– Сэр, скорее всего я не очень подхожу для столь ответственной и деликатной роли.
– Пустяки, вы не будете стеснительно себя чувствовать… Я хотел бы поговорить с ним до дня его свадьбы, и вам это сделать легче, согласитесь. Разумеется, эта просьба выходит за рамки вашего профессионального долга, Стоун…
– Милорд, я сделаю все, что смогу, – Питер помрачнел от такого поручения. Как он будет объяснять Хадсону азы интимной жизни, если сам об этих азах знает понаслышке?
– Я буду вам благодарен даже за попытку, Стоун. Не следует долго танцевать и петь, словом, устраивать оперетку, выложите просто факты на стол – и все!
Питер коротко кивнул и вышел. Это поручение не могло его не озадачить, но раз он не нашел в себе силы отказаться, то надо выполнять. И поскольку приятного в этом для него было мало, Питер решил немедленно выполнить возложенное на него дело, и пошел искать Филиппа Хадсона.
Лиззи Коллис была совсем еще молоденькая девушка, лет восемнадцати. Невысокая, крепенькая, с короткими сильными руками. Волосы русые, довольно заурядного оттенка, не привлекавшие к себе внимания, шея пухлая, нос чуть толстоват, но с красивыми ноздрями. Светло-серые, оттененные темными ресницами глаза казались совсем прозрачными. Несколько угрюмое обычно выражение лица легко преображалось от яркой задорной улыбки. Девушка стояла на привокзальной площади Уорсинга, смотрела на начинавшуюся от железнодорожной станции улицу и думала, случись ей работать в одном из этих домов – она бы знала что делать. Ей это было знакомо. Но жизнь в усадьбе, куда она направлялась, казалась ей волшебной сказкой, и ей не верилось, что она сумеет выполнять все, что там от нее может понадобиться. Лиззи подхватила узелок и решительно зашагала по улице, ведущей в Гроули-холл. Сначала будет небольшая рощица, а за ней – ворота и сторожка, усадьбы никак не минуешь – так наставлял Лиззи носильщик несколько минут назад.
За железнодорожным полотном над белеными изгородями розовели цветущие яблони, по холмам раскинулись огороды. Дальше, гряда за грядой, поднимались холмы. Вершину ближайшего из них опоясывали деревья – это и был Гроули-холл. «Там будет дворецкий, и лакей, и мальчик на побегушках, – думала Лиззи о мужском населении имения, – это еще ладно. Но как они к ней отнесутся? А старая горничная и молодая горничная, экономка? Возможно, они все уже побывали в заморских странах вместе с господами. А ей довелось только слышать об иных землях: о Франции и Германии. Наверное, ее спросят, где она служила и, узнав правду, выгонят ее в тот же час. А денег на обратную дорогу у нее нет. Да и чем оправдаться перед леди Илнин, раздобывшей для нее место судомойки в Гроули-холле? Возвращаться никак нельзя.
Она слышала, что горничные в таких богатых домах, как Гроули-холл, переодеваются два раза в день, а по воскресеньям прогуливаются в шелковых накидках и самых модных шляпках. Что все они подумают, когда к ним явится такая замарашка, как она? Сердце у нее упало, и тяжелый вздох вырвался из груди.
За высокими изгородями по обеим сторонам прямой, как стрела, дороги, на зеленых лужайках, в густой тени деревьев паслись чистые ухоженные овцы. Шум городка затихал вдали. Впереди Лиззи увидела два дома – один из серого камня, другой – красный кирпичный с увитым плющом фронтоном. Обратившись к прохожему, она узнала, что серое здание – это дом священника, а красный домик – сторожка Гроули-холла. Если это сторожка, то какой же дом?
Ярдов через двести дорога разветвлялась, огибая небольшую группу деревьев, образующих ромб. На открытых местах солнце сильно припекало, но в тени деревьев воздух был свеж. За деревьями высились белые ворота, а за воротами – широкая подъездная аллея.
Девушка еще никогда не видела такого великолепия и остановилась, переполненная восхищением и трепетом. Ветви дубов, сплетаясь, образовывали над головой зеленый свод, и сквозь него проглядывали розовые облака. Нет, никогда ей не удержаться на работе в таком месте!
За поворотом аллеи она неожиданно оказалась лицом к лицу с молодым человеком, который курил трубку, прислонясь к ограде.
– Извините, сэр, как мне пройти к Гроули-холл?
– Прямо, мимо конюшен, обогнешь их, – он трубкой показал в какую сторону огибать, – и налево, – затем, разглядев коренастую, но складную фигурку и нежный румянец на щечках, незнакомец добавил: – А ты здорово навьючена. Давай помогу. Ты кто?
Они пошли по аллее, все больше забирая влево. Парень был высок, черноволос, с черными же бровями и глазами. Белоснежная рубашка и черная бабочка выдавали в нем лакея, но Лиззи еще не знала этого и очень удивилась, что столь хорошо одетый джентльмен взялся помогать нести ее узелок.
– Я Лиззи Коллис, только что приехала из Бартор-хилда.
– А, так ты наша новая судомойка? О! – обрадовался он неизвестно чему. – Меня зовут Чарльз, я помощник дворецкого, – бойко врал парень. – А с поварихой не заводись – мигом вылетишь отсюда.
– Место еще свободно? – растерялась Лиззи.
– Свободно, Джимми Сорти прогнали неделю назад. Стоило ему приложиться к стакану и обуздать его язык уже было невозможно.
– Он был у вас судомойкой? – оторопела девушка.
– Кто тебе это сказал? Он был егерем, да спился. Где-то вдали ударил колокол. Чарли сразу переменился в лице и, хлопнув себя по лбу, вскричал:
– Ах, ты, черт! Мы тут с тобой болтаем, а меня уже, наверное, обыскались, вышел покурить – и пропал. Влетит мне от мистера Стоуна! Шесть персон будут сегодня к обеду, а на кухне ни одной судомойки. Пошли.
И без дальнейших разговоров он ринулся по аллее, огибавшей конюшни. Аллея привела к просторному двору, в глубине которого стоял дом, а позади него – новые постройки из красного кирпича. Лиззи увидела двускатные кровли и лепные украшения над балконами.
За большими окнами кухни двигались слуги. Ворота за домом вели в парк и здесь, как и повсюду, каменные дубы сплетались над головой в шатер. Нетерпеливый стук в кухонное окно заставил Лиззи вздрогнуть.
Молодой лакей вспыхнул и, что-то буркнув, заспешил по своим делам.
– Небось, сам и задержал девочку, – сказала ему вслед миссис Лонг. – Шесть персон приглашены к обеду, а я целый день мыкаюсь тут без судомойки!
Две горничные в пестрых ситцевых платьях стояли и слушали.
– Мне бы переодеться, – нерешительно проговорила Лиззи.
– Эта хламида, что на тебе, хуже, думается, уже не станет. Ну, давай, давай, принимайся!
Горничные громко хихикнули и разошлись по своим делам. Жизнь Лиззи Коллис в Гроули-холле началась.
Мистер Стоун вышел в парк и, внимательно оглядывая подстриженные аллеи, пересекавшиеся под прямым углом с боковыми проходами, стал искать Филиппа Хадсона, который, по словам Чарльза, «пять минут, как вышел в сад». Чарли был неплохой парень, смышленый и старательный, но его речь и манеры требовали тщательной обработки. Обдумывая это обстоятельство, Питер заглянул за очередной поворот и носом к носу столкнулся с Филиппом Хадсоном. От неожиданности оба обменялись удивленными междометиями.
– О! Стоун! – пришел в себя Фил.
– Простите, сэр, – смешался Питер, – но я должен срочно кое-что передать вам, о чем меня просил лорд Гроули.
– Да, я вас слушаю.
– Если вы позволите, я перейду прямо к делу.
– Конечно, конечно.
Действительно, молодой человек внимательно ожидал, когда же Стоун «перейдет прямо к делу», а Питер все не находил нужных вступительных слов, приличных для такого «дела».
– Вы, может быть, сэр, заметили сегодня утром на пруду уток и гусей?
– Нет, не заметил, – пожал плечами Хадсон.
– Ну, может быть, видели другую птицу, живность, цветы, пчел… – мямлил Стоун, все больше погружаясь в трясину обсуждаемого вопроса.
– Нет, пчел не видел, – недоумевал Филипп, улыбаясь необычному поведению дворецкого.
– Очень жаль, потому что пчелы – самый лучший пример.
– Чего? – Хадсон, похоже, начинал догадываться, какую миссию возложил лорд Гроули на своего дворецкого.
– Сэр, что я пытаюсь сказать, – Питер даже взмок от необходимости формулировать такие сложные понятия. – Наступает весна, и мы будем свидетелями великолепных, глобальных изменений.
– Да, я уверен, – взгляд Филиппа заискрился. – Но меня это как-то не очень занимает. Намного больше меня беспокоит предстоящая конференция. Дюмон Дюври прибывает с минуты на минуту…
– Как, он уже здесь?
– Да, и в очень плохом расположении духа.
– В таком случае, сэр, прошу прощения, – Питер отступил на шаг и подумал, что такой поворот разговора всех устроит: беседу он провел, обещанное лорду выполнил, а приезд француза более важное дело, чем болтать с юнцом о проблемах размножения пчел.
– Мне необходимо найти его.
– Стоун, спасибо, что вы нашли время поговорить со мной, – расплылся в улыбке Фил. – Великие законы природы – это богатейшая кладовая для ученых бесед серьезных мужчин.
– Ну, что вы, сэр, я только хотел бы вам еще сказать следующее: вы великолепно выразились. Именно, законы природы. Но я подожду другой возможности поговорить.
– Отлично, – бодро ответил Фил, – я к вашим услугам, Стоун. Только я, признаться, больше люблю рыб.
– Рыбы, можно, рыбы. Я знаю о рыбах все, – Питер был одержим единственной идеей – поскорее закончить этот абсурдный диалог. – И пресноводные, и морские… Все живые существа будут иметь отношение к нашему разговору.
– Ну, что ж. В таком случае и месье Дюмон, потому что он наверняка очень живое существо. Он так ругался и стонал…
– Извините, сэр, я вас оставлю.
– Очень жаль, мы так мило беседовали, – рассмеялся Фил и развел руками.
Представитель Франции, месье Жескар Дюмон Дюври страдал глубоко и неподдельно. Его миссия на этой конференции, собственно, сводилась к поддержке курса Англии. Об этом давно было договорено на самом высоком уровне. Но существовал некий раздражитель, не позволявший французу расслабляться – это диктат США. Америка настаивала на более жесткой позиции по отношению к Германии, и это мнение нельзя было попросту игнорировать. А физические страдания ему доставляли тесные до безумия парадные туфли. Что с ними случилось – никто не понимал. То ли это вообще была не его обувь, а кого-то из домашних, то ли они ссохлись, эти проклятые лакированные штиблеты, но света белого ему было не видно. Едва ступив на пристань с трапа, Дюмон почувствовал, будто горячим железом охватило его ноги. В автомобиле он попросту сбросил орудия пытки, а теперь, обосновавшись в своей комнате в Гроули-холле, пытался как-то уменьшить нестерпимую боль.
Он откинулся в кресле и попробовал принять положение ног, при котором мучения были бы не столь острыми, но такого положения не было. И застонав, он решил освободиться от этих «тисков».
– Ну, помогите мне кто-нибудь, – жалобно попросил Дюмон.
Его челядь хлопотала вокруг, не умея облегчить страдания патрона. В это время подошел дворецкий лорда Гроули.
– Сэр, не мог бы я вам быть полезен?
– А, дворецкий? У меня дьявольски разболелись ноги, понимаете? Теплую воду и соль, пожалуйста, чтобы можно было сделать ванночку.
– Разумеется, сэр. Все это будет у вас, как только возможно быстро. Я очень рад с вами познакомиться, – добавил Питер по-французски.
– Я говорю по-английски, – страдальчески вознес глаза к нему француз, желая, видимо, чтобы Питер не тратил время на светскую болтовню.
– Да, сэр.
Раздался легкий стук в дверь и в комнату вошел Джек Льюис. Он с порога широко улыбнулся и, казалось, не заметив проблем Дюмона, обратился к нему по-французски:
– Добрый вечер, месье.
– Добрый вечер, – отвечал француз, понимая, что этот энергичный янки не дает ему покоя на протяжении всего пребывания в Англии. – Я говорю по-английски.
– Я рад с вами познакомиться. Я бы хотел, мистер Дюмон, поговорить с вами наедине до начала конференции.
– Конечно…
– И как можно быстрее. Надо максимально сблизить наши точки зрения.
– Конечно, мистер Льюис. Но у меня мозоли разыгрались… Боже мой, на какой дурацкой экскурсии, я был сегодня в Лондоне. Несколько часов пытки: ходишь и ходишь, ходишь и ходишь! Кромешный ад, доложу я вам. Тем более, что я уже бывал в Тауэре…
– Я приехал пораньше, – перебил его Льюис, – и выяснил, что все идет не в том направлении, которое бы вы одобрили.
– Туфли, будьте любезны, – обреченно обратился к лакеям Дюмон.
Кавалькада машин немецкой делегации по-хозяйски въехала на главную аллею Гроули-холла. Вторым шел «Маибах» фрау фон Мюльц, по-бычьи насупившись, таращился лупоглазыми фарами. Вся колонна одновременно въехала на площадку перед домом, сломала строй и из всех автомобилей стали выходить очень похожие друг на друга моложавые мужчины в одинаковых костюмах и черных пальто. Несколько сопровождающих лиц бросились к машине фрау фон Мюльц, чтобы помочь выйти руководителю делегации. Эльза была в плохом настроении. С детства она не переносила морских путешествий. Даже на спокойном озере, где ее родители отдыхали с ней еще маленькой девочкой и решили покатать ребенка на катере, Эльза испытала такое жестокое укачивание, что само название озера Плауэрзес стало для нее символом морской болезни. Все сегодня раздражало фрау Эльзу: и неспешные экскурсии по Лондону, входившие в протокол пребывания, и худосочная британская кухня, кроме брезгливости ничего не вызывающая, и чопорность тупоголовых хозяев, которых давно уже пора как следует проучить, да только час еще не пробил. А шаркуны-французы! Что они возомнили о себе? Кто будет всерьез считаться с этим слюнявым народом?
Эльза резко вышла из машины и, бросив все бумаги и багаж на помощников, быстрым шагом направилась в дом.
Позади захлопали дверцы отгоняемых автомобилей, послышались гортанные резкие команды распорядителей немецкой делегации. Своей многочисленностью и напором немцы сразу завоевали центральное место в предстоящей конференции. Даже среди слуг разговоры шли, в основном, о их привычках и нравах. Горничная Сарра Тикет жаловалась, что фрау Эльза с прислугой говорит непочтительно и исключительно по-немецки и в интонациях сквозят ненависть и презрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39