– То был день нашей встречи. Мы встретились у тебя в ванной комнате и вместе промывали раны. Помнишь?
– Помню.
– И как я исцеляла их? Ты помнишь, как приятны, как легки были очищающие струи воды и мои прикосновения… Но ведь это не все, что я тогда для тебя сделала. И это ты тоже помнишь?
– Да.
– Ты думаешь только о темном. А ведь есть еще и свет. На следующий день я попросила тебя остаться дома. И ты позволила мне пойти за тебя в школу. Помнишь?
– Нет, не помню.
– Вот и хорошо. Твоя мать всегда хранила в буфете множество столовых ножей. Она и не заметила, что одним стало меньше.
Холодок пробежал по спине Ронни. Она всегда доверяла Александре и знала, что та всегда права.
Александра омывала Ронни водой, которая просачивалась сквозь пальцы.
– Тот парень стал для тебя раковой опухолью, которую следовало удалить. Он пытался причинить тебе боль. И если бы не я, ему бы это удалось. К счастью, я явилась вовремя. А мне-то он уже ничего не мог сделать. Но мы, конечно, не могли допустить, чтобы он продолжал причинять боль другим.
– Не могли.
– С этим злом было покончено. Да, я помню, как все произошло… На следующий день я поджидала его у школы. Затем вошла в автобус и села на заднее сиденье, там, где обычно сидела ты. Он дважды обернулся и посмотрел на меня, думая, что я – это ты. Он так и не понял, что то была не ты. Он еще не знал, какой сюрприз я для него приготовила. Он улыбался, а я смотрела перед собой. Все шло по плану. Я сошла на твоей остановке, при этом тронув его за плечо и поманив глазами. Он снова пошел следом. Я знала, что он клюнет. Это было в его характере – он хотел большего. Я вела его к тому же месту, где накануне вечером он свершил свое черное дело. Это место священно. И остается таким до сих пор. Это оказалось совсем нетрудно. Я разделась и легла на мягкий ковер из опавших листьев, приглашая его сделать то, что ему так хотелось. – Ронни снова плеснула в лицо водой, и Александра продолжала: – Нож был здесь же, в листве, там, где я его заранее спрятала. К счастью, ты так никогда и не увидела, что произошло потом, но я это сделала для тебя. Это была трудная задача, но ее необходимо было выполнить.
– Ты его наказала? – несмело спросила Ронни.
– Да, любовь моя. Я его наказала. Он даже не заметил, как лезвие полоснуло его по горлу. Мне пришлось дождаться, когда он овладеет мною. И тогда я опустила свой карающий меч.
Ужасающий вид крови, брызжущей из горла, со всей ясностью предстал перед взором Ронни. Видение было настолько ярким, что Ронни закашлялась, чуть не задохнувшись.
– Ты ведь явственно это видишь? – спросила Александра.
– Я не хочу, – запротестовала Ронни.
– Все хорошо, любовь моя. Это не мрачная, а славная история. Я до сих пор чувствую, как этот горячий алый поток изливается на меня, унося его жизнь. Я пила его кровь, плескалась в ней, погружалась в нее, как в крестильную купель. Приговор был приведен в исполнение. И все это я сделала ради тебя. – Она мрачно усмехнулась. – Он уже не мог двигаться. И тогда я отрубила его ненавистный член и поднесла к его глазам, прежде чем они навсегда закрылись. Я расчленила его тело на куски, которые умещались в твоем школьном рюкзачке. Помнишь?
– Помню.
– Мне пришлось много поездить, чтобы закопать все это в разных частях города. И только когда все было кончено, я отправилась к тебе и мы счастливо уснули. Никто об этом так и не узнал. Помнишь, какой шум подняла полиция, когда обнаружилось, что тот парень исчез? Статьи в газетах, допросы… Но никто так ни о чем и не узнал. Этот негодяй оказался настолько глуп, что даже не допускал мысли о наказании.
Ронни с благодарностью посмотрела на свою подругу.
– Ты всегда так обо мне заботилась!
– Да, с тех пор я всегда была рядом с тобой: учила тебя, как с умом пользоваться своим прекрасным телом, как боль и красоту обращать во благо и добиваться всего, чего пожелаешь. Я дарю тебе удовольствия и всегда принимаю на себя твою боль. Я живу ради этого.
На глаза Ронни вновь набежали слезы.
– Но что нам делать сейчас? Мне больно, очень больно. У меня все отняли. Как тогда.
– Что делать? Карать, любовь моя. – Александра щелкнула пальцами. – Но на этот раз мы должны преподать им хороший урок. Сегодня ты – звезда! И мы устроим публичную казнь, пусть видят и боятся. Тогда-то твой талант, твой дух, твое творчество наверняка оценят. И никто больше не сможет причинить тебе зло, любовь моя. Поверь мне!
– Ты ангел, Александра! – Она улыбнулась. – Мой ангел-хранитель.
– Да, Вероника. Я была послана тебе. Но сейчас я – ангел гнева, Аполлион, Аваддон. Я прилечу на крыльях северного ветра и сокрушу всех злодеев, что посмели поднять на тебя руку, возлюбленная. Мир содрогнется, узнав, какой суровой будет кара. Ведь ты этого хочешь?
– Только скажи, что я должна сделать?
Александра загадочно улыбнулась.
– Сперва мы должны как следует подготовиться. Надо купить пистолет…
42
Возвращаться к жизни вовсе не входило в планы Джун Рорк. Она не видела смысла держаться за жизнь и рассматривала свой удел не иначе, как ожидание последнего часа. Жизнь для нее превратилась в ад. Психотерапевтам она сообщила, что умерла уже давно и лишь попыталась помочь своему телу последовать за душой. Ничего забавного в таких заявлениях не было. Ей рассказали, что время от времени к ней приходили посетители, но она была настолько слаба, что не могла или не хотела никого видеть. Душа Джун была погружена в непроглядную тьму. И она знала: еще немного – и эта тьма поглотит ее целиком.
– Привет, – прозвучал в дверях робкий голос.
Не шелохнувшись, Джун продолжала равнодушно смотреть в окно на серое небо.
– Привет, Джун. – На этот раз голос прозвучал громче. – Можно войти?
Ответа не последовало.
– Джун! Знаю, ты не хочешь никого видеть. Но доктор Тернер разрешил мне заглянуть.
Джун медленно обернулась и посмотрела на посетителя. На пороге в потертых джинсах и ветровке стоял Брайан Кэллоуэй. Он осторожно притворил за собой дверь и направился к ее кровати. Джун продолжала молчать.
Брайан оглядел палату, заставленную вазами с цветами, и нерешительно сказал:
– А у тебя, должно быть, много поклонников.
Молчание.
Он подошел к ней и с улыбкой произнес:
– Доктор сказал, что ты идешь на поправку.
– Доктора говорят, что я выжила только благодаря тебе, – враждебно процедила она.
Брайан не знал, что ответить.
– Я… ну… в тот день… нашел тебя.
– Какой герой. Кто тебе давал на это право?
– Ты, – ответил он. – Каждый день ты вколачивала нам в головы, что никто не имеет права отрекаться от того, чем он дорожит. Что бы ни случилось.
Она с вызовом посмотрела на Брайана.
– Значит, по-твоему, я еще и должна тебя благодарить за то, что ты мне помешал?
– Нет. Но мне хотелось бы думать, что если со мной что-нибудь случится, то и ты придешь мне на помощь. Я, собственно, заглянул, чтобы поговорить.
– У меня нет никакого желания разговаривать, – безучастно прошептала она.
– Ну, тогда просто послушай. – Он придвинул стул к кровати и сел. – Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что я и только я виноват во всех наших несчастьях. Прости меня, Джун.
Джун удивленно посмотрела на молодого человека.
– Что-то не пойму…
– Это неважно. Просто я хотел сказать тебе, что ты мне очень дорога, и надеюсь, тебе это небезразлично.
– Безразлично. – Джун опять мрачно уставилась в потолок. – Я не нуждаюсь ни в чьем участии. Кому я нужна? Да и вообще, доброта – лишь средство, которое люди используют, чтобы добиться своего. Я устала играть в эти игры.
– Это грустно. – Брайан закинул ногу на ногу. – Мне всегда казалось, что доброта, сострадание – это единственное, что помогает людям выжить в этом мире.
– Черта с два! Просто ты слишком мало знаешь о жизни, – процедила сквозь зубы Джун. – Доброта – это слабость. Стоит купиться на нее, как ты ослабляешь бдительность и становишься объектом для нападения. Рассчитывать на чью-либо доброту – это глупость.
– Не спорю, – кивнул Брайан. – Только глупцы станут лезть в огонь и вытаскивать ближнего. Я в этом убедился совсем недавно. Но ведь без сострадания сердце другого человека так и останется для тебя закрытым.
– Ну и что? – горько спросила она.
– А то, что без этого не проживешь. Сострадать – это риск, Джун. Да и вся жизнь – это риск. Вспомни молодых ребят, которые приходят к тебе на прослушивания, надеясь, что им повезет. Кого-то замечают, кого-то отсеивают, но все они уверены, что игра стоит свеч.
– Но нельзя же, чтобы тебя всю жизнь отсеивали! – едва слышно проговорила Джун.
– Почему же? Я больше уважаю тех, кто рискует и проигрывает, чем тех, кто сдается, так и не отважившись на попытку.
– Значит, ты должен вдвойне меня презирать, – вздохнула она. – За то, что я и проиграла, и сдалась.
– Ты ошибаешься. Ты можешь все послать к черту, можешь допустить ошибку, но это совсем не значит, что ты сдалась.
– Почему ты так думаешь? – с сомнением в голосе спросила она.
Брайан наклонился к ней ближе и с улыбкой ответил:
– Потому что твоя входная дверь была не заперта.
Джун повернулась к нему и недоверчиво поглядела ему в глаза:
– Что?
Он облокотился о металлическую спинку кровати.
– А вот что. Ты не могла предполагать, что кто-то придет к тебе на помощь. Но бессознательно ты не хотела сдаваться, оставляя путь к спасению. Вот почему дверь оказалась открытой. Слезы хлынули из глаз Джун.
– У меня нет больше сил, Брайан. Что бы ты ни говорил. Уходи и оставь меня в покое.
Он осторожно дотронулся до ее худенькой руки.
– Джун, послушай. Речь сейчас не о том, что произошло между тобой и Коди. Не думай о том, что он натворил, а просто вспомни, ведь ты же была действительно счастлива с ним, пусть недолго, но ведь это все-таки было? А это чего-то стоит. Ты испытала любовь, а значит – ты жила. Возможно, любовь прошла. Что ж, такова жизнь. Жизнь – это театр, большое шоу. Сперва мы рискуем, потом в один прекрасный день получаем долгожданную роль, а значит, возможность жить и быть счастливыми. Вот занавес поднят, огни рампы зажжены, и на пару часов мы погружаемся в иной мир, полный радости, счастья, аплодисментов, смеха, слез, возбужденных лиц в зрительном зале. Но вот занавес опустился, и все кончилось. Пусть на миг, но мы бываем счастливы. Ничто не может продолжаться вечно, Джун. Но ради этих нескольких счастливых мгновений в свете рампы стоит пойти на риск. Разве я не прав?
Джун облизнула пересохшие губы.
– Откуда тебе все это известно?
– Личный опыт и совет близкого друга, – грустно усмехнулся он. – У меня тоже была девушка. Я думал, что люблю ее. Может, любил, а может, не любил, а может, и до сих пор люблю. Но я точно знаю, что я использовал свой шанс. И был по-настоящему счастлив. Но вот шоу закончилось, я оказался ни с чем, и мне больно. Но никто не может отнять у меня минуты счастья. Вот почему я еще раз рискну и куплю еще один билет.
Джун закрыла глаза, из-под ее ресниц продолжали катиться слезы.
– Мне всегда казалось, что ты, как никто, сможешь понять меня. Ты был с Челси. Я – с Коди. Но они оба предали нас.
Брайан задумался.
– Не совсем так. Просто и Коди, и Челси устремились за новой мечтой, за новой химерой, совсем не заботясь, что теряют по пути. Для Коди она – очередная запись в реестре обольщенных примадонн. Для Челси он – кумир во плоти. Я пытался предупредить ее о том, какие опасности таят в себе слава и деньги, но она не послушала и решила узнать это на собственной шкуре. И насколько мне известно, ей пришлось дорого заплатить за этот урок. Разве не то же произошло с Коди? Он обманулся, поверил в мираж.
В первый раз Джун улыбнулась.
– Мираж, говоришь?
– А разве нет? Даже если я сейчас по уши в дерьме, – уже веселее добавил Брайан, – моя вера помогает мне лучше спать по ночам. А тебе?
– Пожалуй, ты мне нравишься, Брайан Кэллоуэй.
– То же самое я могу сказать и вам, Джун Рорк, – весело согласился он.
На мгновение тень сомнения скользнула по ее лицу, Джун опять улыбнулась.
– Послушай, а не кажется ли тебе, что мы гонялись за иллюзией и в этом наша вина?
Брайан легонько пожал ей руку.
– Вина? Но мы ведь гнались ! И в этом смысл жизни. Думаю, именно новая иллюзия тебе сейчас очень помогла бы.
Он почувствовал, как Джун сжала его пальцы.
– А может, ты и прав. Нужно подумать. Я буду рада, если ты еще раз заглянешь.
Брайан склонился и галантно поцеловал ей руку.
– Иначе и быть не может.
43
Челси с удивлением обнаружила, что впервые за долгое время красный огонек автоответчика мигал. Кто бы это мог быть? Может, Брайан? С той последней встречи в больнице она не могла заставить себя позвонить ему. Она считала, что сделала первый шаг. И если бы он все еще испытывал к ней какой-то интерес, следующий шаг должен быть за ним. Челси нажала на кнопку автоответчика.
Ровный и профессионально-любезный голос Ронни де Марко сообщил:
– Челси, это Ронни. Меня попросили тебе передать, что сегодня в восемь вечера в театре назначено собрание всей труппы. Это по поводу «Точного удара». Пожалуйста, постарайся не опаздывать. Твое присутствие абсолютно необходимо.
Это было какое-то недоразумение. С чего это она им вдруг понадобилась? Какое отношение она имеет к «Точному удару»? А что, если после ухода Джун снова решили пригласить Челси? Да, пожалуй, дело обстоит именно так. Наверно, с появлением нового режиссера будут восстанавливать первоначальный состав, обеспечивший шоу грандиозный успех первые недели показа. Но почему позвонила именно Ронни? Почему не Карл? Челси тряхнула головой – в конце концов, это не имеет значения. Тем более что часы показывали уже начало восьмого. У нее оставалось меньше часа на то, чтобы принять душ, привести себя в порядок и доехать до театра!
Как ни спешила Челси, но попасть в театр ей удалось лишь к двум минутам девятого. Вся труппа в полном составе разместилась в первых трех рядах. Даже Дино Кастис был здесь, он сидел во втором ряду рядом с Артуром Трумэном и Амандой Кларк. В середине первого ряда Челси заметила Брайана. Одно место рядом с ним пустовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48