Ну, да хрен с ним, с Быковцом, тупой был мужик, а вот Олейникова – жалко терять!
Наконец, план был разработан и, оказался оригинальным, даже, скорее, экзотическим. Напоминал он не столько план операции по поимке опасного преступника, сколько сценарий какого-нибудь голливудского шедевра – тот же масштаб и примерно такие же финансовые затраты на производство – на костюмы, декорации и статистов...
Никитин прочитал, почесал пальцем брови и согласился, хотя и посмотрел на Герасимова как-то странно. Так, что у того возникло желание посетить штатного управленческого психоаналитика и провериться – все ли у него в порядке с головой. Единственное, но весьма существенное замечание, которое сделал Никитин к герасимовскому плану, заключалось в том, что на операцию он не выделит ни копейки, поэтому Герасимову придется добывать все, что ему необходимо самому.
– Я что – курсантам платить буду? – спросил он иронически. – Они и бесплатно в твоем шоу поучаствуют. это для них – развлечение... Можешь позвонить от моего имени генералу Ромашову, скажешь я просил выделить ребят. Что-нибудь в районе батальона. Хватит тебе батальона?
Герасимов отозвал усиленную охрану Олейникова, на которую он, в тайне от Никитина, отправил ребят из своего отдела, самого Олейникова выслал на пару дней из Москвы и совершил предварительные оперативные действия. Они заключались прежде всего в том, что он вернул в управление несколько человек, которые прежде приторговывали на сторону разного рода информацией о том, что творится в ФСБ и что представляет собой тот или иной конкретный сотрудник, в том числе и из нелегалов. Ему нужен был надежный канал для внедрения информации, которую Ивану просто необходимо получить, чтобы он сам залез в ловушку, расставленную ему Герасимовым и генералом Никитиным.
Остальное было делом техники – договориться с министерством культуры, со школой милиции, с тремя десятками ателье мужского и женского платья. С этой задачей легко справились сами его работники, засидевшиеся в отделе на своих стульях.
«Геморрой – наша профессиональная болезнь! – шутил над ним и его отделом Никитин. – Проктолог – лучший друг аналитика! А вообще у вас головы крепкие. У вас другое слабое место – жопа!»
Генке вновь слышался в этих словах намек на процветание голубизны в их отделе и он мрачнел и обижался, словно генерал и впрямь обозвал его «пидором».
Через канал утечки информации Герасимов даже и не рассчитывал выйти на Ивана. Слишком умелыми в оперативных делах профессионалами были те, кто занимался в управлении этими делами. Да и до Ивана информация шла, как минимум, через посредника. И сколько таких посредников в этой цепи – неизвестно. Ивана так все равно не схватишь, только спугнешь.
Герасимов решил разыграть комедию в полном смысле этого слова. Комедию с неожиданным для Ивана завершением. Олейников в этой операции был фигурой весьма пассивной, но так и было задумано, чтобы не поощрять его, как всегда, энергичных, хоть и рациональных действий. Всем было готово к разработанной Герасимовым премьере, оставалось только ждать, когда появится исполнитель главной роли в спектакле – Иван Марьев.
Иван был немало удивлен, когда до него дошли слухи о том, что люди, которых вышвырнули из ФСБ, вновь там пасутся и вновь приторговывают информацией. Хоть Иван и не был начальником аналитического отдела ФСБ, как Гена Герасимов, в его «управлении», весь штат которого состоял из одного человека – его самого, и отделов-то никаких не было, он все же умел анализировать факты и правильно их оценивать. Возвращение наказанных могло быть никак не вязано с предстоящим террактом, а могло быть и специально подстроено Никитиным, чтобы внедрить к Ивану какую-то информацию. Тут полной уверенности не было, но такой вариант нужно было постоянно иметь в виду.
Конечно, Иван вновь обратился за справкой к этим людям. Раз существует возможность, что ФСБ жаждет нагрузить его дезинформацией, значит, нужно обязательно эту «дезу» получить. Во-первых, для того, чтобы Никитин был уверен, что Иван эти сведения получил, а во-вторых, ложные факты, особенно касающиеся планов противника, тоже могут быть весьма информативны, нужно только уметь их прочесть правильно, например – методом от противного.
В России это очень распространенный метод, которым пользуются все, кому не лень, даже Правительство. Если, например, перед Новым годом председатель Центробанка клянется, что никакой деноминации в начале года не будет – значит она, скорее всего, произойдет в первых числах января. А уж если ему вторит с экрана телевизора сам Президент – можно даже не сомневаться, что случится все с точностью до наоборот, и российские «деревянные» обязательно на несколько нулей похудеют.
Буквально через два часа ему принесли ответ, содрав за него очень приличную сумму. Наверное, для полного правдоподобия.
Иван купил небольшое досье на Оленя и очень удивился, что ему буквально навязали сведения о праздновании какого-то юбилея управления безопасности, в котором, как тут же выяснилось, примет нелегальное участие и Олейников. Иван даже рассмеялся, едва прочитав содержимое переданного ему конверта.
Герасимов играл почти в открытую. Ивана заманивали на это мероприятие, поскольку ни в досье, ни а остальных документах ни слова не говорилось о расположении штаб-квартиры Восточной зоны, не было никаких сведений о местопребывании Оленя. Досье подробно отвечало на вопросы, касающиеся личности капитана Олейникова, и содержащиеся в нем факты Иван счел истинными.
Он знал золотое правило составления дезинформации – искаженных сведений должно быть очень мало по сравнению с соответствующими действительности. Ложка лжи должна быть растворена в ведре правдивой информации. В этом случае привкус вранья становится неощутимым.
Его внимание привлекли свидетельства о высокой профессиональной подготовке капитана ФСБ Станислава Олейникова. Тот, несмотря на свою молодость успел побывать в Афганистане и Чечне, где командовал отрядом, освобождавшим группу пленных российских солдат и вообще – был кадровым боевиком по своему опыту. Как его занесло в аналитический отдел к Герасимову, оставалось только гадать, но сведения об этом в досье тоже были.
Ивана это насторожило. Если человек так резко меняет профиль своей профессиональной службы, значит, он обладает недюжинными способностями. Олейникова стоило опасаться самого по себе, даже не учитывая, что его будут теперь пасти всем управлением.
Иван как никто лучше знал, легко ли освободить российского солдата из чеченского плена. Ему пришлось освобождать из этого плена себя самого. Чеченцы легко расставались со своими пленниками, но не отдавали их, если уж складывалась такая ситуация, а попросту – убивали, спасая тем самым свое достоинство и честь....
Освободить пленника живым, особенно из тех районов, где приходилось жить в Чечне в качестве пленника Ивану, было практически невозможно. Упустить из своих рук бойца-гладиатора считалось у чеченцев позором, а ни один чеченский мужчина не рисковал своей честью так же безрассудно, как жизнью.
Если Олейникову удалось освободить хоть одного их таких, как Иван – он был очень опасным противником. О враге, знал Иван, говорит не его вид и даже не его оружие, а его дела, его прошлое.
Напоминание о Чечне, которая и без того постоянно выныривала из памяти неожиданными картинами, заставило его помрачнеть.
«Где ты был, Олейников, когда я убивал на поляне в кругу костров своих друзей? Я ждал тебя тогда. Тебя или еще кого-нибудь, кто окажет мне помощь. Но очень скоро понял, что надеяться можно только на себя, и помощи ждать – только от себя. Остальное – ложь и пустота...»
Теперь надеяться на самого себя должен был уже Олейников. Иван уверен был, что и на этот раз сумеет обмануть Никитина с его охраной, хотя его и возбуждала мысль померяться силами с ФСБ.
– «Будет буря, мы поспорим и померимся мы с ней...» – бормотал он рассматривая купленные бумаги. – «Вы лучше лес рубите на гробы...» потому, что – «...мы поспорим и померимся мы с ней!» Где будет-то этот ваш мифический юбилей? О! Размахнулись, ребята! В театре на Таганке? Отлично! Давненько не бывал я в театре, я все больше – в цирке! В роли клоуна, развлекающего публику. Так что – не откажусь от серьезной драматической роли. Только боюсь, ребята, и на этот раз вся ваша затея обернется фарсом!
Иван посмотрел на число, на которое назначено празднование юбилея. Так, в запасе – три дня. Ну, что ж, Никитин, спасибо, что оставил время на подготовку... Готовиться придется серьезно.
Едва Иван представил, сколько фээсбэшного народа соберется на этот карнавал, устроенный в его честь, как тут же возникла привычная уже мысль о тротиле.
Взорвать все это сборище, да еще при этом развалить на хрен один из самых популярных московских театров было очень даже соблазнительно. Это будет шум не только на всю Москву, – на всю Россию! Иван представлял уже обломки красных стен театрального здания, которые останутся торчать на Таганской площади памятником ему, Ивану, победившему в соревновании с Никитиным. Можно арендовать самолет в одном из московских аэроклубов, хотя бы – в Тушино, загрузить его поплотнее взрывчаткой, хорошо бы – тонны полторы! – и назначенный час спикировать на это здание из красного кирпича, в котором соберутся фээсбэшники, поджидая Ивана. Он и нагрянет на этот праздничек!
Иван представил все это очень живо, почти реально увидя стремительно надвигающийся на него район Таганки, вырастающее перед глазами здание театра, и самое последнее – круглые глаза и выражение ужаса на лице случайного прохожего, не имеющего к ФСБ никакого отношения. Потом яркая вспышка перед глазами и – ощущение собственного небытия, если, конечно, такое ощущение возможно!
Но, посверкав перед глазами Ивана заманчивыми красками, эта картина стала постепенно меркнуть и скоро потеряла всю свою привлекательность. Людей, которые будут в это время находиться в здании театра, он не представлял себе, да и не хотел о них думать, но этот случайный прохожий, влезший в картину планируемой им катастрофы, мешал Ивану ощутить полное удовлетворение от той картины, что он только что представил...
«Опять какие-то случайные люди, которые смотрят на меня глазами кроликов, когда их убиваешь! – подумал с досадой Иван. – Их, оказывается, большинство в этом проклятом городе! Шагу ступить нельзя, чтобы кого-нибудь не зацепить! Да не хочу я вас убивать! Оставьте меня в покое! Я не с Москвой воюю, а только с генералом Никитиным!»
Мысль о взрыве была безнадежно испорчена. Случайные жертвы, да к тому же – силы ПВО, ведь полеты над Москвой запрещены, всякие там зенитки, истребители-перехватчики, которые могут расстрелять Ивана прямо в небе вместе с его тротилом – такая получается суета! Нет, нужно придумать что-нибудь попроще, без такого размаха, оставляющего на теле Москвы неизгладимые шрамы.
Иван и любил и ненавидел этот город в одно и то же время. Москва отняла у него все – и Надю, и ощущение собственной значимости в этой жизни, и всякие надежды на будущее. Но Иван знал, что в этом городе он мог бы жить спокойно и счастливо, если бы...
Если бы его жизнь сложилась по-другому. Или сам он был другим человеком.
Но был именно тем, кто он есть – бывшим киллером, убийцей, своими руками вырвавшим себя из Чечни, а затем – этими же руками разрушившим свою жизнь в Москве.
«Причем здесь Крестный? – горько подумал Иван. – Он лишь платил мне деньги за то, что я делал бы и сам! Сейчас никакого Крестного нет, а чем я занимаюсь? Убиваю по-прежнему...»
Но тут он снова вспомнил о Никитине и все сомнения вылетели из его головы. Нет, он обязательно убьет этого молодого выскочку Олейникова и тем – сначала унизит Никитина, а затем убьет и его. Может быть тогда ему удастся остановиться...
Иван принялся за рекогносцировку местности и изучение здания театра...
Раздобыть план внутренних помещений театра оказалось не столь сложно, стоило только обратиться в окружное архитектурное управление и представиться директором фирмы, собирающийся по договору с театром производить капитальный ремонт и реконструкцию здания. Едва он преподнес пожилой грустной женщине, инженеру-смотрителю, изящный, сделанный в форме улыбки флакончик духов «Сальвадор Дали» от имени фирмы с надеждой на тесное сотрудничество в оформлении всевозможных разрешений и согласований, как получил доступ к инженерно-эксплутационной документации по зданию театра на Таганке. Сделав ксерокопии нужных ему листов Иван тепло расстался со вновь почувствовавшей себя женщиной инженером-смотрителем и отправился разрабатывать операцию.
Задача была очень сложной, но – тем более интересной.
– Клюнуло, Никитин! Еще как клюнуло! – фамильярно ввалился в кабинет к генералу Герасимов с сообщением, что по данным оперативной службы, дезинформация до Ивана Марьева доведена.
Герасимов знал, когда можно фамильярничать с генералом, а когда делать это противопоказано для карьеры. Сейчас, идя к нему с сообщением об удачном начале операции, Генка чувствовал, что можно немного понаглеть, Никитин стерпит. Герасимов хорошо знал перепады настроения своего начальника и как хороший синоптик, мог дать прогноз на ближайшие часы и объяснить, от чего это зависит.
– Почему ты думаешь, что он не разгадает твоего плана? – спросил его Никитин, искренне надеясь, что Герасимов не разрушит его надежды на успешное завершение только что начавшейся операции. – Он далеко не дурак. Я иногда даже думаю, что он вполне управился бы с твоими, например, обязанностями, Гена.
Герасимов задохнулся от возмущения. Додумался генерал! Сравнить какого-то убийцу с заместителем директора ФСБ, начальником аналитического отдела, самого важного, как считал Герасимов, во всем управлении.
Никитин улыбнулся о сделал рукой останавливающий жест, как судья на ринге, притормаживающий слишком рьяно рвущегося в бой боксера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23