Под призрачным туманом ничтожных забот и прихотей рода человеческого от века мерно колыхались волны этого океана, и те, кто подчинил их своей воле, и те, кто оказался раздавлен ими, слились в победном и гибельном вихре. Дух Грегори плясал с равными ему, и все-таки какая-то неуловимая малость удерживала его от полного растворения.
Да, что-то такое было. Из бездны транса он взывал к своему смертному сознанию и вопрошал, чего не хватает для свершения, что надо сделать еще, чтобы суметь прорвать пелену черной опоенности и достичь высшей награды. Какая жертва, какое заклание больше, чем гибель, которую он принес этим несчастным, бесприютным душам? Жар опалял его, требуя чего-то большего, словно рядом пылал огромный костер. Он был готов, только не знал, чего же от него хотят, и это вселяло страх, не позволявший до конца отдаться страстям, бушевавшим вокруг. К жару прибавился еще и звук, нарастающий рокот, в котором можно было различить ликующие крики и грохот какой-то невероятной силы. Вот он, вот — экстаз абсолютного господства, адская свадьба, брак Того, кто стал сатаною, с теми, за кем стоит сатана.
И все же чего-то не хватало, не было какой-то малости, из-за нее он не попадет на пир. Он напряг волю, все стихло, пусть на мгновенье, и тут он вспомнил.
Из призрачного, забытого мира всплыло воспоминание о ребенке, о серьезном малыше Адриане, и он понял: да, вот оно! Всем богам нужны миссионеры, и этот бог требовал своего. Он опустился в глубины памяти, собрал всю свежесть и невинность и преподнес их тайным, адским силам. Да, Адриан был для них желанной жертвой, рабом-посвященным, не ведавшим еще зла. Отныне этой цели должен был посвятить себя мужчина, тихо и неподвижно лежавший на постели в крошечном Фардле и одновременно стоявший перед неким престолом, там, внутри, где владыки и повелители мира, кружась в неистовой пляске, наблюдают, как гибнет бессмертная жизнь, уступая их коварной силе. Едва различимый призрак ребенка втянулся в их круг, и в тот момент, когда Адриан коротко простонал во сне, повернувшись в кроватке в далеком Лондоне, похожий стон раздался и в другой спальне. Стонал тот, кого приняли. Волна жгучего холода прокатилась сквозь него, многократно усиливаясь в местах, дважды натертых мазью.
Ноги, руки, гениталии, голову Персиммонса пронзили ледяные гвозди, боль была такой силы, что мгновенно обернулась наслаждением, стократ превосходящим все его мечты. Вселенная расторгла брак с ним, добровольно отринувшим благость и красоту. Пообещав принести в жертву ребенка, он обручился с тем, кто вне детства, возраста и времени, с тем, кто отражает и отрицает вечно сущего Бога. Грегори Персиммонса уже не было в мире, он пребывал в аду.
Когда союз этот стал распадаться и началось возвращение, Персиммонс ощутил его как дикий ураган. Зной и холод, внутренний мир и внешний, образы и призраки, звуки и запахи схватились в его душе насмерть. Хаос рухнул на него, вихрь подхватил и помчал прочь, в бесконечную пустоту анархии. Персиммонс пытался сосредоточиться то на внутренних ощущениях, то на проступавших перед его затуманенным взглядом фрагментах комнаты, но стоило ему выделить что-либо, как оно исчезало. Его охватила паника, он чуть не закричал и удержался лишь потому, что закричать — означало сгинуть. Перед ним снова проплыл образ Адриана и напомнил, как много еще предстоит сделать. Держась за эту мысль, он уже более уверенно стал подниматься к поверхности сознания, минуя множество слоев мглы, и когда все они поблекли и растаяли, он понял: шабаш закончен, он вернулся.
— Он очень вертится, — обеспокоенно сказала Барбара Лайонелу. — Я боюсь, не повредила ли ему эта лепешка на ночь? Ну, ну, миленький, успокойся! — она погладила спящего сына по голове.
— Может, ему просто переезд снится, — тихонько ответил Лайонел. — Надеюсь, ему понравится усадьба Персиммонса и все прочее.
— Тише, дорогой, — шептала Барбара, склонившись над постелькой, — все хорошо, спи спокойно.
Глава 7
Адриан
Обдумывая события последних дней, архидиакон неизменно возвращался к нескольким вопросам:
1. Действительно ли похищенный потир — это Святой Грааль?
2. Если да, то охотились ли преступники именно за ним?
3. Причастен ли к похищению Персиммонс?
4. Надо ли пытаться вернуть сокровище?
5. Как это сделать?
С одной стороны, архидиакону претило «возвращать свое имущество», хотя бы даже и Грааль. С другой стороны, если его предположения в отношении Персиммонса верны, не мешало бы кое-что выяснить. Однако не звонить же в полицию! Архидиакон очень не любил, чтобы его собственность возвращали силой, при помощи властей. В этом случае огласка неизбежна…
Вот такие вопросы и занимали архидиакона по пути в деревню через несколько дней после приезда в Калли семейства Рекстоу. Об их приезде архидиакон узнал, заметив на ранней воскресной мессе новой лицо (это была Барбара).
Бетсби совершал сложные дипломатические маневры, норовя как можно дольше не подпускать архидиакона к алтарю, он настойчиво пытался отправить его в отпуск, но архидиакон успешно сопротивлялся. Ему почему-то не хотелось покидать окрестности Калли, где, может быть, до сих пор пребывал Грааль.
На окраине деревни священника окликнули. Подняв голову, он увидел подходивших Грегори Персиммонса и незнакомого мужчину.
— Дорогой архидиакон! — радушно воскликнул Персиммонс. — Я рад видеть вас в добром здравии. Надеюсь, вы вполне окрепли? Вам надо бы съездить куда-нибудь на недельку-другую — Благодарю вас, — вежливо ответил архидиакон, — и не только за то, что подобрали меня на дороге, но и за ваше беспокойство о моем здоровье. Вы были так… внимательны ко мне, — в последний момент из любви к истине архидиакон словом «внимательны» заменил слово «добры».
— Ах, пустяки! — отмахнулся Персиммонс, — я так рад, что вам лучше. Вы не встречались раньше с сэром Джайлсом Тамалти? Позвольте вас представить: сэр Джайлс — архидиакон Фардля.
— Я слышал, на вас напали бандиты, — проговорил сэр Джайлс, пожимая руку архидиакону. — И много их у вас здесь?
Архидиакон собрался ответить, но в этот момент на дороге показалась Барбара Рекстоу с Адрианом, и Персиммонс, извинившись, поспешил им навстречу. Маленькая заминка позволила архидиакону избежать разговора о бандитах и свернуть на другую тему.
— Я только что прочел вашу последнюю книгу, сэр Джайлс. Очень интересно, — он говорил слегка напыщенно, словно в нем действительно проснулся чисто клерикальный интерес. — Особенно статья о Граале. И что же, по-вашему, э-э… это правда?
— Что значит «правда»? — откликнулся сэр Джайлс. — Что вы имеете в виду? Это же историческое исследование. С таким же успехом можно спросить, насколько правдивы криптограммы.
— Именно так, именно так, — пел архидиакон, просто исходя ортодоксальностью, — вы совершенно правы. Но раз уж нам довелось столь занятно встретиться, должен вам кое в чем признаться и заодно задать вопрос. Надеюсь, вы простите мне и то, и другое.
Томясь от острой скуки, сэр Джайлс смотрел на дорогу. Персиммонс, ухватив Адриана за руку и болтая с Барбарой, медленно удалялся в сторону дома. Архидиакон не умолкал, но сэр Джайлс очнулся только при словах:
— ..и это, конечно, самое интересное. Тут виноват только я, но я никому не выдал тайны, так что, надеюсь, вы не в обиде. Если бы вы могли сказать мне, конфиденциально, разумеется, почему вы решили снять последний абзац, я был бы вам очень признателен, хотя, может быть, я не вправе задавать этот вопрос…
Архидиакон выжидательно замолк, и сэр Джайлс подобрался. Какой еще абзац? Он снял только один абзац, последний, но откуда какому-то деревенскому священнику об этом знать? В чем он виноват? И только ли он виноват? Сэр Джайлс покачал головой.
— Жаль, что он попался вам на глаза, — сказал он. — Впрочем, ничего плохого в этом нет. В конце концов, это ваш приход, у вас есть определенные права… Что же до абзаца…
Эй, Персиммонс! — заорал он вдруг. — Идите-ка сюда!
Священник протянул руку, словно пытаясь остановить его.
— Помилуй Бог, сэр Джайлс, он же с дамой беседует!
— Да какая там дама, — проворчал под нос сэр Джайлс, — сельская потаскуха, а может, и городская, неважно. Персиммонс! — снова с раздражением крикнул он.
Грегори торопливо попрощался с Барбарой и Адрианом и поспешил назад.
— Ну? Что стряслось? — осведомился он, подходя.
Сэр Джайлс недобро усмехнулся.
— Что бы вы думали? — сказал он. — Архидиакон видел тот абзац, который пришлось снять по вашему настоянию. Он знает, что Грааль должен был храниться у него в церкви. А вот тот самый Персиммонс, — обратился он к архидиакону, — это он заставил меня сократить статью. Он считает мои аргументы неубедительными, но это чушь! Да они кого угодно убедят!
Адриан у поворота дороги обернулся и еще раз крикнул «до свидания!». Грегори, ни на минуту не забывавший о своем долге, повернулся и помахал малышу рукой. Таким образом он выиграл время собраться с мыслями и поэтому спокойно присоединил свою улыбку к вежливо-выжидательной улыбке священника и глумливой ухмылке сэра Джайлса. Это дало повод случайному велосипедисту, объехавшему улыбчивую троицу на дороге, горько подумать о том, как легко и весело живется таким людям.
— Господи! — всплеснул руками архидиакон. — Уж не потому ли в нем так нуждались ваши миссионеры?
— Допустим, — без тени смущения ответил Грегори. — Вполне возможно. В свое время я собирал нечто вроде коллекции, и когда узнал от сэра Джайлса, чем может оказаться ваш старинный потир, конечно, не утерпел.
— Хорошо быть коллекционером, — серьезно ответил архидиакон. — Наверное, эта страсть может вспыхнуть в любой момент и по отношению к чему угодно. И много в вашей коллекции церковных потиров?
— Ни одного нет, — усмехнувшись, ответил Грегори. — Ваш-то я ведь так и не получил. Подумать только! Грааль у какого-то вора, а сейчас, поди, уже в ломбарде. Вы пустили по следу полицию?
— Вряд ли полиция его найдет, — вздохнул архидиакон. — Наш деревенский сержант за своими детьми никак не уследит, куда уж ему разыскивать церковное добро! Что ж, всего хорошего, сэр Джайлс, всего хорошего, мистер Персиммонс.
— Подождите-ка уходить, — остановил его Персиммонс. — Зашли бы в Калли, посмотрели на мои игрушки. Вы же не держите на меня зла? Мне ведь так и не удалось вас надуть.
— С удовольствием бы зашел, — неожиданно согласился архидиакон. — Коллекции всегда приятно посмотреть.
С миру по нитке, как говорится…
По дороге к Калли архидиакон тихонько затянул:
«Благословен Господь, ибо Он благ, ибо вовек милость Его…»
— Простите? — не понял Грегори, а сэр Джайлс недоуменно осведомился: «Э-э?»
— Нет, нет, ничего, — торопливо заверил архидиакон. — Это я так… импровизирую. Какая погода славная! — Он улыбнулся своим спутникам фальшивой улыбкой, храня в сердце спокойное веселье.
Грегори припомнил, как однажды импровизация священника унесла его чуть ли не на другой конец графства, и впервые подумал, все ли в порядке с головой у этого клирика.
Сэру Джайлсу, напротив, стало интересно. Искоса бросив взгляд на Грегори, он уловил его легкую растерянность и ухмыльнулся про себя. Поездка в эту дыру оказывалась занимательнее, чем он думал. И дома, и за границей сэр Джайлс с особым тщанием выискивал религиозных экстремистов, бродивших, независимо от конфессиональной принадлежности, где-то на грани метафизики, мистицизма, а то и безумия. Ему доставляло удовольствие наблюдать их. Сам он не верил ни в бога ни в черта, считая их занятными антропоморфическими конструкциями. Его скучающий ум просто развлекался, сбивая с толку встречавшихся религиозных фанатиков. Во время многочисленных путешествий, собирая сведения по крохам, сэр Джайлс не раз сталкивался с упоминаниями о таинственной волшебной мази. Он по-прежнему мало знал о ее составе или способе приготовления, — эти секреты хранились людьми другого круга, — но в том, что она может ввести неофита в исступление, он не сомневался. Поэтому, как только случай сводил его с подходящим человеком, сэр Джайлс, исключительно в научных целях, всеми силами подсовывал ему колдовское зелье. К сожалению, нужные субъекты попадались редко. Здесь требовалась особенно мерзкая, садистская натура, еще неизвестно, потянет ли на эту роль Персиммонс… Впрочем, начало положено, теперь оставалось только извлечь из эксперимента максимум возможного удовольствия.
Примерно так же думал он и о Граале. В том, что потир из Фардля и есть легендарный Грааль, он не сомневался. Доказательства подобрались хоть и пестрые, но надежные.
Пожалуй, он слегка сожалел, что необратимость времени не позволяет изучить происхождение Чаши и ее первого хозяина со всем Его окружением. «Все мученики — мазохисты, — думал он, — но распятие — это уж какая-то совсем извращенная форма». Если вспомнить, что этот еврей вроде бы любил наш мир, чем же еще могли быть Страсти, как не мазохизмом?
Тогда, естественно, все причастники страдают садизмом. Церковь, поневоле — или то, или это, а в крайних случаях — и то, и другое. Вопрос в том, к чему ближе здешний настоятель.
Архидиакон, не подозревая о попытках классифицировать себя, весело шагал между двумя спутниками по дороге к Калли. При случае он решил намекнуть Персиммонсу, что догадывается о нынешнем местонахождении Грааля.
Жаль, конечно, что после болезни он как-то рассказал Бетеби о похищении Чаши. Тот, конечно, проболтается, хорошо бы хоть не сразу. Почему вдруг Чаша так понадобилась коллекционеру?
— Вы собираете что-нибудь определенное? — спросил он у Грегори. — Или так, что попадется?
— У меня есть несколько раритетов, — ответил Грегори, — две-три старые ризы, ну и еще кое-что. Остались с той поры, когда я интересовался экклезиологией. А потом я увлекся древним Китаем, масками, в основном.
— Да, маски — это интересно, — с неопределенной интонацией проговорил архидиакон. — Мне кажется, китайские маски должны быть совсем без бороды, а?
— У моих-то бороды точно нет, — сказал Грегори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30