Соединение добродетели с счастьем не зависит от нас самих, и опыт показывает, что в этой жизни добродетель не вознаграждается заслуженным счастьем. Если не во власти человека установить союз добродетели со счастьем, то должно быть другое нравственное существо, которое и может и хочет сделать это, т. е. наградить добродетель достойным ее счастьем. Такое существо и есть единый Б. Из своего доказательства Кант выводить и понятие о свойствах Божиих. Он есть личность отдельная от природы и обладающая высочайшею святостью, благостью, премудростью, всемогуществом и проч. Так как Кантово доказательство утверждает бытие личного Б., то против него восстают все пантеисты: Фихте, Шеллинг и Гегель порицают его довольно резко и Шиллер говорит, что Кант проповедует нравственность, пригодную только для рабов. Штраус насмешливо замечает, что Кант к своей системе, по духу противной теизму, пристроил комнатку, где бы поместить Б.
Идея Бога есть плод непосредственного восприятия и не может быть выведена из посылок, которые мы обыкновенно полагаем в основание умозаключений по наблюдению каких либо сторон бытия внешнего и внутреннего. Поэтому доказательство бытия Божия не надо смешивать с другими доказательствами, когда мы понятием одного предмета устанавливаем понятие другого: они только уясняют нашему уму присущую ему по природе идею бесконечного. Мы должны признать наше познание о Б. неполным и несовершенным. Но говорить о совершенной невозможности теоретического познания Б. и рассудочных доказательств его бытия будет не справедливо. А между тем многие мыслители утверждают такое мнение по различным основаниям. Кант говорит, что руководствуясь мышлением, мы должны признать существо Божие только идеалом, в котором мы соединяем все совершенства и которому приписываем действительное бытие только потому, что нуждаемся в абсолютном начале при исследовании явлений мира. Но справедливо ли это? Нравственное доказательство Канта утверждает, как мы видели, действительное бытие личного Б. Если это достижимо практическим разумом, то тоже ли никаким образом не может быть доступно мышлению? Не напрасно ли Кант проводит такую пропасть между практическим и теоретическим разумом? За Кантом и Шлейермахер отрицает возможность доказывать бытие Б. и даже говорит против разумного постижения Божества. Б. есть высочайшее существо всех противоположностей, которое и совмещает и вместе уничтожает все противоположности; поэтому он должен быть мыслим в одно и тоже время и как все, и как одно. А для нашего ума это невозможно: ум наш мыслит по закону противоположности, по крайней мере необходимо противополагает мыслимому им объекту свое мыслящее я. Как скоро Б. становится предметом нашего мышления, он необходимо поставляется в противоположение тому, что он не есть; следовательно делается ограниченным, конечным существом. Б. не может быть, таким образом, предметом знания, а может быть предметом только нашего чувства. На это отвечают: действительно, Б. по определению Шлейермахера, – лишенный всякой реальности, – немыслим. Но правильно ли самое определение придуманное Шлейермахером? Если мы в нашем мышлении будем противополагать Б. всему конечному, ограниченному и несовершенному, идея бесконечного существа нисколько не пострадает от такого противоположения: в этой противоположности всему ограниченному именно и заключается бесконечное величие Божие. Кроме Канта и Шлейермахера, Якоби отрицает возможность разумных доказательств бытия Божия, по другим соображениям. Доказывать, говорит он, значит выводить низшее из высшего. Выше Б., как существа безусловного ничего нет и нельзя указать ничего, что было бы основанием его бытия. Следовательно доказательства бытия Божия невозможно. В несколько измененной форме тоже самое высказывал и наш русский философ Ф. А. Голубинский. На это говорят: действительно неприложимы к данному вопросу формы доказательств математических в так называемых демонстративных; но доказательства индуктивные и уместны и приложимы.
В тех самых актах сознания, которыми мы уясняем присущую нашему уму идею бытия Божия, мы находим основания и для доступного разуму постижения свойств существа Божия. Путем доказательства онтологического мы постигаем Б., как первосущество – субстанцию. Космологическое дает нам идею о Б.. как первой причине всякого бытия и жизни, – не требующей никаких условий для своего собственного бытия. Телеологическое доказательство заставляет нас в Верховном Существе призвать существо премудрое и бесконечно разумное. В нравственном доказательстве мы приписываем Б. чистейшее самоопределение и признаем его верховным законодателем и судьею мира. В этих общих определениях даны частные понятия о свойствах существа Божия. Как безусловно разумное и свободное существо, всегда и всецело обладающее своими совершенствами, с полным ведением и совершенною волею, свободное от внешней необходимости, Б. есть всесовершенный дух и, в чистейшем смысле слова, Лицо. Как верховному существу и верховной причине мира, ему свойственно всемогущество. Как художнику целесообразного устройства мира ему свойственна премудрость. как верховному законодателю нравственного мира, ему свойственны: правосудие, благость, святость и проч., и проч. Так как в Б. заключаются идеалы всех для нас мыслимых совершенств, то Б. есть существо всереальное, идеал истины, добра и красоты.
Главным спорным пунктом в философских определениях Божества является вопрос о личном Боге. Вера в личного Б. присуща всем религиям (кроме буддизма) и составляет, как мы прежде сказали, существенный элемент религии вообще. Но некоторые философские школы совершенно отрицают ее. Теистическое направление в согласии с откровенным христианским учением признает Б. живым личным существом, деятельность которого и после творения мира проявляется в промышлении о мире и в любвеобильной заботливости о человеке. Но пантеистическая философия отрицает личность в Боге и совсем иначе представляет отношение Бога к миру. Она определяет Бога, как внутреннюю причину вещей (Deus est causa rerum immanens), чем выражает ту мысль, что причина эта не есть что нибудь внешнее по отношению к миру, но внутренне присуще ему, все явления мира физического и духовного относятся к ней, как акциденции к своей субстанции. как бываемое к сущему. На языке этой системы Б. большею частью обозначается не существительным именем, а отвлеченно, прилагательным: безконечное, абсолютное, бессознательное, целое все и т. д. Если употребляются более конкретные названия. мировой дух, душа мира, абсолютная субстанция – то с ними все таки не соединяется понятие о личном существе. Безличность Божества, по этой системе. такое же его существенное свойство, как и неотдельность от мира. Мыслители этой школы видят взаимное противоречие в самых понятиях: – личность и бесконечное – и говорят, что эти понятия отрицают одно другое: бесконечное не может быть личностью. Но теистическая философия под бытием бесконечным разумеет бытие отрешенное от условий пространства и времени – этих необходимых форм всего конечного, ограниченного и несовершенного и потому не видит противоречия между понятием личность и бесконечное. Она замечает противоречия в пантеистических определениях, по которым с одной стороны утверждается, что абсолютное должно совмещать в себе все, с другой отказывает ему во всяком положительном качестве в совершенстве, и в том числе в сознательном свободном личном бытии, так что в конце концов оказывается, что вместо него Божеству не принадлежит ничего, и оно превращается в ничто. Пантеисты думают. что для бесконечного, всеобъемлющего начала личная форма бытия тесна и узка; личная форма – несовершенство, ограничение и лишение бесконечности. Б., по Гегелю, мировой дух, вечно раскрывающийся в разнообразных формах конечного бытия и сознающий себя только в ограниченных разумных существах. Против такого понимания Божественного самосознания справедливо возражают противники пантеизма и защитники понятия о личности Божества. Человеческое в всякое вообще ограниченное сознание не может быть одно с бесконечным: оно никогда не может освободиться от несовершенства и потому в нем никогда не может вполне отразиться сознание Богом Себя, как бесконечного Духа. Если Б. в конечных и ограниченных существах доходит до Сознания Себя, а сам в Себе не имеет Самосознания, то необходимо допустить, что Сознание его не отвечает Существу Его: Сам по Себе, по Существу своему, он неограничен и всесовершен, а сознание имеет ограниченное и несовершенное. Здесь нельзя не видеть противоречия. Против понятия о личном Боге ратуют Шлейермахер и Штраус. Всю эту контроверсию можно читать в книге Н. П. Рождественского, «Христианская Апологетика».
П. Васильев

Богара

Богара, богарой или богарными полями (иначе ляльми) называются в Туркестане и вообще в Средней Азии поля, засеваемые под дождь, т. е. без искусственного орошения и, главным образом яровой пшеницей. Богарные посевы вследствие недостатка воды играют чрезвычайно важную роль в хозяйстве среднеазиатского жителя и неурожай богары влечет часто за собой голод. В ходжентском у. около трети всех посевов производятся под дождь, а в остальных местностях Самаркандской области от 1/4 до 1/2. Урожай хлеба на богарных полях зависит от количества влаги в почве весной (снежная зима) и от весенних дождей, а следовательно чаще всего дают урожай богарные поля, расположенные в подгорной полосе (около 4000 ф. над ур. моря). Площадь богарных полей постоянно изменяется в зависимости от видов на более или менее обильную влагой весну.

Богданова

Богданова (Надежда Константиновна) – знаменитая балерина, род. в 1836 г. в бедной артистической семье. Ее отец был первым танцовщиком московского балета, а впоследствии и режиссером (умер 1877). Будучи воспитан в строгой школе Дидло, он с большим тщанием обучал Н. К., которая 12 лет впервые появилась на сцене в Ярославле. Объехав с успехом почти все главные города Европейской России, Б. в марте 1850 года вернулась в Москву и, по совету Фанни Эльслер, отправилась в Париж, где, благодаря участию принцессы Мюрат, была принята в танцевальную школу при оперном театре. Знаменитый Сен-Леон, впоследствии балетмейстер в Спб. (1859 – 69), усердно занялся ею и 20 окт. 1851 г. Б. дебютировала в балете «Маркитантка», в заглавной роли, смело выступив в балете вместо Карлотты Гризи. Успех превзошел ожидания, пресса признала в ней крупный талант. С той поры Б. стала любимицей парижан. На представлении «Juif Errant» ее забросали цветами, Мейербер переделал для нее сцену в «Роберте». 4 года танцевала Богданова в Париже с большим успехом вплоть до Крымской войны, когда патриотизм и сознание личного достоинства не позволили артистке оставаться в враждебном городе. По дороге в Петербург она посетила Берлин и Варшаву, где ей был оказан восторженный прием. 2 февраля 1856 г. Б. дебютировала с громадным успехом в Петербурге в балете «Жизель». Танцевала Б. очень изящно, с грациозною живостью, необыкновенно ловко, с выразительною мимикою. На сцене пробыла до 1863 г. Ныне живет в Петербурге. Об успехах Б. см. в кн. «Артистическое семейство Богдановых» (Спб., 1856) и «Хронику» Вольфа (Спб. 1884, III).
А. Ум.

Богданович

Богданович (Ипполит Федорович) – поэт екатерининских времен, род. 23 декабря 1743 г. в Переволочне; десяти лет был записан в военную службу, но по окончании московского университета в 1761 году определен был надзирателем за классами в университет, а в 1762 г. в комиссию о строении триумфальных ворот, для которых сочинял надписи. В 1763 г. был прикомандирован в штат гр. П. И. Панина, а с 1764 начал службу в иностранной коллегии; с 1766 по 1769 г. был секретарем русского посольства при саксонском дворе. В 1799 г. переведен в департамент герольдии, а в 1780 г. членом в государственный архив, где с 1788 г. был председателем. 1 мая 1795 г. уволен от службы и в следующем году оставил Петербург. Умер в Курске 6 января 1802 года. Писать стихи начал в детстве и уже 14 лет печатал их, благодаря Хераскову и Meлиссино. В 1763 г. он познакомился с гр. Дашковой и принимал участие в журналах, выходивших при ее участии. Около 1775 г. сочинил вольную повесть в стихах – «Душеньку», подражая Лафонтену, заимствовавшему свой сюжет из Апулея; напечатана в первый раз была она в 1783 в Спб. и до 1841 г. выдержала 15 изд.; последнее в 1887 г. А. Суворина в «Дешевой библиотеке». Сочинение это доставило Б. известность и обратило на него внимание Екатерины II. По ее поручению он написал для эрмитажного театра: «Радость Душеньки» (1786 г.), «Славяне» (1787 год) – пьесы, не имевшие успеха. С сентября 1775 года он издавал «С. Петербургский Вестник», а с 1775 – 1782 гг. редактировал «Спб. Ведомости». Кроме того он написал: «Сугубое блаженство» (поэма Спб., 1765); «Добромысл», (др. пов. в стихах. М., 1805); «Блаженство народов» (поэма, М. 1810); «Берег» (Спб., 1812); «Русские пословицы» (3 ч. Спб., 1785; здесь народные пословицы переделаны в двустишия); "Лира, или собрание разн. соч. " (Спб., 1773). Плодом его исторических занятий осталось: «Историческое изображение России» (Спб., 1777) и переводы: «Малая война, описанная майором в службе короля Прусского» (с фр., Спб., 1768); «Сокращение из проекта о вечном мире Руссо(из Сен-Пьера)» (Спб., 1771) и «Вертота, история о бывших переменах в Римской республике» (с фр. 3 ч. Спб., 1771 – 75). Б. оставил автобиографию (напечатана в "Отеч. Зап. ", 1853, № 4). Собрание его сочинений вышло в Москве в 1809 – 1810 гг., 6 ч.; 2е изд. – М. 1818 – 19 гг., 4 ч.; З-е – Смирдинское, в 2 ч.. в 1848 г.
Из всего написанного Б. историко-литературное значение имеет только «Душенька». Она явилась довольно смелым диссонансом в поэзии XVIII в., занимавшейся производством торжественных надутых од. Современники были поражены новизною ее содержания и формы и произвели Б. в «гении». «Душенька» породила массу подражаний и переделок, как какое-нибудь «классическое» произведение. Смерть Б. вызвала массу эпитафий, в которых Б.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121