Был сделан вывод, что миамы хорошо чувствуют сотрясение почвы и, кроме того, обладают чем-то вроде кожного зрения, что позволяет им принимать и передавать визуальную информацию — скажем, свое отношение к непрошеным гостям. Голубовато-лиловую гамму было решено квалифицировать как позицию «доброжелательного нейтралитета».
Предположение о способности миамов к обмену визуальной информацией подтвердилось, когда было изучено строение их тела. Вся его поверхность, как выяснилось, была покрыта рецепторами, служившими для приема и передачи световых сигналов. Имелись и нервные волокна, которые вели к нескольким связанным между собой ганглиям. Помимо органов пищеварения и дыхания был также обнаружен электрический орган, отдаленно напоминавший орган земного угря. Не удалось понять назначение тонкого слоя нейронов, расположенного по всей поверхности тела миама непосредственно под его хитиновой «кожей». Больше всего он походил на мозговую оболочку — но ведь мозг как таковой отсутствовал!
Для дальнейших исследований требовались новые экземпляры. Однако их получение столкнулось с совершенно неожиданным препятствием. На следующий день после того, как были пойманы и изучены первые псевдогрибы, люди обнаружили, что лагерь окружен плотной стеной миамов. Однако теперь их тела не напоминали узор тропических бабочек — они полыхали кровавым, багровым, уходящим во мрак огнем. Это угнетающее зрелище продолжалось около часа. Затем шеренга внезапно изменила цвет на ослепительно белый; на этом фоне скользил, меняясь, темный узор. После этого кольцо разомкнулось, и обитатели планеты, двигаясь плотной колонной, удалились.
Люди, все это время находившиеся в ожидании самого худшего, смогли перевести дух и обменяться мнениями. Происшедшее было дружно квалифицировано как демонстрация негативных эмоций по поводу гибели сородичей, а возможно, и как предупреждение. Муравьи и пчелы не устраивают демонстраций; естественным стало появление новых гипотез, объясняющих поведение обитателей Анны. Биологи предложили считать миамов высокоорганизованными существами, обладающими начатками разума, чем-то вроде дельфинов. Автор другой теории, математик Мартин Росс, пошел дальше: он утверждал, что в лице миамов люди имеют дело с разумом, по меньшей мере равным своему. Он высказал предположение, что узоры на телах миамов не просто отражают их эмоциональное состояние, а несут гораздо больше информации, по сути, являясь речью. Отвечая на возражение об отсутствии у псевдогрибов мозга, он построил математическую модель миама и получил поразительный результат: выходило, что пресловутый слой нейронов действительно служит мозговой оболочкой, мозгом же является все тело миама.
Исходя из своих посылок, Росс начал опыты, имевшие целью изучить язык обитателей Анны и по возможности установить с ними контакт. Выбрав площадку неподалеку от группы вавилоидов, он установил на ней экран, на котором демонстрировал всевозможные знаки (различные алфавиты, математические символы, числовые ряды и т. д.), а также картины жизни на Земле. Рядом были размещены объемные модели геометрических фигур, строения атома и молекулы.
Немало дней прошло в напряженном ожидании, прежде чем миамы, после «красного пикета» уклонявшиеся от встреч с людьми, приблизились к площадке, прежде чем на их телах вновь появились сложные узоры. Разумеется, отныне все варианты этих узоров фиксировались и внимательно изучались. Когда число отмеченных комбинаций превысило 200 тысяч, Росс со всем накопленным материалом отбыл на Землю, заявив, что изучать язык должны специалисты-семиотики, а не любители вроде него. Однако опыты не прекратились — их продолжили единомышленники Росса. Именно им суждено было стать свидетелями явления, получившего название «волшебного фонаря». Однажды окружавшие площадку миамы сгруппировались, и в воздухе, напротив установленного людьми экрана, появилось некое его подобие — изогнутая светящаяся поверхность; она искривлялась, становилась объемной, перед людьми повис сверкающий шар, на поверхности которого с огромной быстротой сменяли друг друга земные символы, демонстрировавшиеся Россом, и неизвестные знаки и образы; все это продолжалось несколько минут.
Тем временем группа математиков и языковедов, изучавшая полученные Россом данные, выделила в узорах миамов повторявшиеся символы и расшифровала несколько фраз, в общем виде описывавших состояние жизни на Анне. Разумность «грибовидных подвижных» можно было считать доказанной. Теория Росса (которую захлебывавшаяся от восторга пресса назвала «россизмом») стала общепризнанной. Лучшие лингвисты, семиотики, психологи, медики теперь спешили попасть на далекую планету Сотейры. Работы по установлению контакта с братьями по разуму, изучению их языка и образа жизни шли полным ходом. Они давали поразительные результаты. В частности, люди узнали (и это после полугодового знакомства с миамами!), что обитатели Анны могут использовать свой электрический орган не только для легкого подстегивания мобилей: соединяясь в группы от 3 до 12 особей, они способны создавать электрический разряд большой мощности, поражающий на расстоянии до 20 метров; в недалеком прошлом именно с помощью этого оружия они избавились от своих опасных врагов — летающих ящеров.
Неприятный эпизод с гибелью нескольких аннцев на лабораторных столах и «красным пикетом» был забыт, обитатели планеты охотно, можно даже сказать увлеченно шли на контакт, исследования расширялись — и вдруг все резко изменилось. Исследователи, направившиеся к ближайшим вавилоидам, чтобы продолжить изучение языка миамов (было известно уже свыше ста специфических аннских «слов»), обнаружили, что обширная пещера, где обычно проходили встречи, пуста. Когда после долгих поисков они нашли нескольких миамов, те встретили землян уже знакомой багровой окраской. Ее лаконичный узор сообщал, что обитатели планеты крайне возмущены поведением землян, считают их вероломными обманщиками и прерывают всякие отношения с ними. Пока обескураженные ученые просматривали записи последних встреч, пытаясь обнаружить допущенную ими оплошность, послужившую причиной охлаждения, произошли новые удручающие события. Утром исследователи отправившиеся к вавилоидам, чтобы попытаться наладить взаимопонимание, обнаружили, что место обитания миамов обнесено настоящей стеной — строительным материалом послужили камни, соединенные клейкой смолой. После горячих споров было решено перебраться через ограждение и предпринять еще одну попытку договориться с хозяевами планеты. Однако посланных на переговоры встретило общее негодование и твердое требование немедленно убраться восвояси. А спустя несколько дней возле лагеря было обнаружено тело человека.
III
— Вначале мы решили, что в окрестностях планеты потерпел аварию какой-то звездолет, — рассказывая, начальник экспедиции то и дело оборачивался, словно хотел видеть реакцию инспектора. — Конечно, здесь никто не летает, трасс нет, но мало ли что. Послали запрос на спутник, потом коллега Вестич сам побывал там — этого не требовалось, но нам хотелось удостовериться. Ответ был отрицательный: ни один корабль, кроме экспедиционных, в системе Сотейры не появлялся. Тогда возникло предположение, что он из какой-то прежней группы, что у них кто-то пропал — мысль совершенно дикая, я понимаю, но ведь перед нами было мертвое тело, и надо было как-то объяснить… Послали запрос на базу; там, естественно, удивились, однако проверили, и… Впрочем, это вы сами знаете.
— А личная карточка — разве ее не было? — спросил инспектор.
— В том-то и дело — ни карточки, ни жетона, ничего.
— От чего он погиб?
— Лучевой удар. Да вы сейчас сами увидите.
Струманти открыл тяжелую дверь, из которой пахнуло холодом. Низкое помещение было тесно заставлено металлическими шкафами и стеллажами.
— Мы не знали, куда его положить — ведь у нас нет соответствующего… — Он словно оправдывался. — Пришлось освободить один из холодильников. Вот…
Один из сопровождавших открыл дверцу шкафа, и вдвоем с начальником они выкатили носилки.
Лежавшему на них человеку можно было дать лет 25, а можно было и 30 — обритый наголо череп и искаженное судорогой лицо скрывали возраст. Он был одет в комбинезон непривычной буро-сиреневой расцветки, на ногах — тяжелые ботинки. На левой стороне груди ткань комбинезона обуглилась и местами рассыпалась.
— Вы его осматривали? — спросил инспектор. Начальник экспедиции пожал плечами:
— Нет, мы хотели дождаться вас… Замерзшая молния не поддавалась, приходилось греть ее в руках. Там, куда пришелся удар — совсем рядом с сердцем, — оплавленная ткань крепко пристала к телу, одежду пришлось разрезать. Стало видно, что погибший был не только молод, но и силен. Широкая грудная клетка, крепкие мускулы говорили об упорных тренировках; осмотрев кисти рук, инспектор подумал, что тренировки были достаточно специфическими.
— Крепкий парень, — заметил Струманти. — Он похож скорее на пилота, чем на ученого, вам не кажется? Да, как же я забыл?!
Он повернулся к одному из шкафов, повозился с кодовым замком и протянул инспектору блеснувший сталью предмет.
— Это мы нашли рядом с ним. Наверное, его убили из такого же, как вы думаете? А может, даже из этого?
Это был бластер Е-16 с зарядным устройством на полчаса боя. Такое оружие было на строжайшем учете, им пользовались очень немногие.
— Вы когда-нибудь видели, как он действует? — спросил инспектор и, не дожидаясь ответа, пояснил: — Едва заметное отверстие — и все. Это ведь лазер. Нет, причина смерти была иная. Кто на базе сможет провести вскрытие?
Люди переглянулись. Один из них пожал плечами:
— Я врач, могу делать операции, но я никогда…
— Придется вам, ничего не поделаешь. Меня интересует прежде всего причина смерти, еще возраст, какие-то специфические особенности — полученные ранее травмы, перенесенные операции, что-то, связанное с родом деятельности. И еще необходимо проверить содержимое желудка и кишечника.
— Кишечника?
— Да, я хочу знать, чем он питался. И еще вот что, — он повернулся к руководителю экспедиции, — ведь у вас есть геолог или химик?
— Химика сейчас нет, но коллега Исикава может…
— На подошве ботинок есть кусочки почвы. Может быть, ваш геолог сможет определить, откуда они. Ведь вы изучали состав почвы; кажется, даже карта есть?
— Да, действительно, можно попробовать.
— И последняя просьба: кто-нибудь может показать место, где его нашли?
— Я могу показать, — отозвался бородач, чье лицо показалось инспектору знакомым.
Когда вышли наружу и инспектор увидел оранжевое солнце, клонившееся к закату, он словно впервые почувствовал, что находится не на Земле и не на станции, где работал последние месяцы, а на другой планете. Было приятно идти, чувствуя, как проминается под ногами земля; у инспектора возникло дурацкое желание пробежаться вприпрыжку.
— Вот здесь, совсем рядом, Круцке только вышел и видит — лежит… — Объяснения бородача соревновались в скорости с его ногами, и никто не хотел уступать; инспектор вспомнил, где видел его лицо — на экране визора.
Место, где обнаружили тело, было огорожено яркой лентой. Инспектор перешагнул ее и присел на корточки. Почва здесь была каменистой, следы едва заметны.
— Я в тот день дежурил, — продолжал свой рассказ бородач, — вдруг вижу, Круцке бежит и кричит. Я не знал, что и думать, приготовился уже дать сигнал тревоги…
— У вас установлено круглосуточное дежурство?
— Да, еще с первой экспедиции. Хотя тут некому нападать — только ящеры, но их мало, — но так заведено. Телекамеры, локаторы, дежурный на пульте — все как положено.
— И вы ничего не заметили ночью?
— Видите — здесь склон? Это место не наблюдается с базы.
— С того дня шли дожди?
— Нет, ни одного.
— Значит, эти следы были уже тогда?
— Какие — вот эти? Нет, знаете, это мы с Круцке. Мы ведь сначала подумали, это кто-то из наших, перевернули, и только тогда…
— Он лежал лицом вниз?
— Да. Руки вытянуты вдоль тела, странно так, никогда не думал, что убитые так лежат. Но мы подходили только с этой стороны, вот здесь. Потом Струманти велел все огородить, и уже никто не подходил.
— Хорошо, а вот эти полосы — откуда они?
— Какие полосы? — Бородач был явно озадачен. — Не знаю. Я их не видел.
— Тело лежало здесь?
— Да, это я обвел контур, я видел в кино, что полиция так делает.
— Правильно сделали.
Инспектор приподнялся и, не отрывая взгляда от едва заметных бороздок, прошел вдоль них. Однако через несколько метров почва стала совсем жесткой, на ней уже ничего нельзя было заметить.
— И никаких следов… — пробормотал инспектор, ни к кому не обращаясь. — А вы не помните, где лежал бластер?
— Почему не помню? Я же обвел.
— А, вот это. Извините, я не понял. Рядом с головой. Странно, правда?
— Может, он его выронил, а потом упал?
— Да, лицом вниз, держа руки по стойке «смирно»… Что ж, здесь, кажется, все.
Он огляделся и спросил, указывая на группу вавилоидов, вздымавшихся в километре от базы:
— Скажите, это там поселение миамов, о котором говорится в отчетах? Площадка, на которой происходил контакт, и построенная ими стена?
— Да, площадка там. Стенды, сооруженные Россом, до сих пор стоят. И стена на месте. А вот поселка больше нет.
— Как нет? В сообщениях об этом ничего не говорилось!
— Помните, когда вы начинали посадку, я выходил с вами на связь? Я тогда сказал, что у нас стало еще хуже. Так вот: вчера миамы ушли.
— Ушли? Куда?
— Вчера вечером несколько человек решили еще раз попробовать поговорить с ними. Забрались на стену — никого. Перелезли, подошли поближе — пусто. Тогда они залезли внутрь, чего уже давно никто не делал, — и там никого. Все ушли! Может, утром, может, ночью, а может, еще позавчера вечером — неизвестно. Почему, куда, зачем — никто не знает. У всех, особенно у ребят из группы контакта, похоронное настроение. Так все хорошо шло — и вот…
— Может быть, вы были слишком назойливы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9