Злость уже поднималась в нем, и Элвин поник. Он знал, что чувствует аббат. Никому не нравится, когда его принимают за глупца, а чтобы поверить в этот рассказ, требовалась небывалая вера.
— Я и сам спрашиваю себя об этом, — Пошептал он, едва разлепляя губы. — Но клянусь, ваша милость, я не лгу. Все произошло именно так, как я рассказал.
— Есть три возможности, — сказал Сигегар. — Первая — ты лжешь. — Его взгляд немного смягчился. — Мне представляется, брат, что ты добрый человек. Зачем тебе врать? Ради самого вранья? Вторая — ты безумец, кажущийся здравомыслящим человеком. Откровенно говоря, это самое подходящее объяснение. И третья — ты говоришь правду. Что невозможно.
Страх и досада, овладевшие Элвином, вдруг сменились симпатией. Он знал, что и сам отнесся бы к услышанному из чужих уст с не меньшим скепсисом, если бы не был очевидцем событий. Невозможно полагать, что кто-то, не знающий его достаточно близко, поверит в такую историю. Поняв сомнения Сигегара, он печально улыбнулся.
— Если вы так считаете — и я не могу вас ни в чем винить — то ясно, что утро потрачено напрасно и цель не достигнута. Прошу вас…
За дверью раздался отчаянный визг, а звук царапающих дерево когтей подтвердил, что там Ровена. До Элвина донеслись приглушенные фразы: «уехала в… Рататоск говорит… лошадь вернулась…»
По его спине пробежал холодок. Забыв о приличиях, он вскочил со стула и открыл дверь. Выгнув спину, Ровена посмотрела на него сумасшедшими глазами.
— Она ускакала в Тор, — выдохнула кошка. — Рататоск слышала ужасные звуки. По ее словам, кобыла примчалась в аббатство без Кеннаг.
ГЛАВА 15
Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил.
Второе послание к Тимофею, 4:7

Аббатство Гластонбери
3 декабря 999 года
Еще переваривая тревожную весть, Элвин с запозданием вспомнил об аббате. Повернувшись к Сигегару, он сказал:
— Ровена говорит, что Кеннаг ускакала к Тору. Ее лошадь только что вернулась.
Широкое крестьянское лицо Сигегара отразило войну противоречивых чувств. Еще минуту назад Элвин потерял надежду убедить аббата в том, что он не лжет. Сейчас это уже не имело значения. Что-то случилось с Кеннаг, и Элвин с удивлением обнаружил, что грудь сдавило, словно на нее упал тяжелый камень.
Он побежал к конюшне, чтобы оседлать Валаама. Мирно посапывающий осел фыркнул и тут же стал задавать вопросы.
— Нет времени, — бросил ему Элвин.
Его душила ярость — обычно он без труда управлялся с седлом и одной рукой, но на это уходило время, которого сейчас не было. Человек с двумя здоровыми руками уже оседлал бы Валаама и мчался на помощь Кеннаг. Как юноша ненавидел свое изуродованное тело, подводившее его раз за разом!
И теперь тяжелое седло сползло на землю. Злость, стыд и отчаяние слились в беззвучном вздохе. Элвин вскарабкался на спину Валаама и, наклонившись к уху осла, крикнул:
— Только смотри, чтобы я не свалился.
— Не беспокойся, братик, — негромко ответил Валаам. — Все будет цело.
Он-то, может, и будет цел. А вот что с Кеннаг? Элвин слышал только стук копыт ее лошади и тревожное ржание. Валаам устремился к распахнутой двери. Кобыла гарцевала во дворе, мотая своей большой, уродливой головой, и комья земли летели из-под ее серых копыт. Из всех существ, встреченных ими до сих пор, лишь голос этой безымянной лошади не поддавался переводу с помощью кольца Соломона. Однажды, когда Элвин отпустил какое-то замечание по поводу непривлекательной внешности этой твари, Кеннаг громко рассмеялась. Сейчас, когда они посмотрели друг на друга и Элвин увидел в ее взгляде почти человеческие проницательность и понимание, он впервые задумался о том, что же это за животное.
На шее лошади, вцепившись в гриву, сидела Рататоск. Едва завидев Элвина и Валаама, белка закричала:
— Скорее! Мы можем опоздать!
Опоздать? Слова грызуна поразили Элвина, будто ударившие в грудь ножи.
Боже, что же случилось? Пожалуйста, защити свою непутевую дочь. Знаю, она не верит в Тебя, но если с ней что-то случится…
Впрочем, мысль так и осталась незаконченной, потому что удержаться на спине мчащегося во весь опор осла оказалось не так-то просто. Перед глазами мелькнуло что-то белое — это оказалась Ровена. Отсутствие седла стало для нее неприятным сюрпризом, и в первый момент кошка едва не свалилась, но, отчаянно изогнувшись, удержалась, вцепившись когтями в шею Валаама, храпнувшего от боли.
Обхватив ногами бока осла, Элвин попытался ухватиться за короткую гриву, но из этого ничего не вышло, и тогда он, вознеся мысленно короткую молитву, отдался на волю Всевышнего, надеясь, что если упадет, то расшибется не очень сильно.
Лошадь скакала впереди, указывая путь, ее короткие ноги пожирали расстояние, с удивительным изяществом и легкостью минуя возникающие препятствия. А затем — день поистине выдался богатым на сюрпризы! — он увидел еще одно чудо.
Откуда-то сбоку — Элвин заметил это боковым зрением — внезапно возник послушник Кабал. На глазах изумленного монаха он, делая невероятно длинные шаги, нагнал несущуюся галопом лошадь и вскочил ей на спину с такой легкостью, словно животное стояло на месте. Кобылка даже не попыталась стряхнуть незнакомого наездника. При этом она ни на миг не снизила скорость бега.
Элвин зажмурился и еще сильнее сжал бока осла.
Он чувствовал, что осел бежит уже не так быстро, дыхание его стало затрудненным. Открыв глаза, Элвин увидел, что они поднимаются по склону Тора. Валааму было не до разговоров: он пыхтел, его серые бока вздымались и опадали. Монах хотел слезть на землю, но знал, что осел, даже с такой ношей на спине, все равно доберётся до вершины первым.
Наконец они добрались до места. Солнце стояло уже высоко, и вид с вершины Тора был бы достойным созерцания и восхищения, если бы глаза Элвина искали красоты. Но он видел только зияющую дыру в земле и громадный камень рядом с ней, словно отброшенный рукой ребенка-великана.
— Кеннаг, — прошептал Элвин. Он попытался спешиться и упал, а поднявшись на ноги, медленно приблизился к разверзшейся бездне. За спиной слышалось дыхание его спутников — Рататоск, Ровены и Кабала. Юноша заглянул в страшную темную пропасть и задрожал, не увидев дна.
Не понимая, что делает, Элвин отступил от края, подняв здоровую руку, словно защищаясь ею от страха, шедшего из бездны. У него пересохло во рту, внутри все сжалось в комок, по телу прокатились судороги.
Пропасть дышала ужасом.
И Кеннаг была там, внизу, в глубине. Наедине с этим страхом.
Ноги у него подкосились, и он рухнул на землю, крича и содрогаясь. Земля оказалась неестественно теплой, а его ухо, прижатое к траве, уловило… нечто. Элвин расплакался по-настоящему, скрючился и попытался прикрыть голову рукой.
Нет, нет, нет, нет…
Что-то коснулось лица юноши. Он открыл глаза. Ровена терлась об него, мягко, бережно, нежно, и Элвин вздохнул. В словах необходимости не было, одного успокаивающего присутствия кошки оказалось достаточно, чтобы у него прояснилось в голове.
Страх никуда не ушел, но Элвин заставил себя преодолеть его парализующую силу. Он не смог подняться, не смог заставить свое тело выпрямиться и идти, как подобает человеку, созданному Богом, но все же, обливаясь слезами, пополз как животное. Опираясь на здоровую руку, он приблизился к краю ямы, и в лицо ему ударил горячий, вонючий воздух.
— Кеннаг!
Единственным ответом, который он услышал — даже не услышал, а почувствовал — было монотонное причитание. Страх снова навалился и…
— Элвин?
Он вздрогнул. Голос прозвучал слабо и неуверенно и донесся до него едва уловимым колебанием воздуха, словно встревоженного взмахом крылышек бабочки. Кеннаг! Но куда подевался ее сильный, решительный голос? Этот — дрожащий, настороженный — принадлежал человеку, испуганному не меньше, чем он сам.
И все же это была Кеннаг. Живая.
Ободренный, Элвин ответил чуть громче, чем прежде.
— Я здесь. Я…
Что? Что во имя Отца, Сына и Святого Духа он может сделать?
— Ты вытянешь ее оттуда, — прозвучал у него над ухом глубокий мужской голос.
Элвин вздрогнул и обернулся. Кабал стоял рядом, вглядываясь в бездну.
— Чтобы держать ворота открытыми, им требуется вся их соединенная сила. Надолго ее не хватит. Видишь ли, они ждут тебя. Но тебе спускаться нельзя. Предоставь это нам.
Элвин, открыв рот, уставился на него.
— Кто вы?
Кабал усмехнулся:
— Солдат, исполняющий свой долг.
Он поднял голову и свистнул, подзывая лошадь. Животное подбежало к нему и тряхнуло головой.
— Ты знаешь, что надо делать. Я буду здесь, — сказал ей Кабал.
Кобылка согласно кивнула и в следующий момент — к изумлению и ужасу Элвина — прыгнула, не колеблясь, в яму. Элвин неотрывно наблюдал за лошадью, ожидая, что сейчас она осознает опасность, заржет в ужасе и рухнет в бездну, где ее ждет неминуемая смерть. Но лошадь вытянула ноги, словно это был обычный прыжок…
…или полет…
…и ее поглотила тьма.
— Они не могут драться с ней, — заметил, поднимаясь, Кабал.
— С Кеннаг? — ошеломленно спросил Элвин.
— Нет, с кобылой.
— Что?
Кабал проигнорировал его вскрик.
— Когда она вернется с Кеннаг, вы все должны как можно быстрее убираться отсюда. Рядом с Тором есть небольшой холм. От него течет ручей…
— Да, я знаю, где это. Монахи берут там воду, — сказал Элвин. — Его называют Кровавый Ключ.
— Это он и есть. Найдите колодец и прыгайте в него. Все, включая животных. Они не смогут преследовать вас — железо, которое и окрашивает воду в красный цвет, вредно для эльфов. Там вас будут ждать и помогут. — Тень улыбки скользнула по его губам, и взгляд на мгновение ушел куда-то далеко. — Будет ждать кто-то, кого я хорошо знал. Когда-то. Делайте, как она прикажет. Ей можно верить.
Элвин не выдержал:
— Вы один из них? Из эльфов?
Кабал рассмеялся, и звук его смеха, добродушного и веселого, успокоил монаха.
— Нет. Я всего лишь человек, такой же, как ты, брат Элвин. Не больше, но и — хвала Господу — не меньше. Я…
Его слова утонули в грозном реве, вырвавшемся из бездны. Тор содрогнулся, словно рассерженный.
— Это она, — сказал Кабал.
Элвин взглянул на него. Необычный послушник говорил спокойно, но его тело напряглось, напружинилось, как у приготовившегося к прыжку хищника. Следуя его примеру, Элвин поднялся, все еще трясясь, как листок на ветру, но все же теперь больше похожий на человека.
Лошадь эльфов выпрыгнула из пропасти так, словно ее подбросила неведомая сила. Поджатые к животу ноги выпрямились, и животное опустилось на все четыре точки. Кеннаг, перепачканная землей и чем-то похожим на сажу, сидела на спине кобылы, обхватив ее за в шею.
Чувство облегчения и огромной радости охватило Элвина, но упиваться им ему не дали. За безымянной лошадкой Кеннаг следовал кто-то еще.
Это был конь-демон, такой черный, что свет, похоже, не отражался от него, и такой тощий, что напоминал живой скелет. Гривой и хвостом ему служили языки пламени, а ужасная вонь распространялась далеко впереди. Он вылетел из ямы, издавая дикие крики, его красные зрачки неистово вращались, а из ноздрей били клубы черного дыма. Элвин сразу узнал его — воплощение Третьей Печати, Черный Конь, чей всадник — Голод.
Не прошло и мгновения, как к нему присоединились его спутники. Пес размером с маленького пони выбрался из ямы, захлебываясь от яростного лая. Он тоже был черный, с горящими огнем глазами. Белые, как луна, зубы оскалились, когда чудовище прыгнуло на Кеннаг. За вожаком последовала небольшая стая таких же злобных собак, воющих почти человеческими голосами, но только они были белые с красными ушами и явно подчинялись черному псу.
Но еще страшнее, чем конь и свора собак, была та, что сидела верхом на жеребце. С первого взгляда женщина поражала своей ослепительной красотой. В какой-то миг Элвин почему-то подумал, что это Кеннаг, но ее лицо с зелеными глазами, обрамленное развевающимися огненно-рыжими волосами, выражало такую ненависть, такую злобу, на которые Кеннаг, обычная женщина, была просто неспособна. И тут же взгляд потрясенного Элвина натолкнулся еще на одно доказательство ее нечеловеческой сути: от пояса и ниже эта прекрасная женщина представляла собой отвратительный разлагающийся труп.
Между тем псы окружили Кеннаг и ее лошадь. Последняя, похоже, внушала им страх, но они отчаянно рвались к всаднице. В их глазах горела ярость и жажда крови, капли слюны, падая, сжигали траву. Бледная как смерть, с расширившимися от ужаса глазами и застывшим в безмолвном крике ртом, Кеннаг из последних сил держалась на спине своей спасительницы.
Черный пес взлетел в воздух.
Ничего не соображая, Элвин бросился вперед. Страх за Кеннаг оказался сильнее парализовавшего его ужаса. Выкрикивая какие-то слова, он ударил чудовище по спине.
Зверь взвыл от боли, а Элвин отшатнулся. Рука онемела, как будто он бил не палкой, а голой рукой, и не по живой плоти, а по камню.
Возможно, так оно и было.
— Тащи его вниз, Гарм! — крикнула ужасная всадница. — Тащи в Нижний Мир, где я преподнесу его нашему другу. Кум Аннун! — Она повернулась к белым тварям: — Хватайте женщину!
Пес, названный Гармом, поднял голову и посмотрел на Элвина. Пасть приоткрылась, обнажая жуткие клыки, и он прыгнул.
Элвин не успел поднять посох Аарона и понял, что сейчас умрет. Громадный пес врезался в него и свалил на землю. От него жутко несло мертвечиной, и Элвина едва не вырвало. Монах закрыл глаза и приготовился к последней муке, но когти зверя не коснулись его плоти.
Пронзительный крик, так хорошо знакомый ему, прорезал воздух. Пес взвизгнул, и в следующее мгновение Элвин почувствовал, что на него уже ничто не давит.
Открыв глаза и хватая ртом воздух, он увидел Ровену, похожую на жуткой голове Гарма на неуместную белую шапочку. Кошка царапала псу глаза, хватала зубами его торчащие уши. Повернувшись, Элвин с изумлением обнаружил, что Валаам — старый, мирный, любящий поговорить Валаам — успешно воюет с белыми псами, используя свои могучие задние ноги, и все же одна из явившихся из Нижнего Мира собак подобралась сбоку и уже намеревалась вскочить ему на спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42