Но я не умею долго быть
эгоистом, возможно, потому, что мне нечего защищать.
Я выпустил руку Валери. Одновременно со мной она сжала пальцами ко-
ленку бредившего Жан-Пьера, которого мучили кошмары, и этот жест заста-
вил меня полюбить ее еще сильнее. В конце концов именно чего-то подобно-
го я от нее и добивался: чтобы она нянькалась с этим великовозрастным
младенцем вместе со мной, чтобы мне удалось хоть ненадолго почувствовать
себя отцом. Может, такие желания приходят из детства, не знаю, но и она
тут сыграла не последнюю роль: я чувствовал, что и ей, и мне необходимо
что-либо поосмысленнее передка, чтобы любить друг друга.
Я взволнованно пялился на нее, как вдруг заметил, что нашего атташе
раздуло. Да, такая аллергия - отнюдь не шутка, его отек норовил засло-
нить нам обзор, и я отвел глаза (из осторожности, чтобы не прыснуть).
Валери тоже, должно быть, вообразила, что он будет раздуваться и разду-
ваться, пока не раздавит нас о бока машины. Послышался какой-то сдавлен-
ный кроличий писк: она тоже пыталась подавить приступ смеха, и для моих
ушей он прозвучал как сладкая музыка - так хихикают подельщики. Вероят-
но, в подобную минуту я не имел права чувствовать себя счастливым, одна-
ко никогда не знаешь, где несчастье подкарауливает тебя самого, а потому
счастье следует подбирать везде, где оно плохо лежит. Такова моя филосо-
фия, и хорошо, что теперь есть кто-то еще, кто ее разделяет...
Поликлиника оказалась новеньким зданием на холме и выглядела гораздо
роскошнее, чем диспансер Святого Иосифа в Марселе-Северном. Доктор в бе-
зукоризненно белом халате принял от нас и погрузил пострадавшего на те-
лежку, а затем возвратился, чтобы спросить наши имена и заполнить кар-
точку.
- Это мой приятель, случайный попутчик. - сказал я.
- А вы кем ему приходитесь? - спросил он у Валери.
- Я владелица лифчика.
Он поднял голову и проворчал, что жгут из ее бюстгальтера слишком за-
тянут и пациент рисковал получить гангрену. Валери уточнила, что он,
кроме всего прочего, аллергик, но ей неизвестны противопоказания. Ну,
укол-то ему уже сделали, успокоил нас врач, а дальше будет видно. Он
ушел, забыв прихватить заполненные нами бланки.
Я шепнул Валери на ушко, что нахожу его странноватым; она заметила,
что сейчас, слава Богу, не рамадан, а то в прошлом году ее отцу опериро-
вали мочевой пузырь во время поста, и хирург потерял сознание, зашивая
разрез. Чтобы немного отвлечься от дурных предчувствий, я спросил ее,
чем занимается ее отец. Она отвечала, что он тоже врач, но бросил прак-
тику из-за пьянства. А теперь занимается садоводством. Нет, не для де-
нег, а от отчаяния: после смерти жены мир для него перестал существо-
вать.
Меня охватила страшная грусть, так как на ум взбрело, что умри сейчас
Жан-Пьер на своей каталке, земля не прекратит вращаться. Его Клементина
станет вдовой, что гораздо престижнее развода, а лотарингская родня хоть
и погрустит - не без того, - но они-то помнят семнадцатилетнего будущего
писателя и совсем не знали атташе по гуманитарным проблемам, пентюха-не-
удачника с его чемоданчиком, радиотелефоном и бейсбольной каскеткой; вот
он-то станет моим личным усопшим, я единственный, кто не устанет оплаки-
вать его такого, какой он сейчас; но мне полезно было бы кого-нибудь оп-
лакивать. На этого, по крайней мере, я очень рассчитывал, и после него
осталась бы пустота, потому что он бы покинул меня не по своей воле.
Через полчаса нам его вернули, уже не раздутого, победно семенящего и
довольного, что аллергия побеждена, "между тем как тогда, в Раматюэле,
не поверите, я бредил три дня подряд с температурой под сорок". Потом он
попросил прощения за беспокойство и пожелал во что бы то ни стало пода-
рить Валери новый купальный костюм, как я заподозрил, она начала ему
нравиться, и потому я намеренно не стал выходить из такси, когда они де-
лали покупки. Видимо, он даже огорчался, что я не разделяю его ликова-
ния, но мне требовалось какое-то время, чтобы избыть свою печаль: ведь
всего полчаса назад я его почти что похоронил.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11