булочки. Оставались еще хлебцы. Сидя на кровати, она считала и пересчитывала розы. Семнадцать. Ей нравились эти семнадцать желтых роз. Она взывала к своей совести, та не подавала никаких сигналов, не было ни душевной боли, ни предчувствия изощренных наказаний – прекрасное состояние покоя в прекрасном благополучии, и тело легкое как перышко. Женщина-снежинка, оторвавшаяся от своего стерильного прошлого.
С чашкой в руке она воскресила в памяти каждую деталь своей встречи с Винсентом. Фильм возобновился, и она снова слышала эту фразу: «Вы одна? Вы позволите мне сесть?»
Позже, в это сладострастное утро, она встала под душ. Вода ее гладила, пощипывала, обрушивалась на нее, ласкала, она осматривала себя под этим прохладным и горячим дождем. Некоторое время спустя снова постучали. Она только что вышла из ванной комнаты, завернувшись в халат.
– Да, войдите.
Горничная принесла ей второй букет.
– Еще розы, мадам. Как в родильном доме! На этаже у меня больше нет достаточно больших ваз. На время, пока я принесу ее со склада, можно их оставить в раковине?
– Конечно, – ответила Иоланда.
На этот раз розы были розового цвета. Иоланда уже освоилась, она протянула руку.
– Пожалуйста, дайте мне карточку. Горничная с предосторожностью сняла конверт, прикрепленный к целлофану.
– Пожалуйста.
Иоланда узнала почерк Жана Вернера: «Дорогая Иоланда, почему вы говорили со мной так холодно по телефону? Поймите меня… Я не знаю, что я чувствую на самом деле… У вас так много достоинств, но иногда, не желая этого, вы меня раздражаете… Пожалуйста, не уезжайте, не повидавшись со мной. У вас дар очаровывать или выводить меня из себя. Позвоните мне. Вот номер прямой телефонной связи. До встречи».
Иоланда считала розы: «Одиннадцать», – сказала она задумчиво. Она слонялась по комнате, переходя от одного букета к другому. Позвонила администратору.
– Я бы хотела остаться в моем номере еще на несколько дней. Это возможно?
– Без проблем, мадам.
– Благодарю, – сказала она. – Спасибо.
Она позвонила Вернеру чтобы объявить ему, что она остается. И возможно, во второй половине дня она позвонит Винсенту.
Со вчерашнего вечера мужчина перестал быть запретным плодом для нее.
Глава 6
КАК НАДОЕДЛИВЫЙ мотив, от которого трудно отделаться, меня преследовала фраза: «Лоранс, ты делаешь колоссальную ошибку». Иногда я произносила вслух: «Колоссальная». Я оказалась в Нью-Йорке, в полном одиночестве. Мои теории относительно интеллектуалки, которая сосредоточенно мыслит, как в моем случае, потерпели крах. Как всем, мне нужно чье-либо присутствие, общение. Герой или морская свинка, не важно. Во время своих скитаний я проходила мимо конуры, приклеивалась лицом к витрине и делала дурацкие знаки всклокоченным щенкам с влажными от волнения глазами, которые перебирали лапами от нетерпения. Им хотелось, чтобы их любили. Но я сохраняла свою трезвость. Ни одна из моих жизней не смогла бы выдержать обузу на четырех лапах.
Мать затерялась где-то в Европе, отец был в виноградниках на юге, а муж пребывал в объятиях девицы, я чувствовала себя забытой. Я больше не ломала комедию перед собой, я оказалась уязвимой и мне до безумия хотелось сварить овощной суп первому попавшемуся соблазнителю. Я бы все простила: шлепанцы и трубку, чтение газеты в постели и неожиданный приход друзей на импровизированный ужин в субботу. Совсем одна в городе с десятимиллионным населением, я ждала.
После Дня независимости жара усилилась. Удушающий летний зной выгнал всех обитателей из дома, по которому я блуждала. Не было говорливых пуэрториканцев с третьего этажа, никаких вестей от дамы, квартиру которой я залила. Исчез мой бельгийский соблазнитель-браконьер. Он, должно быть, устроил себе прекрасный отдых на Карибских островах в компании своей жены. Я ждала мечущего молнии страхового агента, который должен был удостоверить ущерб от протечки у соседей, оставивших мне свой ключ для экспертизы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34