— Пунктуальность входит в число требований, предъявляемых к нашей работе, мистер Хелм, — со строгим видом поучительно изрекла Элеонора. — Можете садиться... Меня предупредили, что вы должны прибыть полчаса назад, и я заказала обед соответственно. Вы заставили меня ждать, и тем непростительно провинились.— Простите, мэм, — в тон ей произнес я и уселся напротив. — Виной всему крайне неблагоприятные погодные условия. Итак, могу ли я считать себя принятым на работу?Она неожиданно улыбнулась. Это была широкая улыбка, которой мне не доводилось видеть раньше, улыбка совершенно изменила ее лицо. Конечно, прекрасным оно не стало, но теперь ему уже нельзя было отказать в привлекательности.— Да, черт бы вас побрал, — ответила она, — и я, между прочим, ужасно рада вас видеть. Что-что, а нагнать страха вы мастер. Я весь день только и ждала выстрела в спину. Этот Фред весьма обходительный и милый человек, но ему не хватает вашего нахальства, чтобы вызывать полное доверие. — Я улыбнулся.— Думаю, это следует воспринять как комплимент? Элеонора тоже улыбнулась и сказала:— Надеюсь, вы не возражаете переселиться в соседний со мной номер? Я подумала, что это придется вам по душе, раз уж вы напросились в телохранители.— Разумеется, — кивнул я, — но что случилось с моим предшественником?Чувственный рот внезапно стал тонким и жестким.— Не будем о нем вспоминать, — промолвила она, и я ощутил некоторую жалость к Уоррену Питерсону, который сперва серьезно пострадал от моей руки, а затем явно получил добавки от сидящей напротив меня девушки. Интуиция подсказывала, что Элеонора при этом не слишком выбирала выражения. Наверное, эти мысли отразились у меня на лице, ибо Элеонора Брэнд заставила себя достаточно холодно добавить: — Похоже, мистер Питерсон не совсем правильно воспринимал наши с ним отношения. Мне пришлось... указать на его ошибку.— Моя задача состоит в том, чтобы сохранить вам жизнь, а при случае еще и отщелкать несколько фотографий. Ни то, ни другое никоим образом не связано с дружбой, либо другими видами эмоциональных взаимоотношений. Вы удовлетворены? Она едва заметно нахмурилась.— Конечно, только теперь вы разозлились на меня. Почему?— Тупоголовый бедняга изо всех сил старался защитить вас, и даже запасся на этот случай револьвером, с которым не умел обращаться. Он явно намеревался укротить целую банду нанятых правительством головорезов, и все потому, что вы ему нравились. — Я поморщился. — Я видел, как вы поступили со своей подругой на западе, теперь точно так же обошлись и с другим человеком. Не беспокойтесь, Элли, меньше всего на свете мне бы хотелось попасть в число ваших друзей. Судьба их представляется весьма малопривлекательной.Лицо ее побледнело. Взгляд карих глаз не отрывался от моего лица. Я ожидал гневной вспышки, но ее не последовало. Наоборот, Элли медленно расслабилась. За чем последовало странное и совершенно неожиданное заявление.— Простите, — проговорила она. — У вас неприятности, правда? Мне следовало догадаться.Это не только удивило, но и несколько встревожило меня. Она обладала женской интуицией намного большей, чем можно было предположить. Я хрипло произнес:— Похоже, мы подходим друг другу, Элли. Я тоже не слишком хорошо обращаюсь со своими друзьями. Только что побывал у одного из них. Кто-то отправил этой женщине письмо, которое оказалось хуже смерти. Поэтому она облачилась в свою самую нарядную ночную рубашку, легла в кровать и пустила пулю в лоб. А я знал, что ей грозит беда, и если бы принял элементарные меры предосторожности... Да что об этом говорить! — Я прочистил горло. — Итак, у нас достаточно много общего, за исключением, разве что, выпивки. Или у вас дозволяется пить только начальству?— Выпивка близится, — заверила Элли, и внезапно официант поставил передо мной бокал, хотя никто его об этом не просил. Видимо, все обустроили заранее. Выражение моего лица заставило Элеонору слегка улыбнуться. — Мартини, правильно? Не забывайте, я написала о вас статью!Я сделал большой глоток и с облегчением выдохнул.— Ох! Кажется, полегчало! — Потом перевел взгляд на нее и сделалось немного стыдно за свое поведение. В конце концов, кто я такой, чтобы переживать за Уоррена Питерсона, и уж конечно Элеонора не виновата в моих неприятностях.— Простите, — сказал я. — Вы правы.— Со всеми бывает. — Она поколебалась. — Это... это важно? Или не следует об этом спрашивать?Я рассказал ей обо всем, хотя и ощущал себя несколько неловко, пытаясь объяснить молодой женщине сложные, уходящие корнями в прошлое, отношения, которые связывали меня с Хэрриет. И потому с облегчением покончил с подробностями, касающимися меня лично, и испробовал на ней теории, которые уже представлял на суд Брента в Марафоне.— Значит, вы считаете, ее довели до самоубийства, чтобы заставить молчать, — наконец промолвила Элеонора.— Что-то подобное, — подтвердил я. — Но поскольку она уже раскрыла кое-какие карты, а может, и все до единой, речь велась большей частью о наказании. И я бы нисколько не удивился, узнав, что этот человек наслаждается возможностью смешать с грязью подобную женщину — бросить на самое дно, заставить выбирать между смертью и тюрьмой. Итак, начинает обрисовываться безжалостная личность, привыкшая к беспрекословному повиновению, не брезгующая для этого шантажом, и беспощадно уничтожающая тех, кто выходит из-под контроля. Этот человек настолько скудоумен, что нетерпимо воспринимает любые проявления превосходства — например, барские манеры женщины, о которой вы упоминали.— Скудоумен, — пробормотала она. — Премного благодарна.— Естественно, о присутствующих не говорят, — заверил я.— Естественно, — сухо повторила она. — Что еще, по-вашему, могла бы сообщить капитан Робинсон, останься она в живых?— Мне представляется, что я получил наиболее существенные сведения: кто и почему. Тем не менее, не исключено, что она могла бы несколько ускорить ход дела, объяснив, что именно это значит, как ей удалось это узнать, а возможно, и где найти подтверждение. Избавляясь от нее, или вернее, заставив ее сделать это собственными руками, противник стремился выиграть время. Вряд ли он мог рассчитывать на полную безопасность, этого ему не вернуть.— Выиграть время, зачем? — спросила Элеонора.— Затем, чтобы успеть расправиться со мной, а теперь и с вами, прежде чем мы выясним, о чем говорила Хэрриет. Но сдается нам вовсе ни к чему помогать ему в этом и морить себя голодом...Еду принесли достаточно быстро, и она оказалась достаточно сносной. Хорошо подкрепившись и приятно расслабившись впервые с тех пор, как этим утром я сел на самолет в Майами — похоже я весь день только и делал, что курсировал между Соединенными Штагами и Багамами — я оценивающе пригубил коньяк, наблюдая, как Элеонора достает новую сигарету.— Не возражаете? — спросила она, когда я поднес ей горящую спичку. Вопрос застал меня немного врасплох. Видимо, я не поспеваю за переменами и все еще живу в том времени, когда только мужчины извинялись за зажженную сигарету.— Сделайте одолжение, — ответил я. — Ваши легкие — ваше дело, что же до меня, люди моей профессии редко умирают от того, что вдохнули лишку дыма, выпущенного собеседником. Элеонора рассмеялась.— Вы приятное исключение среди борцов с никотином. Уоррен все время пытался уберечь меня от самой себя. — Она протяжно вздохнула. — Но хватит болтать о пустяках. Мы неплохо подкрепились, в меру выпили, пора и делом заняться.— Тогда расскажите мне все, что вам известно о Джордже Уинфилде Лорке, — сказал я. Глава 12 Джордж Уинфилд Лорка, по ее словам, был человеком, который коренным образом изменил всю свою жизнь. Он не делал ни малейшего секрета из своего прошлого: да, некогда он был плохим, очень плохим человеком, но затем увидел свет истины, причем самокритично добавлял, что упомянутый свет оказался вынужден закатить приличную оплеуху, прежде нежели мистер Лорка соизволил удостоить его вниманием. Иными словами, субъект столкнулся лицом к лицу со смертью, которая пометила его выразительным шрамом. Последовал продолжительный и невероятно мучительный период, в течение которого никто — в том числе и сам Джордж Уинфилд Лорка и подумать не мог, допуская, что он тогда обладал способностью размышлять — что он когда-либо поднимется с больничной койки, а если и поднимется, то попадет куда-либо за исключением одного из тех заведений, в которых заботятся о людях, «крыша» которых сильно поехала и не позволяет им самим позаботиться о себе. И вот с этим твердолобым парнем, который не верил ни в какую мистическую чепуху, произошло на больничной койке нечто, чего он позже никак не мог объяснить: его мысленному взору предстал выход из тьмы. Позже он оплатил свой долг — привык платить по счетам — тем, что распрощался с темными дружками и отрекся от темных дел.— Конечно, он мог себе это позволить, — сухо заметила Элеонора. — За время работы на синдикат или корпорацию, как они его иногда называют, он успел накопить весьма приличную сумму. И естественно, что после такого ранения в голову, с наполовину парализованной рукой, не говоря уже о некоторых трудностях с речью, человек вряд ли наилучшим образом подходит для лихих дел, которыми некогда занимался. Но он не сложил оружия. Приложил массу усилий, чтобы вырваться из заточения, в которое отправила его пуля. И ему это удалось. Кроме того, появился отличный предлог удалиться от дел и проводить большую часть времени с женой и детьми... точнее, ребенком. Обычно такие люди уходят на пенсию только после того, как дети подрастают и занимают их место.Она извлекла еще одну сигарету, и я галантно потянулся за спичками, но Элеонора быстрым нервным движением зажгла новую от окурка первой — типичная девушка-репортер из какого-нибудь фильма — после чего раздавила окурок в стеклянной пепельнице. В голове моей зашевелились тревожные вопросы. Было еще слишком рано делать какие-либо заключения, однако некогда мне приходилось встречаться с неким высокопоставленным мафиози, который пережил ранение в голову и хотя звали его, во всяком случае, в то время, не Лоркой, фамилия была испанской, что не так уж часто встречается в организации, уходящей корнями на Сицилию. Однако этот человек умер. Умер ли?Элеонора заговорила вновь, прежде чем я успел сформулировать свой вопрос. Она сказала:— Наиболее удивительным нам, асам массовой информации, представляется то, что теперь Лорка намерен направить свои силы в политику... Создается впечатление, что бывшие коллеги слишком легко позволили ему уйти, даже принимая во внимание больную руку. А потом слишком уж терпимо относились ко всем его достаточно резким высказываниям на свой счет во время недавней кампании. Проклятие, о нем наверняка знают достаточно, чтобы заставить замолчать. Темными делами он занимался так долго, что раскаяние — даже если оно искреннее — отнюдь не гарантирует юридической неприкосновенности. К тому же, как я уже говорила, у него жена и ребенок, которых ничто не защищает от пуль. Бывшие соратники Лорки редко испытывают колебания в отношении людей, которые болтают лишнее. Тем не менее, еще ни одна из машин мистера Лорки не взорвалась, когда он поворачивал ключ зажигания. Его дочь разъезжает и на автомобиле, и верхом, плавает на яхте, как любая нормальная девушка. Правда, однажды ее имя в течение нескольких дней было у всех на слуху, но как выяснилось, малышка просто угодила в шторм, когда каталась под парусом с подругой, поплавала немного в спасательном поясе и ее нашли. Сами понимаете, рассказ ее не преминули тщательно проверить. Миссис Лорка ездит в банк и в парикмахерскую без каких-либо телохранителей, как будто ее муж и не думал поливать грязью своих бывших коллег на страницах всех газет и с экрана телевизора и не обещал в случае избрания раз и навсегда осушить это болото коррупции в качестве искупления собственных грехов. Он отлично разыграл свою партию, умело использовал и шрам и инвалидность, заставил людей поверить себе. Сейчас сенатор Джордж Уинфилд Лорка сидит в Вашингтоне тише воды и ниже травы, но знатоки утверждают, что рано или поздно он себя проявит.Покорный слуга покачал головой.— Я очень плохо выполняю свой гражданский долг. Каждый раз, когда решается политическая судьба страны, я либо оказываюсь за ее пределами, либо забираюсь в горы, отдыхая после всевозможных переделок. — Я нахмурился: — Лорка. Никогда не слышал этой фамилии, если, конечно, не считать испанского поэта и драматурга, о котором у меня сохранились смутные воспоминания еще со времен колледжа.— По-моему, в его роду смешалась испанская и англо-саксонская кровь, — заметила Элеонора. — Джордж-Уинфилд-Мануэль-Лорка де Сапио, или что-то в этом роде. Мне никогда не удавалось заучивать эти бесконечные испанские имена. Сдается, во времена своей бурной молодости он был известен как Малыш Сапио или Сапер, возможно, благодаря своему любимому оружию... В чем дело?Похоже, у меня выдалась сплошная неделя воспоминаний, и мне совсем не нравилось то, как прошлое наступало мне на пятки.— Мафиози, именовавший себя Мануэль Сапио, — заговорил я, — умер в Нижней Калифорнии, в Мексике, когда попал в ловушку в безлюдном заливе, именуемом Байя Сан-Агустин. Правда, тогда залив был не совсем безлюдным, ибо там находился я. По заливу плыл катер, а на покрытом кактусами берегу стояли люди, и все они сжимали оружие, включая Сапио и меня. Это была запутанная история, связанная с контрабандой наркотиков, правда, Вашингтон в ней интересовали другие детали, неважно какие, хотя из них получился бы отличный материал для вашей статьи. А может, он уже там присутствует? В таком случае, вам должно быть известно, что я лично вывел Сапио из игры, но тут вмешались другие ребята, которые набросились на меня и прикончили его до того, как парень успел прийти в сознание, выстрелом в голову...— Господи, я понятия не имела, что вы участвовали в этом деле. Похоже, поспеваете повсюду. Казалось, я изучила вашу биографию в достаточной степени, однако.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48