— Барбара, вы правда думаете, что этот знахарь вам помог? — спросил Кеннет.
— Она и сама не знает, — ответил за жену Лайонел. — В таком состоянии не до наблюдений. И я не знаю. Но если не он, то кто, скажи на милость? Вообще-то, он был в нескольких шагах, просто не пойму, что он мог сделать.
— Я действительно не знаю, Кеннет, — проговорила Барбара. — Стало темно, что-то страшно давило, я словно была на краю пропасти, вот-вот свалюсь. Да я уже падала и думала: это — конец. Нет-нет, Лайонел, не беспокойся, все в порядке! И вот, когда я падала, все в один миг переменилось.
Теперь я падала в полную безопасность. Я была совершенно счастлива. Невозможно передать, как покойно мне вдруг стало. Как будто я узнала кого-то, встретила старого, доброго друга. Знаете, когда говоришь: «Вот радость-то!.. Я вас сразу узнала!»
Трое мужчин внимательно слушали ее. Она помолчала, улыбнулась и заговорила снова;
— Сейчас, когда вспоминаешь, видишь: это похоже на больной зуб. И неприятно, и болезненно, но недолго. Мне совсем не трудно об этом говорить. А вот когда я была там, вокруг была страшная мерзость! Я и думать не думала, что такое может ко мне прицепиться!
— Да ты ведь вообще об этом не думала, — нежно глядя на жену, сказал Лайонел.
Она улыбнулась ему в ответ и слегка потянулась. Потом безотчетно раскинула руки вдоль верхней планки забора запрокинула лицо к вечереющему небу и замерла в сладкой истоме.
Кеннет вздрогнул.
— Барбара, не надо, — попросил он. — Уж очень похоже на распятие.
Не меняя позы, Барбара взглянула на него и вдруг вся подобралась, шагнула вперед и воскликнула:
— Вот радость-то! Я вас сразу узнала… — и остановилась в смущении.
Мужчины удивленно оглянулись. Позади них на тропинке стоял молодой человек в сером костюме и приветливо улыбался Барбаре. Она вспыхнула и, волнуясь, пробормотала:
— Простите меня, ужасно глупо, но я не могу припомнить вашего имени. Я так рада видеть вас! Я даже не знаю, почему я не помню…
— Меня зовут Иоанн, — прозвучал негромкий ясный голос. — Едва ли мое имя вам знакомо, хотя мы встречались несколько раз.
— Знаю, знаю, — Барбара подалась вперед. — Погодите минутку, я вспомню. Это было… это было… как раз перед нашей свадьбой. Да… И потом тоже… Фу, как глупо! Я не помню Лайонел, напомни же мне! — Она повернула к мужу лицо» пунцовое от радости, удивления и смущения. Лайонел решительно покачал головой.
— Да, я знаю вас, — сказал он человеку в сером, — но понятия не имею, откуда.
— Это неважно, — мягко произнес Иоанн. — Главное, чтобы тебя помнили. Я думаю, с этими джентльменами мы тоже встречались.
Кеннет засмеялся.
— Господи, какая нелепость! — воскликнул он. — Когда я только увидел вас, я точно знал, что вы — священник и мы знакомы. Наверное, я ошибся. Я совершенно не помню, где мы встречались.
— В какой-нибудь церкви, — улыбнулся ему Иоанн и взглянул на герцога.
— В Ориэле, — уверенно сказал герцог, — на приеме… подождите, чей же это был прием? По-моему, довольно давно.
— Не так уж и давно, — промолвил Иоанн. — Я рад, что вы не совсем забыли меня, герцог.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — возбужденно сказала Барбара, — но у меня такое чувство… Скажите, вы не были сегодня там, в доме?
— Вы не волнуйтесь, — улыбнулся и ей Иоанн. — Я знаю Персиммонса, да и он скоро познакомится со мной поближе. Скажите лучше, как Адриан?
— Хорошо, спасибо, — ответил Лайонел и неуверенно взглянул на Барбару. — Милая, может быть, тебе лучше вернуться? Вы знаете, — обратился он к человеку в сером, — жена нездорова, она еще не вполне оправилась. По-моему, не стоит ее волновать.
— Я все понимаю, — тихим, но удивительно звучным голосом ответил тот, кто называл себя Иоанном. — Вам не о чем беспокоиться. Ваша жена в безопасности. Эта вселенная несет свое спасение в собственном сердце. — Он посмотрел на Барбару. — Мы встречались в таких местах, о которых непросто забыть, — сказал он, — встречались до вашей свадьбы, встречались и после, сегодня тоже. Этой ночью спите спокойно, врата ада больше не властны над вами. А вы, мой дорогой герцог, вы возлюбили то, чем владею я, и привязанность ваша спасет вас. Как смотрите вы за домом своим, так не оставляйте без присмотра собственное сердце. Молитесь, покуда не придет хозяин Грааля! — Иоанн шагнул к Кеннету. — Для вас у меня нет вести, только весть Грааля: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».
Иоанн отступил на шаг, и, когда мужчины, переглянувшись, снова посмотрели на дорогу, она была пуста. Ни один из них не мог сказать, в какую сторону удалился их странный собеседник.
Барбара сияющими глазами смотрела на Кеннета.
— Ох, Кеннет, — выдохнула она, — ведь это он встретил меня на краю пропасти! И он обещал вам: «Ныне же!..»
Кеннет помолчал, потом пожал плечами и рассеянно проговорил:
— Ну что ж, доброй ночи, Барбара, — и Барбара в ответ протянула ему обе руки. — Доброй ночи, Лайонел. Обязательно вытряси из Стивена еще недельку. Вам надо отдохнуть. — Он повернулся к герцогу и тронул его за локоть, — Идемте, герцог. Нам еще в Лондон поспеть надо.
Успело порядком стемнеть, когда архидиакон, бродивший но дорожкам сада, приметил возле калитки царя и священника. Перед тем архидиакон долго глядел на фиолетовую полосу в закатном небе, и теперь ему показалось, что фигура в сером костюме возникла прямо из воздуха синих сумерек. Архидиакон подошел и остановился, слушая слова, заполнившие все его сознание. Он едва ли смог бы сказать, звучат они въяве или их постигает его внутренний слух, как минутой раньше не мог сказать, пришел ли гость по дороге, или явился со вселенских путей, из мира, чьим выражением он являлся.
— Время мое близко, — звучал над садом, а может — лишь в сознании архидиакона ясный голос.
— О пресветлый Владыка, «совершу Пасху с учениками Моими», — ответил архидиакон, — все ведомо Тебе.
— Я только вестник, — мягко прозвучал голос, — но я — предтеча. Я — Иоанн, я — Галахад, я — Мария, я — Хранящий Святыню. В дальних странах, в дальних залах хранил я Грааль, и цари поклонялись мне, а порой я переносил его в сокровенный край человеческой души. Вся святость и вся магия мира не минуют меня. Века прошли с тех пор, как люди унесли Грааль, но ни на минуту не покидал я его. Друг мой и брат, близится ночь Пришествия.
— Много ночей провел я в молитвенном бдении, — ответил архидиакон. — Да пребудет вовеки милость Его.
— Я был с тобою все эти ночи, — молвил голос, — и не только я, а Пославший меня. Молись и сегодня, ибо ночь темна.
Утром второго дня жди, я приду, и мы вместе будем вершить Таинства Господни, а после — свершится воля Его, и ты увидишь, чем все это кончится. Да не покинут тебя стойкость и мужество.
Голос умолк. На дороге за калиткой никого не было.
Архидиакон спокойно смотрел вдаль, привычно шепча строки любимого псалма.
Глава 14
Библия миссис Хипи
Инспектор ехал в Лондон. Первый ледок рождающейся версии был скользок. Может быть, он напрасно все бросил и кинулся в Лондон — так же напрасно, как и все в этом расследовании. Но, с другой стороны, едва ли в окрестностях Лондона слишком много низкорослых мужчин, связанных с Веслианской церковью и убитых в последние два месяца. Слушая этим утром Бетсби, инспектор пережил озарение.
Два ручейка — факты и собственные размышления — слились в один поток и дальше текли в едином русле, словно проблема начала решаться естественным ходом событий.
Приходилось напоминать себе, что так не бывает: совпадения приводят к однозначным выводам, а те, в свою очередь, выстраиваются в стройную версию. Слишком просто, чтобы доверять такой версии Инспектор припомнил свою соседку, миссис Хипи. Она жила через два дома от него, была в хороших отношениях с его женой, они частенько ходили вместе на распродажи и, кажется, в церковь. Если бы ее квартирант внезапно исчез, неужели она ничего не рассказала бы приятельнице? «Что-то здесь не вяжется, — думал инспектор, — да, именно это слабое место надо бы проверить в первую очередь».
Жена гостила у своей матери, так что он пообедал на Кинг Кросс, а затем направился к дому 227 по Тоббл-Хорстроуд. Дверь открыла сама миссис Хипи.
— О, входите, инспектор, — приветливо пригласила она, — а я думала, вы уехали. Кажется, ваша жена говорила…
— Да, верно, — подтвердил он, входя за хозяйкой в гостиную, как важно именовали комнату, окна которой эркером выходили на улицу. — Пришлось вернуться. Служба .
— Да? — довольно равнодушно произнесла миссис Хипи. — Инспектор, вы не знаете рыбу из шести букв?
— Рыбу? — Инспектор слегка опешил. — Тюлень?
Лосось? Макрель? Нет, макрель из семи.
— А может быть, мягкий знак не считается? — живо предположила миссис Хипи. — Кто всех мокрей? Макрель!
— Почему? — не понял инспектор. — В чем тут суть?
Миссис Хипи, порывшись в бумагах, извлекла зеленый с золотом журнальчик, на котором красными буквами было написано: «Кроссворды и загадки. Журнал для всех».
— Вот, — объяснила она. — Предлагают приз за десять лучших вопросов и ответов. Четыре я уже придумала. По чему шнурок шнурует? — Она подождала и победоносно выпалила:
— По дыркам! А вот следующий…
— Отлично! Просто здорово, миссис Хипи! — вскричал инспектор. — Очень остроумно! Наверное, вы выиграете и все это напечатают. Не хотел бы надолго отрывать вас от такого важного дела. Я зашел только спросить, не знаете ли вы человека по фамилии Петтисон? Он вроде останавливался у вас…
— Петтисон? — хозяйка широко открыла глаза. — Вы что, арестовать его хотите? Понятия не имею, где он. Съехал месяц назад — А вы случайно не знаете, куда?
— В Канаду. Это он говорил. Такой забавный! Совсем не общительный, понимаете?.. Я ему отдала все старые номера, — она потрясла перед носом у инспектора «Кроссвордами и загадками», — так можете себе представить, он ни одного кроссворда не решил! И еще Библию испортил, мамину.
Слава богу, не ту, с которой я в церковь хожу. Всю исчеркал.
Вот так всегда — хочешь помочь человеку, а он вовсе того и не стоит.
— Да, конечно, но, может попробуете еще раз, поможете мне? — сказал инспектор. — Я хотел бы взглянуть на эту Библию. А вы уверены, что он уехал в Канаду?
— Не то чтобы уверена, — проговорила миссис Хипи, с тоской поглядывая на «Кроссворды», — это он так говорил.
А потом как-то утром попрощался и сказал, что пришлет открытку. Конечно, не прислал.
Дальнейшие расспросы почти ничего не дали. Миссис Хипи знала на удивление мало. Время от времени она сдавала две комнаты одиноким джентльменам, и Петтисон был ее последним постояльцем Он заметил объявление в окне, долго доказывал свою порядочность и кредитоспособность и выглядел при этом весьма обеспокоенным. О причинах его волнений хозяйка ничего не знала. Несколько раз она встречала его в церкви (Веслианской), но, кажется, успокоения он там не нашел, одолжил Библию и всю исчеркал. В конце концов, он собрал свой чемоданчик, сообщил, что отправляется в Канаду, и больше они не встречались.
С тех пор комнаты «приводили в порядок», ожидая приезда замужней сестры. Инспектор тщательно обследовал их одну за другой, но единственной добычей так и осталась та самая Библия. Ее-то инспектор и уволок в свое временно пустующее логово и подверг всестороннему исследованию.
Поначалу ему показалось, что заметки к делу не относятся. Они попадались часто — на форзацах, на полях, а то и прямо поверх текста, и содержали обрывки молитв, междометия, даже целые фразы. Иногда фразу, наспех записанную над строкой, переписывали на полях и подчеркивали; как правило, речь шла о милосердии Господнем. Часто повторялось исступленное «Верую! верую!», например, против стиха «Бог есть Любовь».
Правда, были тут и вопросительные знаки, причем фразу тоже подчеркивали, например, было жирно подчеркнуто: «Отойдите от меня, делающие беззаконие» и «тот, который есть скверна, в скверне и останется». Такого же внимания удостоилась фраза:
«Я предал его сатане». Слова и речения о непростительных грехах были обведены рамочкой, так же как «Он проявит жалость, к кому пожелает». Среди каракулей встречались и комментарии, написанные очень четко. Так, аккуратно выведенное «ложь» отмечало стих «Бог пребудет всем во всем», а напротив «Примиряющий мир в Себе» стояло четкое «Не правда!»
Оборот титульного листа и шмуцтитулы, разделяющие книги, заполняли более пространные рассуждения. Разобрать их было нелегко. Первое из них как бы открывало дискуссию о том, обещано ли нам спасение и завершалось словами: «Я проклят».
Видимо, речь шла об упражнениях религиозного маньяка, мало что дававших инспектору. Он ничуть не приблизился к ответу на вопрос, почему Петтисон (если это его труп лежал под столом в издательстве) дал себя убить. Вдруг в конце Второзакония инспектору бросилось в глаза слово «Грегори».
Только одно слово, но оно пробудило в душе Колхауна угасшую было надежду. Нет, подумал он, одно дело — прочитать имя человека, и совсем другое — доказать, что именно этот человек убил писавшего. Он продолжал перелистывать страницы.
В конце Книги Иова обнаружилась запись: «Он не даст мне уйти, но Иисус не даст увести меня». «Он» могло, в сущности, относиться и к Грегори, и к дьяволу, подумал инспектор. Что ж, если у Петтисона с дьяволом сложились особые отношения, еще не все потеряно.
Между двумя малыми пророками попались каракули:
«Я видел ее сегодня. Значит, дома ее нет», — и долго страницы оставались чистыми, пока, наконец, на обороте «Нового Завета Господа нашего Иисуса Христа» инспектор не наткнулся на целое послание.
«Я хочу все это записать. Я — Джеймс Монтгомери Петтисон. Мне сорок шесть лет, и я знаю, что дьявол скоро убьет меня. Я слишком долго служил ему против своего желания и теперь не могу от него избавиться. Когда я услышал проповедь мистера Макдермота, я почувствовал, как сердце мое открылось, Господь пришел ко мне и спас меня. Тогда я свидетельствовал о моем хозяине, ибо он — еще худший грешник, чем я, и понял: нет, от него мне не спастись, он слишком крепко меня держит, ведь я служил ему и дьяволу целых двадцать четыре года, с того самого момента, как он застукал меня на ограблении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30