- Ну что ж, друзья... Мы стоим на пороге больших дел, как я понимаю. Все мы повязаны одним бизнесом. И коль скоро нас ждет удача, то забудем прежнии распри и недоразумения. Отныне мы отныне одна команда... За наше здоровье и наши успехи в бизнесе!
Все випили до дна, настроженно наблюдая друг за другом. Трое охранников Шаратарова пили, цепко не выпуская из рук оружия.
Шаратаров поставил бокал на стол, посмотрел на Заварова и Геннадий и сказал благодушно.
- Как сказал, я прощаю вас, предатели... Прощаю по настоящему.
Жест его протянутой руки первым понял Геннадий - подхватил эту крупную, пухлую рвуку и поцеловал. Спохатившись, то же номер проделал и Заваров.
- Три-четыре минуты, господа. - деловито бросил Кириянов. - Препарат всосется в кровь и достигнет мозга. Можете курить, можете ещё выпить, кому как нравится.
Он взял со стола колбу с наркотиком и поставил её на столикю. Потом шагнул к шкафам и прошел за спиной Аллы - она вдруг почувствовала, как что-то холодное и гладкое скользнуло ей за воротник свитера и застряло где-то у поясницы.
Шаратаров закурил и сказал ровно.
- Ну что ж, дорогой профессор, обговорим финансовую сторону нашего проекта.
Охранник из глупых вдруг заржал.
- А меня уже забирает! Во цирк!
- Точно! - подхватил его напарник. - Действительно кайф!
Алла почувстовала, что "забирает" и её. Какой-то легкий, голубой туман поплыл перед глазами, а затем - наоборот, все окружающее предстало в четкой, солнечной реальности. Чувство было совершенно непередаваемое словно рюмочка водки, выпитая с мороза, после лыжной прогулки. Она повернулась к Грише и засмеялась.
- Гришаня, а ты как?
- Плыву, - растерянно ответил он.
- Профессор! - Шаратаров привстал в кресле. - И я уже в изумлении! Да вы действительно, просто гений!
Геннадий вдруг захихикал и, захлебываясь, спросил.
- А музыка у вас здесь есть, профессор?
Алла вдруг поняла, что сидит в окружении милых, прекрасных и добрых людей, от которых можно было ждать только чего-то очень хорошего. Музыки, которую просил Геннадий - и не надо было. Мелодии горних сфер и так наполняли душу и мозг.
- Гришка. - проговорила она. - Мне никто, никогда не писал таких писем... Никогда, Гриша! Только за них можно влюбиться! Это как в той пьесе, где герой поэт с длинным носом! Он пишет письма вместо дурака-красавца своей даме, а та думает, что пишет дурак и и влюбляется ве в того! Я что-то путаю, но это все равно!
- Да, конечно...
Шаратаров оглянулся и прикрикнул на охрану.
- Эй, парни, положите вы свои пушки! Здесь теперь все друзья! Не в кого стрелять! Ну, профессор, удружили! Я еле-еле с собой справляюсь! Хотя башкой крепок и на водку и на дурь! А как он, препарат этот дальше будет работать?!
- Индивидуально. - бросил Кириянов, оказавшийся вновь на кафедре. Кто-то будет активен и веселиться. Кто-то мирно вознесется к сладостным видениям.
По лицу Геннадия неожиданно потекли слезы, он на коленях дополз до Гриши, а сказал вдруг с нелепым, ехидным смехом.
- Гришанька, братишка мой сводный! А здорово я тебя всю жизнь подставлял?! Просто чудо, как ты из психушки вырвался! Я ж уверен был, что всю жизнь тебя там продержу! И надо тебя там держать, надо... А какой театр моя жена для тебя устроила?! Будто бы мы в нищите прозябаем, отцовскую хату в наём сдаем, а? Ты ведь поверил, да? Поверил?
- Поверил. - кивнул Гриша. - На пять минут.
- Да? И только? А что же потом не пришел с претензиями?! - он лез обниматься и Гриша осторожно отодвинул его от себя правой рукой, на которой все ещё болтались кольца наручников.
- Зачем мне потом к тебе было приходить, Гена? Мне тебя жалко стало. Все же ты мой брат, живи как можешь.
- Ну да, ну да! - счастливо плакал Геннадий. - Мы теперь по честному поделимся, Гриша. И хату поделим, и дачу, и одну машину я тебе отдам. Все по братски будет, на веки веков...
- Гриша. - Алла обняла его за шею. - Если все будет нормально, если нам повезет, мы купим ранчо... И заведем мустангов!... Ты будешь за ними ухаживать? А? Ну если не хочешь, то заведем коров или свиней!
У Геннадия вдруг прорезался мелодичнывй тенор, он затянул задушевно.
- Как упоительны в России вечера!
Алла понимала, что здесь происходит что-то не так, что необходимо сосредоточится и вырваться из зыбкой, прозрачной трясины, но сил к тому никаких не было и она, следом за остальными, вдруг негромко подхватила в общем хоре..
- Пусть этот сон! Пускай любовь игра!... К чему тебе мои порывы и обьятья! На том и этом свете буду вспоминать я... Как упоительны в России вечера!
А у Гриши - просто болела голова. За десять лет его столь часто чем только не кололи, так что препарат Кириянова действовал на него, как испортившееся лекарство. Немного шумело в ушах, смещались перед глазами предметы и - всё. Во всяком случае, на этом этапе.
Состояние вселенской и всеобщей любви накрыло всех присутствующих и кто-то уже растянулся на полу, забылся со счастливой улбкой на губах.
Первым из песни вынырнул Заваров, жадно выпил бокал шампаского, глянул на Гришу щальными глазами и воскликнул радостно.
- Гришка, а помнишь Балтийск?! Помнишь наш ООС?! Обьедененое Общество Сумасшедших! Какая была жизнь, Гришка! Какая свобода! Я так часто обо всем этом вспоминаю!
Резкий голос Кириянова донесся до Гриши, как свозь пуховую подушку.
- Ну, вот так, уроды! А теперь, пока вы не отключились совсем, могу собщить вам финальную часть эксперимента!
Тон его был настолько жесток и резок, что на какой-то миг наступила тишина.
- Вы все передохнете минут через десять! И передохнете не просто так, а корчась, вопя, блюя и сходя с ума от боли! Самый последний наркоман не мечтает о такой ломке, какую вы сейчас получите! А после этого, завтра поутру, от вас здесь найдут только обгоревшиие скелеты!
Шаратаров поболтал головой и спросил миролюбиво.
- Про что ты лопочешь профессор? Зачем кайф ломаешь?
- Я лопочу про то, недоносок, что ты умрешь так же, как умерли моя жена и дочь! Ты и тебе подобные, отравили мою семью наркотиками и теперь вы понесете расплату! Неужли ты думал, кретин, что русский ученый пойдет на работу с такой мразью как ваша стая?! Вам конец, ублюдки, конец! Еще через пять минут вы прийдете в сознание, но будет поздно! Противоядия нет и я посмотрю, как вы будуте извиваться в своих последних судорогах!
- Профессор! - блаженно улыбался Шаратаров. - Неужели может быть такой кайф? И по такой дешовке?! Мы же завоюем весь рынок, весь мир, профессор!
- А неужели ты, дремучий осел, думал, что из любого дерьма можно сделать сильнейший наркотик?! Это не подвластно даже такому гению как я! Ты проглотил хорошую порцию яда! И сдохнешь, как последний грязный наркоман! Кириянов приплясывал возде кафедры и брызгал слюной.
- Ну и что?! - не унимался Шаратаров. - Но и ты с нами, профессор?
- С вами, с вами! Хорошая будет компания! Только я ещё свершу вам кремацию! Всеобщую для вас кремацию!
Смысл слов, даже мелодия все ещё кем-то исполняемой песни, не доходили до Аллы. Она видела лицо Гриши, который бормотал, дергая себя за отросшую бороду.
- Алла... Я такой счастливый... Ты наконец рядом... Надо уйти. Встать и уйти.
Откуда-то с потолка гремел непривычно сильный голос Кириянова, который, казалось, вещал как всевышняя сила.
- И когда вы будуте подыхать, в последний свой миг, - вспомните мою жену Нину Кириянову и мою дочь Марию Кириянову! Вспомните всех, кто погиб от наркотиков! И вопите во все горло, чтоб они вас простили! А от меня вам прощения нет!
Его слова покрыл веселый хохот. Заваров потянулся к колбе, стоявшей на столике.
- Профессор, а добавить можно?!
- Можно, можно! Добавляй, только лучше будет!
Несколько человек метнулись следом за Заваровым к колбе, зазвенели падающие на пол бокалы и бутылки.
Алла почувстовала, как её приподняли со стула и волоком довели до дверей. Она вяло сопротивлялась, на миг сознание отфиксировало реальность Кириянов вытащил её из лаборатории.
- А Гришка? - пролепетала она.
- Будет и Гришка.
Тот уже щагал за ним и бормотал.
- Я здесь, я здесь... Ничего, только башка трещит.
- Вперед. - приказал Кириянов и подтолкнул их в спины. - Вниз по леснице и на выход. Охраны нет.
Подчиняясь команде, словно куклы, они спустились по лестнице и мир для Аллы был все так же прекрасен - то ли петь хотелось, то ли обниматься с первым встречным.
Они прошли сквозь никем не охраняемые двери, потом миновали калитку и, не сохраняя никакого целевого направления, повернули к озеру - манил простор, манила светлая полоса неба на западе.
- Гришка, ты меня хочешь, а?
- Да...
- Пойдем куда-ниубдь... Подальше.
- Пойдем...
Они добрели до кромки озера, покрытой рыхлым, уже тающим припоем. Хватило сображения не лезть в воду. Окружающий мир казался все таким же предельно четким и сказачно прекрасным. Чувства осторожности хватало, чтоб не купаться в озере, не падать с высоты, не раздеваться до гола. Срабатывали самые основные изначальные инстинкты - чувство страха, половая тяга, жажда и голод. И на этом - всё, не более того. Состояние животного, которое, как известно, никому не завидует.
Оба упали на мокрую землю от страшной боли, которая сперва ударила в живот и тут же сжала мышцы, словно захрустела в ломающихся суставах. От этой боли потемнело в глазах, все тело скрючила судорога и через минуту они выли как звери, катаясь у кромки озера.
Окружающий мир вернулся во всей своей беспощадности. Не было никакого дурмана в мозгу. Ощущение неминуемой смерти переполняло все существо и мысль эта была реальная и четкая, незамутненая даже болью.
Алла встала на колени и с трудом, испуганно спросила.
- Грша... Мы умираем, да? Он сказал, что мы умрем.
Гриша грызь собственную руку, чтоб не кричать.
- Да... Он всех прикончил... Он не сумасшедший.
Алла пыталсь вспомнить что-то совершенно необходимаое, но боль застилала разум.
- А мой Петр... Да, Петр... Он не умрет. Он сбежал... Михаил его увезет... Он сбежал.
- Никто не сбежал.
Боль заполняляа всю округу, даже с неба светилась боль. Из последних сил Алла произнесла..
- Гриша... Сними с меня свитер... Нет, засунь руку мне за спину. Там что-то есть. Кириянов засунул..
Она извивалась на земле и Гриша пытался задрать ей свитер, выдернул его из джинс, Алла перевернулась и увидела, что на земле лежит пузырек, емкостью с обычный стакан и заткнутый притертой пробкой. Он был заполнен чем-то жидким и темным.
- Открой, Гриша. Открой, это спасение, у меня нет сил...
Гриша взял пузырек, пробка не вытягивалась, её удалось вырвать зубами.
Он подполз к Алле, обхватил руками её голову и сунул в рот горлышко пузырька.
Обжигающая жидкость хлестнула в горло, Алла захлебнулась, сделал несколько глоков и отвела пузырек от губ.
- Ты тоже. Пей. Быть может поможет. Пей!
В пузырьбке оставалось совсем немного - меньше глотка.
- Допивай. - задыхалась Алла. - Допивай. Или подохнем или...
Сознание у неё отключилось. Гриша поморщился, выпил остатки из пузырька, но боль в теле не проходило, стала тупой и безразличной.
...Алла очнулась от холода все на том же краю озера. Небо уже потемнело, но отраженные лучи солнца ещё давали окрест рассеяный, словно молочный, фон. Откуда-то издалека доносились приглушенные звуки, от дальнего берега будто мелькали всполохи зарницы. Или - догорал невидимый за деревьями гигантский костер.
Гриша повернулся и спросил сипло, незнакомым голосом.
- Алла... Ты жива?
Она плохо его расслышала, во всем теле чувствовала ломоту, но прежней непереносимой боли не было, все растоворялось в усталости.
- Гриша... Мы живы?
- Да... Кажется. Но я не могу встать...
Она попробовала его посадить на земле, но и руки его и ноги оказались парализованы.
- Надо идти, Гриша! - отчаяно крикнула она.
- Куда? Лучше уж здесь.
- Хорошо. Лежи. - Алла легко встала. Мозг её был ясен, тело упруго и напряженно.
- Лежи, Гриша! Я сейчас вернусь!
Она скинула с себя куртку и набросила на Гришу, после чего повернулась и побежала к крутому берегу озера.
До поселка оказалось около сотни метров через лес. Всполохи за грядой ещё голых дервьев стали явственней, громче зазвучали голоса, слышался гул автомобильных моторов. Алла бежала на эти звуки, но полностью все происходящее до сознание не доходило.
Она миновали несколько домов и увидела пожарище. Ровным и сильным, казалось беззвучным огнем был залит двухэтажный особняк, фриз которого подпирали четыре колонны. Над колоннами, в отбеске пламени золотились широкие окна. По стеклам уже бежали трещины. Дом от фундамента до крыши был обьят пламенем, но в этом огне строение каким-то чудом ещё сохранялось - во всей красе своей дом стоял перед глазами, словно за занавесом этого огня.
Две пожарные машины отрабатывали моторами чуть в стороне. Немногочисленная публика смотрела на пожар спокойно и уже безнадежно. Две высокие, серебрящиеся струи воды из стволов бранспойта казалось не тущили, а наоборот - только помогали сильней, ровней и выше разгорется густому пламени.
Огонь вдруг погустел, почернел, дал клубы дыма и строение, вместе с колоннами, золотыми стеклами и высокой крышей - даже не рухнуло, а беззвучно осыпалось, взметая к небу тучу сверкающих и тут же гасших искр.
Пожарище осталось за спиной. Алла все ещё бежала по дороге, и сознания хватало лишь на то, чтоб держаться улицы, а не повернуть со страха и от растерянности в поля, через лес, вообще неизвестно куда. Она выскочила из световой зоны, образуемой пожаром, и почти сразу её кто-то окликнул из темноты.
- Эй, подруга, это ты что ли?
Михаил неуверенно выступил на дорогу и всмотрелся.
- Странно, но это действительно ты! Ну, и видок!
- А ты ещё ждешь? - нелепо спросила Алла.
- Да ждем вместе с Петькой! Что поделаешь? Пошли, до машины сто метров. - А Гришка где? Не нашла?
- Сейчас найдем.
Они покинули поселок и прошли по дороге, пока не добрались до притулившейся за разрушенным сараем машины.
Петька спал на задних креслах и не проснулся, когда Алла всмотрелась ему в лицо и погладила по голове.
- Куда едем? - спросил Михаил.
- К озеру. С другой стороны села.
Она села к рулю и за несколько минут обьехала поселок, скатилась по бездорожью к озеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59