Я знал, что загоню ее в последнюю комнату, откуда нет выхода.
Однако тут-то и произошел казус. Она, очевидно, прошла сквозь запертые двери. За мгновение до этого я видел ее в дверях и так близ! ко, что почти дотрагивался руками по ее плеч. А через мгновение мои руки встретили наглухо запертые створки, и больше ничего.

У любого фотоаппарата есть одна специфическая особенность. Он способен «захватывать», улавливать, воспринимать некоторую часть низкочастотного инфракрасного излучения, недоступного человеческому взору. Не там ли – в инфракрасной области спектра – обретается мир «энергетических сущностей»?
В центре этой старой фотографии – полупрозрачное привидение женщины. Оно висит в воздухе над могильной плитой, под которой покоится ее тело. Визуально не наблюдалось. Справа и слева от призрака стоят две подруги покойной, пришедшие на кладбище навестить ее могилу.
Холодный пот выступил у меня на лбу. Я растерянно взглянул на Шмуля.
– Ну! – сказал он совсем хмуро. – Ну и что, взяли? Охота вашему высокородию со всякою, можно сказать, мерзостью возиться!
– Шмуль, да это что же?… – спросил я.
– Ну, если она толчется тут каждый вечер, значит, так надо, – принялся философствовать тот. – Значит, ее не принимает земля…
– Ты ее часто видишь?
– А кто ее не видит? Ее все писаря видят, что внизу живут. Она у них все по коридору ходит… Она и теперь там…
– Что за чепуха! Зачем же?…
Он пожал плечами.
Вьюга забила в стекло как-то особенно яро, снег просто так и рвался в окна. От наших фигур две огромные тени шевелились на стенах, цепляясь головами за потолок…
– Столоначальник Афтыкин два раза видел ее, – заметил мой спутник. – И даже бежал от нее в испуге.
Я прошел в дежурную комнату выпить от волнения стакан воды. Дежурный чиновник Поклепкин сердито расписывался в книге насчет получения какого-то пакета от курьера.
– Вот мы опять ее видели, – сказал Шмуль дежурному, зажимая пальцами пламя свечи.
– Изволили видеть? – обернулся ко мне Поклепкин. – А како-во-с дежурить? На прошлой неделе она явилась сюда, в дежурную комнату, с младенцем на руках. Никифоров так и грянулся на пол…
– Однако же это дело надо исследовать, – заметил я.
– Да как вы его исследуете? Ходит видение из загробного мира и смущает. Что же тут поделать? Разве молебен отслужить? Но в таких случаях и молебствие не помогает. Ведь это не наваждение, а просто покойник…
– Нет, это надо разрешить как-нибудь, – настаивал я.
– Премного обяжете. А то дежурить невозможно. Помилуйте, ведь всем видимо. Курьеры – и те видят. Младенцы даже ли-цезреют. Намедни семилетний сын Логина Иванова видел… Просто хоть переходи в другое ведомство.
Когда спустя полчаса я рассказал все происшествие в гостиной моего дяди, где собрался кружок обычных знакомых, мне не поверили. Даже подняли меня на смех. Тогда я предложил всем убедиться – пойти ночью в наше министерство и удостовериться. Среди хохота и шуток начали составляться пари и заклады. Определен был и день для исследования.
Я предварительно собрал подробные сведения о том, где по преимуществу является это странное существо. Оказывается, что ежедневно, между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, оно блуждает по длинному коридору, по обе стороны которого расположены квартиры писарей и курьеров, и качает на руках своего ребенка. Если кто-либо показывается в коридоре, женщина выжидает его приближения и затем начинает уходить всегда в одну и ту же сторону, откуда перед этим приходит.
Собралось нас пять человек, пожелавших поймать призрак во что бы то ни стало. Кроме того, я выбрал двух сторожей поздоровее, в том числе Шмуля, и снабдил их фонарями.
Мы собрались в десять вечера в свободной комнате, где жильцов не было, поставили ломберный стол и уселись за преферанс. Уже это одно обстоятельство указывало на то, насколько скептически мы относились к самому факту появления призрака. Немало было смеха по поводу шпаги, которую я принес с собой и поставил в угол. Спрашивали, отчего я не взял револьвера, говоря, что надворному советнику приличнее всего таким оружием сражаться с какою-то бабою, посещающею коридор с курьерами и писарями. В углу были сервированы водка и закуска.
Ну, словом, было очень весело ровно до той минуты, когда Шмуль, тихо стоявший у двери настороже, шепнул:
– Идет!
Карты посыпались у нас из рук. Почти все мы побледнели. Я схватил шпагу и насторожился. Сердце выколачивало барабанную Дробь. Сторожа взяли фонари. Шмуль, подглядывавший в дверную Щелочку, сказал:
– Близко!… Слушайте…
Мерный стук шагов раздавался явственно и гулко по пустому коридору. Слышно было, что кто-то идет неторопливо, неуверенной походкой.
Истребитель «Спитфайтер» – самый знаменитый самолет ВВС Англии в годы Второй мировой войны. После окончания войны был снят с производства.
Однако в течение многих лет уже после окончания боевых действий люди, жившие в окрестностях британской авиабазы Биггин-Хилл, утверждали, что часто слышали здесь по ночам характерный вой пикирующего «Спитфайтера». Были свидетели, наблюдавшие в дневное время (!) летевший в небе «Спитфайтер» – призрачный, полупрозрачный. Он проносился над землей всегда только на бреющем полете. Некоторые из свидетелей ясно, по их словам, видели, что в кабине призрачного самолета сидит пилот (!) – тоже призрачный.
Привидение человека – такое явление можно как-то понять и даже объяснить… Но привидение самолета, то есть рукотворного предмета крайне сложной конструкции?! Перед таким неслыханным явлением полностью пасует здравый разум.
Шмуль обратился ко мне и сказал:
– Ну!
Сжимая эфес шпаги, я распахнул дверь и сделал шаг в коридор.
Она была в двух шагах от меня. При моем появлении женщина сразу остановилась. Свет от фонаря падал на ее старый клетчатый платок, от которого ложилась на лицо густая тень, но и лицо было видно – бледное, со впавшими щеками и лихорадочным взглядом. На ее руках шевелилось что-то завернутое в тряпки.
Она смотрела на меня исподлобья. Черты ее лица точно колыхались, то расплывались, то выступали ясно…
С минуту мы молча стояли друг перед другом. Наконец я овладел собой и сделал шаг к ней. Она быстро повернулась и пошла прочь.
– Свети! – крикнул я и кинулся следом за нею.
Но и она побежала.
Свет прыгал возле меня и ясно освещал ее спину – старую полинявшую кацавейку. Ее ноги шлепали быстро, стуча башмаками. Я видел их. Они были без чулок – худые, посиневшие, башмаки свободно хлябали на них; я видел ее круглую пятку…
Она выбежала на черную лестницу и стала подниматься наверх. Удивительно, как она не теряла своей обуви, прыгая через три ступеньки, так что мы едва поспевали за ней. Вот один поворот, другой, третий. Она бежит все выше, мы задыхаемся, но тоже бежим – нельзя же потерять ее из виду. Вот и четвертый этаж, последний. Я один опередил всех и все еще вижу ее. Она бежит еще выше, но куда же? Последний поворот, и я наткнулся на какую-то дверь. Дальше хода нет.
Вот подбегает ко мне и Шмуль с фонарем. Это дверь на чердак. У двери – никого. Вокруг голые стены. На двери висит огромный замок. Все мы столпились. Что же делать? Послать за ключом, натурально.
Бегал за ним Шмуль минут десять, не меньше. Долго возились, пока открыли тугой замок. Вот и отворилась дверь. Не поздно ли?
Обыкновенный чердак, красные кирпичи по стенам, запах затхлости и пыли. Мы вошли на чердак, огляделись по сторонам.
– Да-а-а! Много найдете! – сказал кто-то… А она, вижу, стоит неподалеку и смотрит на нас. Я опять кинулся к ней. Она вновь повернулась и пошла прочь. Бежать уж неловко: пол кирпичный, неровный. Да и она не торопится, идет в трех шагах впереди от нас.
Дошла она до одного угла. Остановилась, опять обернулась к нам и прижалась спиной к стене. Шмуль поднес фонарь к самому ее лицу. Она отклонилась от фонаря и вдруг точно стала уходить в стену, словно бы вдавливало ее что-то туда. И тут же на глазах у нас ушла совсем, и осталась только кирпичная стена, и ничего больше.
Долго мы стояли молча.
– Что же делать?… Что там за стеной? – спросил я. Смотритель объяснил, что там стена соседнего дома. Тут только я заметил, что у меня в одной руке – шпага, а в другой – мелок: я как собрался записывать преферансный ремиз, так и не выпустил его из рук. Я начертил мелком большой белый крест на том месте, куда она ушла в стену, и мы стали спускаться по лестнице вниз.
Вот и весь мой рассказ.
Но самое удивительное впереди. Я настоял, чтобы под моим крестом вынули ряд кирпичей из стены. Постройка была фундаментальная, крепостная. На высоте аршина от пола найдено было пустое пространство в стене. Там лежали кости женского скелета. Платье истлело, остались только башмаки. Детского скелета не было. Доктор заявил, что костям не менее полустолетия.
По моей просьбе священник отпел кости, и их похоронили за мой счет. Никакие привидения не показывались более в нашем министерстве».
Неугомонные призраки
Пытаясь как-то объяснить ежевечерние брожения привидения по помещениям департамента, сторож Шмуль философски заметил:
– Ну, если она топчется тут каждый вечер, значит, так надо. Значит, ее не принимает земля…
Похоже, не принимает земля, а точнее говоря, потусторонняя реальность, и душу другого человека, о котором уже упоминалось на страницах моей книги. Я толкую о Григории Распутине.
В «Московском комсомольце» от 18 февраля 2000 года была опубликована огромная статья о нем. Она начиналась такими словами: «Существуют в истории люди-сфинксы. Сколько ни пиши о них, ни изучай жизненный путь – все равно тайна остается. Григорий Распутин из их числа. До сих пор в родной распутинской деревне хранят вещички, к которым приложил руку Григорий Ефимович и которые, по мнению местных жителей, обладают чудодейственной силой. В питерской квартире «старца» на Гороховой, наоборот, шалят злые духи…»
Эта знаменитая в свое время квартира на Гороховой, 64, оплачивавшаяся лично ее величеством, была некогда настоящей «общественной приемной». Ежедневно сюда наведывалось чуть ли не до четырехсот человек, просителей к «старцу». Распутин проживал здесь с 1914 по 1916 год…
«В советское время, – сообщается в газетной статье, – квартира № 20, что на третьем этаже, привлекала внимание интуристов. А потому дом, парадное поддерживали в приличном состоянии за государственный счет. Нынче же некогда величественное и зловещее здание выглядит как общипанный попугай».
Перед журналистами, авторами статьи, дверь в квартире № 20 не открыли. Но в щелку за цепочкой поведали, что у бывших апартаментов Распутина ныне три хозяина, то есть они превращены в вульгарную советскую коммуналку. В разговоре выяснилось и другое. Журналистам и просто любопытствующим обитатели бывшей распутинской квартиры уже давным-давно не открывают двери. Устали они рассказывать, как в сумерках в длинном коридоре колышется временами бородатое марево. Как в большой комнате нападает на людей какой-то непонятный ступор, и кажется им, что из верхнего правого угла кто-то наблюдает за ними. Наконец, как приходится буквально каждое утро вытирать тряпкой чьи-то мокрые следы, появляющиеся на полу среди ночи…
Недавно повадились навещать дом Распутина какие-то непонятные сектанты. Много раз устраивали они во дворе песнопения. Звонили в квартиры дома, предлагали очистить от скверны это дьявольское место. Вскоре произошло нечто потрясающее, из ряда вон выходящее. Имеются многочисленные свидетели происшедшего.
Однажды вечером, когда «белые братья» истово молились под окнами распутинской квартиры, подошел к ним высокий монах с тяжелым золотым крестом на груди. Сектанты не обратили на него никакого внимания, продолжая заниматься своим делом.
– Что? Не узнали, сукины дети?! – донесся до них громоподобный рев монаха.
Сектанты обернулись к монаху, прикрикнувшему на них, и дружно завопили от ужаса. Перед ними стоял Григорий Распутин во всей своей красе. Призрак был непрозрачным, «плотным». Внешне он выглядел как живой человек. С криками ужаса сектанты бросились от распутинского дома прочь, а привидение Григория тут же растаяло в воздухе…
Другое «неугомонное привидение» считается, представьте себе, чуть ли не одной из достопримечательностей американского города Чикаго. Относительно немного людей встречалось с ним с глазу на глаз, однако о существовании призрачной «девушки в белом платье» знают многие местные жители. Здешние газеты частенько пишут о ней.
В 1931 году одна девушка, которая возвращалась к себе домой с вечеринки, погибла на Арчер-авеню в Чикаго, попав под колеса мчавшегося по улице автомобиля. Ее похоронили на кладбище Воскресения, находящемся, между прочим, на той же самой Арчер-авеню. Тело положили в гроб в том же белом платье и тех же туфлях, которые были на девушке в последний день ее жизни.
Миновало много лет… И вот вдруг стали поступать в местные газеты странные сообщения от водителей машин самых разных марок. Водители уверяли, что замечали, проезжая поздним вечером или ночью по Арчер-авеню, симпатичную девушку в старомодном белом платье. Она стояла на обочине и пыталась остановить проезжавшую мимо нее машину.
Водители, ехавшие куда-то по своим делам в одиночестве, были не прочь подвезти симпатичную девушку, а попутно и развлечь себя беседой с ней. Едва автомобиль останавливался рядом с девушкой, та стремительно вскакивала в него и со слезами на глазах умоляла, чтобы ее поскорее отвезли домой. В дальнейшем она не произносила ни единого слова в ответ на настойчивые расспросы водителя. Когда машина доезжала до кладбища Воскресения, девушка просила водителя остановиться.
Самым удивительным в сообщениях водителей, подвозивших девушку до кладбища, было их упоминание о том, каким манером девушка выбиралась из остановившейся автомашины. Она исчезала из салона, не отворив автомобильной дверцы! Именно эта деталь встречи с ней и служила поводом для обращения водителей в газеты.
Декабрьским вечером 1977 года проезжал мимо кладбища Воскресения один мужчина на своей легковушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53