- Я думаю, - нарушил тишину Козуб, - что стоит начать с рассказа уважаемой Клавдии Павловны. Я не ошибся - Павловны? - повернулся он к профессорше.
- Почему это с меня? - возмутилась Решетняк, всем своим видом показывая, что не позволит над собой издеваться.
- Вам, Клавдия Павловна, это дело было когда-то ближе, чем кому бы то ни было, - объяснил свою точку зрения юрисконсульт, - так сказать, по семейным соображениям. Ведь часть ценностей, хранившихся в банке, принадлежала вашему отцу, господину Апостолову, который оставался председателем правления банка и при Советской власти. А по закону наследования после смерти отца все его имущество должно было бы перейти в собственность именно вашу, Клавдия Павловна Апостолова-Решетняк. Если бы, конечно, не было экспроприировано революцией.
- Так и не о чем говорить! - сердито бросил Решетняк. - Какое там наследство!
- Я осталась тогда голой и босой, - сказала Клавдия Павловна. Но вдруг улыбнулась Козубу, и в глазах ее появилось нечто вроде алчного любопытства. - Простите, Иван Платонович, - с неожиданной предупредительностью обратилась она к юрисконсульту, - хочу вас спросить: неужели, если бы ценности нашлись, я считалась бы законной наследницей?
Профессор укоризненно посмотрел на жену.
- Конечно, нет, - ответил юрисконсульт. - С момента национализации ценности уже не принадлежали ни вашему отцу, ни акционерам, ни бывшим вкладчикам. Оставлены могли быть только личные украшения, ну, скажем, обручальные кольца, серьги, какие-нибудь камеи, колье.
Клавдия Павловна снова насупилась и бросила на Козуба уничтожающий взгляд.
- Я же сказал "если бы не было экспроприировано", - как бы извиняясь, развел руками Козуб.
- Клавдия Павловна, - вмешался Коваль, - а давайте и в самом деле порассуждаем не с позиций нашего законодательства, - он заговорщически подмигнул Козубу, - а с точки зрения репатрианта Гущака. Наши моральные критерии, наше право вряд ли представлялись ему безупречными. И он мог, например, считать революционную экспроприацию незаконной, а единственной законной наследницей считать вас, Клавдия Павловна.
- Приехав, он решил открыть дочери Апостолова местонахождение тайника, - торопливо вставил Козуб. - И, разыскивая вас, угодил в Лесную, где вы живете летом.
Заметив, что профессорша готова, как разъяренная кошка, выцарапать Козубу глаза, подполковник сразу же успокоил ее, сказав:
- Клавдия Павловна, вы не волнуйтесь, пожалуйста, и не возмущайтесь. К такому заключению никто не пришел и не придет. Мы просто немножко фантазируем. Делаем прикидку - и так и сяк... Все наши рассуждения как бы предваряем словом "допустим". Так вот, допустим, что у Гущака и действительно были такие намерения. Хотя он, конечно же, должен был понимать, что на нашей земле действуют только советские законы и что он тоже подпадает под советскую юрисдикцию.
- А что для Гущака законы? - заметил Козуб. - Мог вбить себе в голову, что раскроет тайник наследнице, за которую он принимал Клавдию Павловну, и никто ему не воспрепятствует.
- А мотивы? - наконец не выдержал профессор. - Да, да! Зачем ему все это?
- Возможно, хотел искупить свой грех.
- Перед кем?!
- Ну уж... - вздохнул Козуб, - перед кем! Столько лет, прожив в Канаде, он почти наверняка стал набожным. Особенно под старость.
- Почему "стал"? - спросил юрисконсульта Коваль. - А раньше, в молодости, разве не был он верующим?
Козуб замялся. Потом улыбнулся.
- Откуда мне знать, каким был он в молодости? Сами посудите, Дмитрий Иванович! Но полагаю - вряд ли был верующим, если верховодил в банде. А что касается передачи клада по своему выбору, то это для Гущака вполне логично и с моральной точки зрения, и с практической.
- Вы так рассуждаете, словно я вообще не человек! - не могла успокоиться Клавдия Павловна. - Кто посмеет утверждать, что я приняла бы от Гущака такой подарок? Эти ценности я не считаю своими!
- Гущак не знал ваших взглядов, - возразил подполковник.
Клавдия Павловна пожала плечами, мол, какие же у нее еще могут быть взгляды?
- Гущак не встречался с вами, не разговаривал?
- Нет, конечно.
- А то, какой он вас помнил, - поспешил на помощь Ковалю юрисконсульт, - давало ему повод надеяться. - И, увидев, что профессорша окончательно взбешена, немного отступил: - Имею в виду ваше происхождение, богатых родителей, гимназическое прошлое. Все это позволяло Гущаку думать, что вы примете наследство, а заодно и поможете перепрятать его долю. По крайней мере, не обидитесь и не выдадите его.
- А на вас вот обижаюсь! - выкрикнула Клавдия Павловна.
- Что вы, ну что вы! - очень уважительно и как бы защищаясь, произнес Козуб. - Вы совершенно неправильно меня понимаете. Я так же, как подполковник, всего-навсего пытаюсь рассуждать, так сказать, с позиций бывшего атамана.
- Нет, Иван Платонович, мы все-таки не по-джентльменски поступаем. И в самом деле, напали на бедную женщину со всех сторон, - заступился за профессоршу Коваль. - А кстати, у вас, Клавдия Павловна, был брат Арсений. Мы его тоже разыскиваем. Интересно, знал ли о его существовании Гущак? Коваль сделал паузу и снова посмотрел на каждого из присутствующих. Итак, Клавдия Павловна, что бы вы еще хотели рассказать?
- Ничего. Вам все известно, товарищ подполковник, - профессорша жеманно повела бровью, и Коваль констатировал, что смутилась она при этом мало, хотя он фактически уличил ее во лжи.
- Ну что ж, - тоже не давая воли эмоциям, сказал он, - в таком случае послушаем людей, которые непосредственно занимались этим делом. Кто первый? Вы, Иван Платонович? Алексей Иванович?
- А почему, собственно, мы связываем возвращение Гущака и его гибель с забытым уголовным делом? Может быть, здесь все гораздо проще? неожиданно спросил Коваля профессор.
- И верно, - подхватил Козуб. - А был ли Иван Иванович? Помните, у Назыма Хикмета пьеса есть с таким названием?
Все вопросительно посмотрели на Коваля.
- Нас интересует любая версия. Верно? - обратился подполковник к Субботе, и тот в знак согласия наклонил голову.
- Тогда разрешите мне, - сказал юрисконсульт. - Относительно гибели Гущака. Это было обыкновенное ограбление хорошо одетого старика. - Козуб по глазам Субботы понял, что эта версия следователю по душе, и повторил: Обыкновенное ограбление. И поэтому, мне кажется, "дела давно минувших дней" следует оставить в покое.
- А откуда вы знаете, что Гущак был хорошо одет? - поинтересовался Суббота.
- Ну... - юрисконсульт на мгновенье запнулся, но тут же ответил: Приехал человек из Канады. Значит, и одежда соответствующая. Всякие этикетки, молнии, никелированные пуговицы - все то, что производит магическое впечатление на некоторых нестойких юнцов. Могли предположить, что и в карманах не пусто. Вот и соблазнились. А старичок-то оказался крепким, или что-то помешало, одежду снять не успели, вытряхнули карманы и под поезд!
Козуб закончил и перевел взгляд на Коваля.
- Версия вполне вероятная, Иван Платонович, - сказал тот после краткого размышления. - Но все-таки нет, не ограбление. В карманах все цело. Даже бумажник. Очень красивый, новенький, кожаный, с целой системой застежек и с довольно внушительным содержимым.
- Другой раз преступление не имеет видимых мотивов. Они есть, но скрыты, не выражены, - продолжал юрисконсульт. - Могло иметь место банальное хулиганство, приведшее к непредвиденным последствиям - к смерти старика. И тогда его сунули под поезд.
- И тут - банальное? Даже хулиганство бывает банальное? - не к месту вставила профессорша, которая уже немного успокоилась, и все сделали вид, что не расслышали ее слов.
- Вы не согласны с такой версией? - обратился Козуб одновременно к Ковалю и Субботе.
- Мы разрабатывали много версий, - уклончиво ответил следователь.
- Эта - самая вероятная, - еще раз заверил хозяин кабинета. - И какие тут могут быть связи с той старой историей, притянутой, простите, за уши? Кстати, у Гущака какие-то родственники здесь оставались. Их-то проверили?
- Валентин Николаевич сказал, что разрабатывалось много версий. Была и такая. Не подтвердилась.
При упоминании о родственниках старого репатрианта Суббота поморщился. За необоснованное содержание Василия Гущака в тюрьме его ожидали неприятности.
Не зная, чем вызвана гримаса молодого следователя, Козуб не развивал больше подобных соображений.
- Простите, что допытываюсь. Я понимаю, не все можно рассказывать. Но примите во внимание мои слова. Как убит Гущак? Если не секрет. Ножом, финкой, кастетом или каким-нибудь другим оружием такого рода? Если да, то это исключительно хулиганы или грабители.
- Ах, не говорите, пожалуйста, о таких вещах! - запротестовала Гороховская, которая до этой минуты молчала и слушала или не слушала разговоры, но внимательно присматривалась к присутствующим, особенно к профессору Решетняку: не тот ли это человек, который арестовал ее ночью вместе с матросом и допрашивал в милиции? Она тогда возненавидела его, считая виновником гибели Арсения. А теперь никак не могла представить себе седовласого и почтенного ученого в роли неумолимого милиционера.
- В конце концов, это не имеет значения, - ответил подполковник Козубу. - Так сказать, хулиганская версия тоже не подтвердилась. Все-таки убийство совершено либо по политическим мотивам, либо из корыстных побуждений. И я убежден, что оно несомненно связано со старой историей.
- Я нашел и отдал вам, Дмитрий Иванович, эсеровскую листовку, сказал Козуб. - Но я далек от мысли о прямой связи между ограблением банка в те годы и гибелью Гущака в наши дни. Ограбление банка действительно было акцией политической, а гибель старика, скорее всего, происшествие случайное. Здесь могли сыграть трагическую роль разве что деньги в его карманах, на которые позарились грабители; кстати, вполне возможно, что у него, кроме бумажника, были и еще какие-нибудь ценности, и бумажник умышленно оставили, чтобы имитировать несчастный случай. Экспертизе трудно установить - толкнули старика под колеса или сам он упал. Если бы его ударили ножом, дело другое. Травма заметная, происхождение известное...
- Простите, Иван Платонович, - перебил его Коваль. - О характере прижизненного ранения Гущака я не говорил. Почему вы считаете, что там не было удара ножом?
- Вы не сказали прямо, но из ваших слов я сделал такой вывод.
- Несколько поторопились... Ну ладно... Один вопрос присутствующим. Начнем с Клавдии Павловны. Вы с Гущаком не встречались теперь и раньше никогда не виделись? Да?
- Ни раньше, ни теперь.
- А что говорят об этой трагедии жители Лесной?
- Не знаю. К чужим разговорам не прислушиваюсь.
- А вы, Алексей Иванович? Вы тоже с ним никогда не виделись? Тогда от следствия он сбежал. А теперь?
- Я уже говорил вам обо всем на опытном участке.
- Там мы разговаривали вдвоем, а здесь беседа общая. Так что, Алексей Иванович, кое-что приходится и повторить, чтобы довести сегодня до логического конца то, чего вы не сделали в двадцатые годы.
- Не по своей вине, кстати, - проворчал Решетняк.
- Вас вычистили из милиции, и вы передали дело Ивану Платоновичу. Знаю.
- Верно говорят, нет худа без добра, - засмеялся юрисконсульт. Иначе не было бы у нас такого замечательного ученого. И розыски Гущака были бы бесплодны, и ученого не было бы.
- Это уже софистика, - усмехнулся Коваль и снова обратился к Решетняку: - Когда мы с вами разговаривали на опытном участке, я поинтересовался, какие еще люди имели отношение к этому делу. Вспомнили кого-нибудь? Ведь перед чисткой вы были близки к раскрытию тайны.
- Я вспоминал, да, да, пытался вспомнить, - ответил профессор. - Но ни фамилий, ни фактов... - Он посмотрел на жену. - Разве только вот... Я возлагал надежды на одну фразу, которую Клава услышала в ночь перед ограблением. За два-три дня... Кто-то из тайно приходивших к Апостолову во время разговора в кабинете назвал его "мальчиком с бородой". Казалось, что это - ниточка к розыску. Во всяком случае, я догадался, что ограбление банка было делом не только банды Гущака, а более широкого круга людей. И вот почему. Во-первых, голос этот Клаве показался знакомым. Во-вторых, эту же фразу, произнесенную, скорее всего, этим самым человеком, я услышал и во время чистки. И - растерялся. Мне показалось, что это сказал кто-то из членов комиссии. Оглядываясь теперь на прошлое и связывая это преступление с провокациями эсеров и украинских националистов, я могу делать далеко идущие выводы... Но тогда... тогда я просто растерялся...
- И больше ничего не узнали?
- Нет. Уехал в свое село.
- Оставшись в милиции, Алексей Иванович тоже ничего не раскрыл бы, сказал юрисконсульт. - Ниточка слишком тонка. Кстати, если бы рассказал мне тогда хотя бы то, что рассказывает сейчас, я дела не закрыл бы. Почему же, Алексей Иванович, вы утаили от меня такую подробность?
Клавдия Павловна хотела что-то сказать, но профессор остановил ее:
- Мне кажется, я вам что-то такое говорил, Иван Платонович. Да, да!
- Хе-е! - засмеялся юрисконсульт. - Если бы! Склероз у вас, дорогой. Забыли. Вы были обозлены и расстроены. После чистки бросили эту апостоловскую папку, и делай что хочешь. А сами уехали. Но, Дмитрий Иванович, - обратился он к Ковалю, - зачем травмировать наши и без того склеротические сосуды? Вас, очевидно, интересует главное: кто убил Гущака. Замечу: если он действительно убит. Не могло ли это произойти не на самой станции, а рядом с ней, в лесу? А? Как вы, Алексей Иванович, думаете?
- Вполне возможно, - согласился профессор. - Ведь на станции-то у нас почти всегда люди.
- Но ведь донести его на плечах потом было бы, наверно, нелегко, усомнился Козуб.
- Да разве он такой тяжелый, Иван Платонович? - с невинным видом спросил подполковник, вспоминая найденные в вещах убитого фотографии Гущака - невысокого, худенького старичка.
- Я его не видел и не взвешивал. Но труп всегда тяжелее живого человека...
- Ох! - Гороховская всплеснула ладонями и закрыла глаза.
- Но как Гущак мог оказаться в лесу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36