— Насколько я понимаю, Говард, вы принадлежите к числу тех блестящих и верных нашему новому президенту молодых людей, которые его окружают? — спросил Брэдли. — Но вы ведь, кажется, не учились в Гарварде? А к сожалению, именно это имеет вес в том кругу, в который вы вступили. Вас приглашали на обед в клуб «Грайдирон» в этом году?
Спрингфилд не был приглашен на обед в клуб «Грайдирон».
— Если вам нечего мне сказать, мы могли бы на этом и закончить, — сказал он.
— А вам нравится президент — как человек?
— Мистер Брэдли, я бы предпочитал, чтобы мне не задавали вопросов такого рода. Я не собираюсь делиться с вами своим мнением.
— Мы ведь проработали вместе три года, — сказал Брэдли. — Я мог бы надеяться на несколько более тесный контакт.
— Давайте пойдем в гардероб, и я покажу вам эту бумагу, — сказал Спрингфилд. — Если вы не заинтересованы в продолжении разговора, можете написать на ней: «Ничего не выйдет», и мы разойдемся в разные стороны. — А сам подумал: «Еще несколько минут, и я пошлю этого подонка к черту».
Он отвернулся, чтобы не видеть профиль Брэдли. На пляже школьники соорудили внушительный замок из песка и ждали одобрения хорошенькой учительницы. Она подправила угол бастиона, в другом месте добавила ракушку. Наконец был развернут маленький национальный флаг и водружен на башенке. Какая мирная картина. Трудно поверить, что они все сидят на вулкане, как говорили Спрингфилду.
В его поле зрения снова попал Брэдли — он делал рукой примирительные жесты, будто составлял букет цветов.
— Собственно, говорить особенно нечего. Я предлагаю простое и верное решение проблемы, которая, должно быть, заботит нашего любимого президента не меньше, чем всех остальных. Полагаю, вы не хуже меня знаете, что происходит в эти дни во Флориде и в Гватемале.
— Вы имеете в виду компанию пьяниц и бандитов, которую ваши люди сколотили для захвата этой страны? Да, знаю, все знают!
— Это — проект, которым я не очень доволен, хотя Редпат и в восторге, — сказал Брэдли. — Возможны большие жертвы. Даже если все пойдет хорошо, мы можем потерять от двух до десяти тысяч человек.
— Если все пойдет хорошо.
— Если же нет, то потери могут оказаться в пять раз больше, что при теперешнем положении вещей обойдется в сто миллионов долларов — по пятьдесят миллионов в неделю, считая, что операция продлится две недели. А если она продлится шесть месяцев? Или больше? А каковы будут международные последствия? Сколько бы мы ни повторяли, что все это устроено кубинцами, никто не поверит, что это не ваших рук дело.
— Так в чем же состоит надежное решение?
— Нужна группа специалистов, которую можно было бы направить сюда для ликвидации бородача.
— Я так в знал, — сказал Спрингфилд.
— Я очень тщательно изучил вопрос, и ситуация предельно проста. Вы можете поверить мне на слово — такой вещи, как обеспечение безопасности, здесь нет. Просто не существует. Бородач разъезжает по стране, как ему хочется, вопрос о его охране даже в голову никому не приходит. Я поручил своему помощнику засечь все его передвижения, и мы создали очень точную схему. Специалист будет снабжен всеми необходимыми данными.
— У вас есть кто-нибудь на примете?
— Конечно есть. Экстра-класс.
— Понятно, — сказал Спрингфилд. — Однако целый ряд положений, на мой взгляд, неверен.
— А именно?
— Какие у вас основания полагать, что, убрав одного человека, вы свергнете весь режим?
— Это оркестр, состоящий из одного человека. Мы считаем, что с любым преемником нам удастся прийти к соглашению. Мы уже провели переговоры с одним членом кабинета, который сказал, что их сдерживает лишь бородач.
— Вы говорили о международных последствиях, — сказал Спрингфилд. — Можете себе представить, какова будет реакция латиноамериканских стран, — они и сейчас уже ненавидят нас до мозга костей.
— С ними никаких проблем не будет. Они могут догадываться, что это наших рук дело, но точно никогда ничего не узнают. Убрать одного человека совсем не то, что финансировать вторжение. Во всяком случае, зачем тогда существует «Союз ради прогресса»? Как только бородача не станет, мы вложим немного больше денег туда, куда нужно, и эти латиноамериканцы опять станут ручными.
Спрингфилд поднялся на ноги.
— Об этом вы и хотели говорить?
— Примерно. Если президент сможет уделить мне час, я с удовольствием изложу ему все детали. Когда вы его увидите?
— Не могу сказать, — ответил Спрингфилд. Это была минута его торжества, и он с удовольствием ее смаковал. — Ради того, что вы мне сейчас рассказали, вряд ли стоит прерывать его отдых, — добавил он. Этой фразой он расплатился по всем старым счетам.
Почувствовав себя полным хозяином положения, он двинулся по направлению к клубу. Брэдли, внезапно потерпевший поражение, низведенный до уровня просителя, шагал рядом, он что-то объяснял, но Спрингфилд едва слушал.
Когда они дошли до входа в клуб, Спрингфилд остановился и, улыбаясь, повернулся к Брэдли.
— Я слышал, ребят из вашего Управления по-прежнему называют «драгунами Донована», — заметил он. — Знаете что я вам скажу? Времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними.
* * *
Продолжая размышлять над этой неудачей, Брэдли вылетел в Гватемалу, где провел смотр разношерстного контингента беженцев и наемников, ожидавших того момента, когда надо будет принять участие в нападении на Кубу; затем, обуреваемый дурными предчувствиями, вернулся во Флориду для разговора со своим начальником Джулиусом М. Редпатом, директором отдела особых операций, отдыхавшим в Палм-Бич. Это было как раз утром того дня, когда Виктор очутился в болотах Эверглейда.
— Я все-таки решил, что мне необходимо лично встретиться с президентом, — сказал Редпат. — Вам удалось меня убедить. — Он резко тряхнул головой — то ли желая подчеркнуть сказанное, то ли от нервного спазма. Это был ипохондрик, высохший и состарившийся от постоянного напряжения; от него за милю разило пессимизмом. — Позвольте мне раз и навсегда сказать: я не считаю — и никогда не считал, — что с этим человеком можно как-то поладить. Единственный, кого он готов слушать по кубинскому вопросу, это Говард Спрингфилд. Ваше предложение, между прочим, было весьма энергично отвергнуто.
— Была названа моя фамилия?
— Нет, но Спрингфилд косвенно ссылался на вас, причем в оскорбительной манере. В его докладе упоминались сумасброды, которым что-то чудится. Мне очень неприятно, но президент рассмеялся.
— Как только я узнал, что он посылает Спрингфилда, мне стало ясно, что мы потерпим неудачу.
Редпат с несчастным видом сидел на плетеном стуле. В дни молодости он возглавлял отряд самых отчаянных в управлении людей, осуществлял дерзкие перевороты, вел тайные войны, различными путями манипулировал послушными президентами, находившимися в тот или иной период у власти, и был полон уверенности, что блестящие faits accomplis оправдывают все, — да так оно и было. И сейчас, несмотря на свой несчастный и больной вид, Редпат все еще сохранял боевой дух.
Упоминание о теперешнем президенте, который далеко не был послушным, вызвало у него растущую боль под ложечкой.
— Извините, я сию минуту, — сказал он вставая Он направился к буфету, налил я мензурку немного белой жидкости и проглотил ее залпом, поморщившись от вкуса мяты. Затем снова тяжело опустился на стул. — Боюсь, Роналд, что нам нечего больше ждать от Белого дома — ни отдельным лицам, ни организации в целом. Не спрашивайте меня, как была получена эта информация, но, когда я ушел, президент не стесняясь высказал враждебное к нам отношение. Он сказал буквально следующее: «Я совершил ошибку, оставив Редпата. Надо что-то делать с ЦРУ. Бобби только зря теряет время в министерстве юстиции. И если мы решаем сохранить ЦРУ, нам надо ставить его туда. Я иногда просто поражаюсь, как Айк мог переносить эту свору псов, тявкавших на него. Макнамара правит обороной, Раск немало сделал в Госдепартаменте, но никто не занимается Редпатом и ЦРУ, а именно этим, господа, и надо заняться». И это почти буквальные слова президента.
— Звучит не очень многообещающе, правда? — заметил Брэдли.
— Если президент счел нужным сказать такое, значит, моим надеждам конец. Но я не могу поверить, что, отказавшись принять ваше простое решение кубинской проблемы, он склонился в пользу другого варианта. Чувствуется, что это вообще не вызывает у него восторга. Он говорит «да» таким тоном, будто хочет сказать «нет». У него вообще невозможно вырвать твердое обещание. А ведь нам не хватает людей, денег, оружия. Операция может дать осечку, и, если это произойдет, мы окажемся перед одной из худших катастроф в истории нации.
— Наихудшей, — сказал Брэдли.
— Роналд, у меня такое чувство, что нашей нации приходит конец, что за кулисами, видимо, пришли в движение какие-то таинственные силы.
— Вы знаете, что это и мое мнение, — сказал Брэдли.
— Если мы с кубинским предприятием провалимся, знаете, что будет? Нас угробят.
— Именно потому мы не должны проваливаться, и этим объясняется мой приезд к вам. Мне сказали, что у нас опять не хватает фондов.
— У нас всего не хватает. После смены администрации не было ассигновано ни единого цента. А те фонды, которыми мы располагаем, находятся под скрупулезным контролем.
— А мы пускали шапку по кругу? — спросил Брэдли.
— Неоднократно, — сказал Редпат. — Однако почти невозможно привлечь внимание людей к опасности, которая им самим не угрожает. Несколько наших друзей-нефтепромышленников говорят, что им нужно время, чтобы обдумать этот вопрос. Человека два или три, имеющие вложения на Кубе, Ди Стефано в частности, проявили щедрость, но у нас все равно нет денег.
— Пять миллионов нас бы устроили?
— Пять миллионов долларов — это манна небесная.
— Я, кажется, знаю, где их взять. Помните Сальваторе Спину?
— Отлично помню. Мы встречались с ним год или два назад. Это человек, которого не забудешь.
— У него кровные интересы в Гаване. Я уверен, он пойдет на все.
— Пять миллионов, говорите? Я уже прикидываю, на что израсходовать эти деньги.
— Мы могли бы купить, например, семь самолетов «Б-26».
— Вы шутите?
— Я редко шучу, когда решаются такие серьезные вопросы, Джулиус. С Редпатом внезапно произошла перемена. Мышцы его лица напряглись, в нем появилось что-то дерзкое, пиратское.
— Где находятся самолеты? — твердым, чуть ли не грозным тоном спросил он.
— Заморожены на военном аэродроме Милонга в Сан-Хосе.
— И мы можем их получить?
— Почему же нам их не получить? Президент и министр обороны занимаются рэкетом. Они уже многие годы пытаются продать эти самолеты, но рынок на бомбардировщики очень ограничен.
— Они не могут перепродавать военное оборудование, поставленное нашим правительством, без разрешения Госдепартамента, который при этом, несомненно, заинтересуется, куда оно пойдет.
— Госдепартаменту совсем не обязательно об этом знать. Старые «Б-26» есть у всех, и все они выглядят одинаково. У нас их девять, так? А будет шестнадцать.
— Вы их видели?
— Собственными глазами, — ответил Брэдли, самодовольно улыбаясь.
— И вы хотите сказать, что эти люди вот так легко могут распоряжаться национальной собственностью и прикарманивать вырученные деньги?
— Они в прошлом году продали британский фрегат. С президентом я не встречался, но министра обороны знаю. У него четырнадцать спортивных машин, личный самолет, вертолет и большая яхта. Деньги у него тают быстро. Пяти миллионов долларов хватит ненадолго.
— Можно только благодарить бога за то, что латиноамериканские политики так склонны к коррупции, — сказал Редпат.
* * *
Семь бомбардировщиков «Б-26», которые продавались в Сан-Хосе, с момента покупки пять лет назад ни разу не поднимались в воздух и стояли во временных ангарах с дырявой крышей, которая плохо защищала от летних проливных дождей. Несколько месяцев назад Брэдли выезжал туда с экспертом для их осмотра. Первоначально за один самолет просили 200 000 долларов; теперь — полмиллиона.
Эксперт только качал головой. Всюду проникли ржавчина и коррозия. Пулеметы были украдены, приборы сняты, колеса в плохом состоянии, ив трех самолетах не открывались бомбовые отсеки.
Министр обороны не возражал против того, чтобы американская фирма — за счет покупателя — произвела ремонт из расчета по 35000 долларов за самолет. Был отдан приказ начать работу.
Через три месяца работа была закончена, и привезенный Брэдли эксперт заверил его, что «Б-26» смогут летать. Но тут пришло сообщение о провале операции Виктора Ди Стефано, подтвержденное лаконичной телефонограммой от самого Спины. Это означало, что денег на покупку самолетов не будет.
Редпат, по-прежнему находившийся в Майами, не возлагал больших надежд на то, что удастся раздобыть деньги где-то еще.
— Нет времени, — сказал он. — Все должно произойти буквально на днях, и задержать операцию мы уже не в силах.
— Если мы не получим самолеты, у нас нет шансов добиться успеха. Вы больше ничего не можете придумать?
— Я могу дать вам список лиц, к которым стоит обратиться, — сказал Редпат, — но сейчас уже слишком поздно. Даже нефтепромышленники не держат миллионы под кроватью.
Брэдли предпринял отчаянную попытку наверстать упущенное и заметался по Техасу, но проницательные люди, которые при встрече крепко пожимали ему руку, не принимали его всерьез, и всякий раз он получал одни лишь выражения сочувствия, добрые пожелания и обещания. Из Хьюстона он полетел в Сан-Хосе, взывая к благожелательности своего друга, министра обороны, который тепло обнял его, но заявил, что, к своему глубокому сожалению, кредит предоставить не может.
* * *
Тем временем Редпат вылетел в Гватемалу, где шли уже последние приготовления к вторжению. И Брэдли из Сан-Хосе направился туда, чтобы доложить своему начальнику о постигшей его неудаче.
— Я встречался с Рикардо Астуриасом, — сказал он, когда они поздоровались. — Сделка насчет «Б-26» отменяется. Редпат не выразил удивления.
— Откровенно говоря, я никогда и не верил, что она состоится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42