Так и есть, на полу лежал серебряный крест, размерами напоминающий творения Церетели, облитый к тому же, наверное, бочкой святой воды. Приподняв перину, я увидела несколько серебряных монет и ложек, уложенных рядком.
— Тьфу ты, гадость! — шепотом выругалась я. — Они что, хотят тебя обвинить в клептомании? Или проверяют, настоящий ты барон или нет. Как в сказке про принцессу на горошине… Но знаешь, на таком складе металлолома любая принцесса станет травмированным трупом.
Джеральд громко застонал и заворочался на постели, так что ложки под периной забренчали.
— Есть охота! — выдал он самую распространенную мужскую просьбу и пожаловался: — Тут умирающим почему-то не дают есть.
— Считается, что умирающим это не нужно, — сурово сказала я и добавила: — и не вздумай тут заказывать обед на трех персон и строить глазки служанкам. Они все равно примут это за нервный тик и предсмертный бред.
Джеральд надулся и демонстративно сглотнул слюну. Вышел звук, похожий на утробное рычание недокормленного бронтозавра. Я испугалась, что такими интригующими звуками он привлечет к себе повышенное внимание, поэтому пришлось пообещать, что принесу ему что-нибудь поесть, когда в доме все лягут спать. Поскольку сама я хотела есть не менее Джеральда, то решила, что дипломатическое время, необходимое для нанесения визита, истекло и мне пора отправляться на разведку в свою комнату. К тому же меня раздражала необходимость разговаривать шепотом.
Мне отвели комнату, смежную со спальней симулирующего Джеральда. Когда я вошла, то толпа слуг посыпалась оттуда как перепуганные тараканы из-за буфета. Одна наиболее храбрая девушка задержалась у порога и трагическим аденоидным шепотом сообщила мне:
— Не откдывайте окод, бадодесса, особедо дочью! И молитесь!
Пока я с открытым ртом переводила то, что она сказала, девица испарилась. Почему это я не должна открывать окон ночью, да еще и молиться при этом? Я тщательно обследовала комнату на предмет всяких серебряных и защитных вещичек и была приятно поражена качеством работы. Слуги, наверное, перетаскали все фамильное серебро Маленбергов и сперли всю святую воду из церкви, чтобы украсить мою комнату. Тут прямо какой-то кружок дизайнеров-оформистов с религиозно-мистическим уклоном. А как симметрично они натыкали серебряных вилочек по всему периметру подоконника да еще и зубчиками вверх. Прямо душа радуется! Наверно, не менее часа ковырялись, народные умельцы хреновы… Я представила, что будет, если ко мне в комнату зайдет граф или графиня и обнаружат, что весь их столовый прибор авангардно украшает мою комнату. Да графиня из меня сделает живую мишень и закидает этими самыми вилочками. (Живое воображение меня опять не подвело и резво нарисовало картинку с разъяренной графиней на заднем плане, несущейся за мной. В руках у нее был громадный тесак… Конечно, мое воображение право, как всегда — не стоило ожидать, что мадам Маленберг ограничится миниатюрными вилками и ложками…)
Я села на сырую кровать, предварительно стряхнув с нее две серебряные монеты с изображением креста. Передо мной стоял стол, уставленный многочисленными блюдами с едой. При виде такого количества халявного угощения я приободрилась и, выковыряв из столешницы вилку с ножом, принялась за еду. Половина блюд были рыбными, чего и следовало ожидать, находясь в Швеции. Я нагло распатронила осетра, а лосося оставила страдающему Джеральду. Воспоминание о голодном студенте испортило мне аппетит, и я безо всякого удовольствия съела кусочек мяса, запив его вином. Одновременно я прикидывала, как доставить провиант Джеральду. А, ладно, свалю еду в скатерть, в животе все равно все перемешается. По комнате разлился мягкий свет, и передо мной предстал Ула, красивый, как источник постоянного напряжения. Я с удивлением отметила перемены в одежде — он был замотан в симпатичную белую тряпочку из струящегося шелка.
— Оу! — сказала я, подражая Джеральду. — Что, наверху сменился дежурный модельер? Или Борюська Моисеев ненароком помер (не хотелось бы, конечно!) и нанялся вам униформу шить?
Ула удивленно оглядел свой наряд и пожал плечами:
— Ни то, ни другое. Это официальный наряд Помощников. Сегодня на оперативке высшие чины сидели — вот и пришлось надеть. А что, тебе не нравится?
— Нет, что ты, — вежливо ответила я, — смотрится очень… эротично. И мне нравятся твои голые коленки. У мужчин редко бывают красивые коленки, так что можешь всегда щеголять в таком прикиде, доставишь мне эстетическое удовольствие. — Умудренная жизнью бабушка моей подруги, прошедшая ухе огонь, воду, медные трубы и сто метров канализации, учила меня, что не надо акцентировать внимание на том, как мужчина одет. Иначе можно развить у него комплексы. “Лучше похвали его уши”, — поучительно изрекала бабуля, выпуская клубы дыма из коротенькой трубки и прикладываясь к рюмке с дорогим французским коньяком. Поскольку уши Улы были скрыты за трогательными колечками кудрей, я похвалила первое, что попалось мне на глаза, — его блестящие коленки.
Ула слегка обалдел от таких комплиментов, одернул юбочку и подлетел ко мне с ответной речью:
— Ты все-таки очень хорошая, — пряча глазки и заливаясь ярким румянцем, признался он, — особенно когда не хочешь бросить в меня чем-нибудь тяжелым.
Я энергично закивала головой, дожевывая булочку:
— Мама всегда говорила, что я похожа на ангела, когда сплю зубами к стеночке. Но покончим с сантиментами и перейдем к делу. Ты, наверное, хочешь сообщить мне что-то новое и интересное?
— Ну-у почти, — пококетничал Ула и тотчас же перешел на серьезный тон. — Я принес тебе кое-что. Это должно помочь тебе в этой жизни, потому что здесь тебя ожидает большая опасность. Я посовещался с начальством, и они одобрили мою идею…
— Постой, постой! Какая еще опасность? — завопила я. — Ну-ка быстро колись!
Рыжик затравленно оглядел комнату:
— Чем колоться? Это что новая пытка?
— Ты прямо как нерусский, — попеняла ему я. — В смысле, рассказывай все, что знаешь, иначе я прибегну к жесткому диалогу посредством ножа и вилки. Все равно этого добра у меня хватает.
— Не могу, — понурился Ула. — Рассказывать запрещено, иначе нарушится естественный ход вещей. Но у меня есть то, что тебе поможет, — он вытащил откуда-то из складочек юбки маленький пузырек зеленого стекла и протянул мне.
— И что мне с этим делать? — растерянно спросила я, вертя склянку в руках. — Это что, новый психотропный препарат? Я должна вколоть его графу, чтобы тот рассказал мне обо всех своих грехах, вплоть до того, как он оплевал сутану священника в воскресной школе?
— Нет-нет, ты должна выпить это сама, — порадовал меня Ула. — Это зелье поможет тебе вернуть некоторые качества, которые были присущи Ред. Я имею в виду ясновидение и кое-что другое. Так у тебя будет больше шансов избежать опасности.
Я выдернула пробку и понюхала жидкость. Ну, это конечно не “Мадам Клико”, но пахнет весьма интригующе. У нас в кабинете химии так пахла серная кислота, безбожно разбавленная хлорированной водой из-под крана.
— Мне точно надо это пить? — жалобно спросила я. — Я ведь и так не подарок, а если выпью это, то раздолбаю подчистую все поместье, сделаю графа седым красивым бальзамированным без наркоза трупом, а графиня проведет остаток дней в женском монастыре кармелиток, вышивая крестиком и проводя теологические беседы с провинившимися монашками. Неужели тебе их не жалко?
Ула изящно дернул плечиком:
— Знаешь, если ты это не выпьешь, то боюсь, что графиня сделает из тебя коврик для вытирания ног с эксклюзивной вышивкой люрексом из твоих чудных волос.
Я поежилась:
— Да ты просто гестаповец какой-то! Это ж надо такое придумать… Видно, придется пить эту гадость, — и, зажмурившись, я глотнула настойки из пузырька…
Вы когда-нибудь пили ёрш на школьной дискотеке, разбавленный контрабандной жидкостью для мытья окон из подсобки уборщицы и неприкосновенным запасом брюквенного самогона, который учитель ОБЖ заныкал для популярного объяснения последствий алкогольного отравления? Нет? Я тоже. Вот уж не думала, что доведется попробовать…
После того как я пригладила вставшие дыбом волосы и убедилась, что глаза мои до сих пор находятся там, где нужно, а не висят, укоризненно помаргивая, на литом чугунном подсвечнике, я смогла, наконец, перевести дух и без сил распласталась на кровати. Надо мной склонилось перепуганное личико моего Помощника, бело-зеленое, выгодно оттеняющее его хламиду.
— Да это ударяет крепче прокисшего советского детского питания, восемьдесят копеек банка, — прохрипела я, когда смогла вразумительно изъясняться. И с чего это я вспомнила золотое детство? И вообще, детское питание я очень любила. Оно необычайно оригинально смотрелось на стенах кухни и мамином халате, полностью удовлетворяя мои запросы по декору и цветовому решению обоев…
Зелень не сходила с личика моего несчастного экспериментатора. Он побелел в последний раз, закатил небесно-серые глазки и тихо упал в глубокий обморок. Несколько долгих секунд я неподвижно созерцала великолепные коленки Улы, смотревшиеся на столе как некое экзотическое блюдо, затем схватила со стола бокал с вином и облила бессознательную рожицу и кудри небесного работника. Как и следовало ожидать, вино прошло сквозь Улу, но, видно, лежать на мокром ему стало неинтересно, и он заморгал длинными ресницами.
— Что с тобой? — участливо спросила я, наливая вина уже себе. — Не смог перенести вида моих страданий? А я так страстно и красиво билась в конвульсиях, думала — тебе понравилось.
Но с Улой действительно случилось что-то серьезное, потому что, едва открыв рот, он простонал:
— Я труп, я покойник…
— Правильно, — покивала я, — а сколько пальцев у меня на руке? Какое сегодня число? А кто является гарантом Конституции Российской Федерации?
Ула дико глянул на меня и опять завыл:
— Я тру-уп! Мамочки! Ну все, теперь всю оставшуюся смерть буду стоять на регистрации грешников! Не-ет, это было бы слишком хорошо! Меня пошлют охранять попсового певца Ваню Безбашенного, и я сойду с ума в страшных мучениях, как двадцать восемь моих предшественников!
Определенно он бредил. Для профилактики я еще раз полила его вином и спросила:
— Ты можешь объяснить толком, что такого случилось, что ты истерично бьешься и причитаешь на моем обеденном столе?
— Я перепутал снадобья! — навзрыд заплакал Ула. — Это не зелье для восстановления памяти. Оно не действует так сильно на человека, это отвар для пробуждения сверхъестественных способностей самого высшего толка, — и мой рыженький разревелся еще громче.
Я поискала на столе валерьянку, но не нашла и, подумав, завыла вместе с ним. Однако, сложив в голове два и два, я приободрилась и затормошила своего Помощника, поливающего воздушными слезками рыбу в соусе:
— Эй, послушай-ка, а что ты мне там впарил? Да не реви ты как бекас в сезон весеннего цветения камышей! Отвечай членораздельно, что за дрянь я выпила?
— Отвар для приобретения сверхъестественных способностей, — послушно всхлипнул Ула. — Теперь ты точно снесешь эту усадьбу с лица земли, ты вообще можешь теперь делать, что хочешь, хоть по небу летать… Ой! — и он испуганно зажал рот ладошками.
Я прямо-таки почувствовала, как загорелись мои гааза. Что это он лепечет такое интересное?
— Ну-ка, ну-ка поподробнее! — заинтересовалась я — — Что я теперь умею? А могу расчленять взглядом, как моя бывшая учительница химии?
— Мне нельзя теперь тебе ничего рассказывать, — Ула совсем побледнел и съежился на столе, притулившись на лососе, которого я собиралась скормить Джеральду. — К тому же эти способности у тебя будут проявляться только в состоянии аффекта или сильной концентрации воли… Но и этого будет достаточно, чтобы сотворить в Швеции, например, татаро-монгольское нашествие или социалистическую революцию.
Я оживилась. Вот это новости! Теперь даже графиня Маленберг мне не помеха, будь у нее хоть бензопила в руках. Хотя, смотря какая бензопила… Если американская, канадская или вьетнамская, то такую пилу я на зубчики раскидаю, а если это наша бензопила “Дружба”, то исход битвы предугадать будет трудно. Я погрузилась в глубокие раздумья. Итак, по недогляду и клинической рассеянности моего Помощника я стала этакой супергерлой космического масштаба с неограниченными возможностями в состоянии бешенства. Вкупе с грудью Рёд из меня получилось мощное оружие, работающее по принципу макаки с гранатой, то есть действующее неожиданно. Интересно, смогу я теперь кого-нибудь покусать?
Ула на столике заворочался и шмыгнул носом, давя на жалость.
— Возьми платок, — рассеянно посоветовала я моему растяпе, протягивая ему пучок кружев и батиста, выдернутых из-за лифа. Ула испуганно глянул на платочек и тихонечко и деликатно высморкался… в занавеску. Никакого воспитания!
— Что же мне делать? — опять захныкал он. — Меня будут сильно ругать наверху!…
— Дави на жалость и вали все на вышестоящие чины, — посоветовала я. — Жалуйся на беспорядок в лабораториях, отсутствие необходимых для работы условий, несоблюдение правил рабочего кодекса и невыплаты профсоюзного минимума на содержание курилок. Вот увидишь, пока они разгребутся с этими проблемами, ты успеешь раз сто уйти на пенсию по выслуге лет. А кстати, что это ты там говорил про Ваню Безбашенного? Мол, тебя в наказание пошлют его охранять.
Ула испуганно вздрогнул, огляделся по сторонам и перекрестился:
— Не дай бог! Знаешь ли ты, что певец Ваня Безбашенный — самое страшное имя для Помощника?! — Ула понизил голос и нагнулся ко мне. — От его пения сошли с ума уже двадцать восемь Хранителей, и один святой ангел поседел и слег с подагрой. Все они сейчас отдыхают в специально созданном психиатрическом санатории. Этот Ваня сожрал, выражаясь фигурально, семилетнюю квоту на Помощников в России. И поэтому теперь, когда кто-то из Помощников провинится, его туг же шлют охранять Ваню Безбашенного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51