.. Рамирес. – Он оторвался от письма и с любопытством воззрился на девушку: – Ты что, испанка?– Седьмая вода на киселе. Дедушка был испанцем. Привезли в СССР перед войной, еще ребенком. Слышали, наверное, про детей, вывезенных из Испании в конце Гражданской войны, когда там фашисты победили.– Интересно. Значит, Рамирес, «...от которой мною получена папка с документами (древняя рукопись и общая тетрадь). Обязуюсь вернуть ее в целости и сохранности в течение месяца с момента написания этого документа. Подпись. Число». Теперь нужно заверить.Жора отворил дверь и во весь голос крикнул:– Марина Александровна?!Через минуту в кабинет вошла немолодая грузная женщина, дожевывая что-то на ходу.– Марина Александровна, нужно заверить расписку, – обратился Жора к женщине.– Пожалуйста. А что она вам отдает?– Да вот... Старые рукописи, – Жора показал на стол.– И что в них?– Еще не знаю.Женщина расписалась, потом Жора сходил в канцелярию, поставил печать и вручил бумагу Бланке. К ней он присовокупил свою визитку, на которой стояли номера рабочих и домашних телефонов, в том числе и сотового.– Кажется, все.– Когда вам позвонить? – спросила Бланка.– Денька через три.Девушка оделась, потом исподлобья взглянула на Жору. Казалось, она хотела еще что-то сказать, но, похоже, в последнюю минуту передумала.– Надеюсь на вашу порядочность, – вместо прощания произнесла она и покинула кабинет. ГЛАВА 2 Наш герой неподвижно сидел за столом, стараясь не смотреть в сторону разложенных поодаль документов. Предстояло исследовать их, а перед этим нужно сосредоточиться, одновременно отрешившись от сиюминутной суеты, сконцентрировать внимание, обострить чувства, включить интуицию. Помедитировав с полчаса, он решил, что готов к работе.С чего начать? Перед ним старинный манускрипт и рассыпающаяся общая тетрадь в порыжевшем коленкоре. Ах да. Еще папка. Начнем с нее, пожалуй.Жора поднял картонку за выцветший шнурок и помотал ею перед носом, словно ожидая, что из нее вывалится что-нибудь новенькое. Но, увы. Папка оказалась пуста. Он присмотрелся к картонной обложке. Поблекшая, полустершаяся надпись: «Личное дело». Еще какие-то едва различимые карандашные каракули. Сверху над «Личным делом» что-то виднеется. Он взял лупу. Ага, буквы. Первая «Л», дальше «и», «х», «о».Лихо! Что это за лихо такое? Еще какие-то литеры – «е» и «а». Итак, получается: Лихо е...а. Лихое дела? Почему первое слово в единственном числе, а второе во множественном? Нет, не то! Лихие дела? Но пятая буква точно «е». Лихолетье? Опять не то. Может, прибавить света?Жора включил настольную лампу и вновь взялся за лупу. «Лиходеевка», – кое-как разобрал он. Дальше цифры. Похоже, дата. 13. 03. 1948. Ясно. «Личное дело» завели вскоре после войны. Больше ничего примечательного на папке не имелось. И то хлеб.Теперь за что браться? За древнюю рукопись или за тетрадку? Конечно, записи в тетрадке достаточно четкие, почти каллиграфические, и чернила хотя и поблекли, но вполне различимы. Однако, скорее всего, тетрадь – комментарии к рукописи. Значит, нужно начать с нее.Жора подвинул к себе рукопись. Это, конечно же, не пергамент, а бумага. Лист большой, что называется, неформатный. Заляпан, покрыт пятнами, с одного края обгорел. Взглянем на просвет.Он поднес лист к лампе. Ага! Имеются водяные знаки! Видны они плохо, поскольку лист сильно загрязнен, однако разобрать рисунок все-таки можно. Отлично! Теперь несложно определить страну изготовления, а возможно, и время. Жора снял со стеллажа большую стационарную лупу и поднес к ней лист. Так. Водяной знак в виде герба. На среднем столбе три косых андреевских креста. Щит поддерживают два вздыбленных леопарда.Он отложил лист, отворил дверь кабинета и заорал:– Марина Александровна?!– Ась? – послышалось в ответ.– На минуту.Вновь появилась дородная дама. Она по-прежнему что-то жевала.– Еще чего подписать? – поспешно сглотнув, спросила дама.– На этот раз другое. По водяным знакам чего у нас в библиотеке есть?– По водяным?.. Трехтомник Лихачева Николая Петровича. «Палеографические значения бумажных водяных знаков». Еще дореволюционного издания.– Я, пожалуй, в него загляну...Через полчаса происхождение бумаги было установлено. Оказалось, она изготовлена в Голландии, скорее всего, в конце семнадцатого – начале восемнадцатого века. Об этом говорил водяной знак в виде, как оказалось, герба Амстердама. Отлично! Значит, бумага почти наверняка подлинная. Наверное, и текст настоящий. Итак, текст... Пора браться за него.Жора достал лист стекла, по размеру чуть больше самого манускрипта, положил под него лист с текстом, на стекло поставил стационарную лупу, а рядом пристроил сильную лампу. Теперь текст вполне можно было разобрать.Что ж, приступим. И он принялся читать: «В лето Господне от сотворения мира 7214 , а от Рождества Христова 1706 , июня в 18 день в нашу обитель пожаловал государев дьяк Петр Скрябин с ратными людьми , для проведения сыска. А сыск тот пущен по злому навету чернеца Прохора , которого отец настоятель , преподобный Серапион , приказал высечь за непотребство , а именно неумеренное питие хмельного зелья , блудное , а , иножды , и носильное сожительство со многими жопками , кои в монастырь приходили приложиться к чудотворным мощам святого старца Варсонофия. Сей Прохор , затая злобу лютую , измыслил и сотворил навет на настоятеля , преподобного Серапиона. Будто бы сей Серапион говорил про царское величество многия неистовые слова , хулил его на проповеди и вселюдно обзывшъ Антихристом и исчадием ада. Кроме сего , как указал дьяк Скрябин , преподобный Серапион подбивал народишко бунтоваться против Государя и на сие дело давал денег немало. Посему Государь после сыска неправедного повелел преподобного Серапиона бить кнутом и сослать на вечное житие в монастырь на Белоозеро , обитель упразднить , а братию забрить в ратные люди. Опрежь того за два дни преподобный Серапион , видя для обители разорение и гибель неминучую , а для себя бесчестье , призвал меня , келейника Анфимия , и наказал увезть из обители монастырскую казну и спрятать ее до особого дня в заветном месте , а именно в сельце Лиходеевке , отстоявшем от монастыря далече , но при этом весьма пригодном и благоприятном для сего начинания. Тамошний помещик , господин Кокуев , приходился преподобному родным братом. Посему он заране извещен о моем прибытии. Поклав на телегу фляги с добром , я тронулся в путь и чрез два дни прибыл в означенное сельцо. Господин Кокуев встретил меня по-доброму и тотчас озаботился сокрытием монастырской казны. Порешил он закопать фляги на погосте , а именно в господском захоронении , кое отлично от остальных своим видом. Это малая часов енка , в полу коей есть плита ка менна с кольцом. Ежели поднять плиту за сие кольцо , открывается ход вглубь. Там и стоят господские гробы , а пол и стены в сием погребе вымощены камнем. Однако же для фляг мы с ним , трудясь целый день , выдолбили в стене малую пещерку , куда и поставили сии фляги , а после заложили стену камнем , и гляделось так , словно никакой пещерки досель не водилось. Сам погреб преогромный , и , надобно думать , места для будущих усопших в нем достаточно. Пещерка находится от входа строго на север , высота от пола – дв а аршина. Фляги две оло вянны с широким горлом. Каждая – в аршин высотой. В одной деньги: мелкая серебряная копейка , а окромя нее , новые , серебряные же рубли и полтины , заграничные талеры-ефимки и золотые червонцы. Во второй фляге каменья драгоценные , жемчуга и всякая золотая и серебряная рухлядь , коею в монастырь вкладывали прихожане. А за три столетия ее набралось весьма изрядно. К сему руку приложил старец Анфимий. Писано сие года 7215 или 1707 от Р. X . , генваря 6 , в Богоявлениев день». Жора окончил чтение, перевел дух, поднялся и подошел к окну. На подсохшем асфальте прыгали девчонки, играя в классики. Даже странно видеть в наше время подобное развлечение. А вот скачут же! Он взглянул на часы и только сейчас вспомнил, что с утра во рту крошки не было. Так увлекся, что забыл про обед. Но действительно дело-то весьма занятно.Итак, рукопись указывает на закопанный почти триста лет назад клад, и, судя по всему, по стоимости весьма приличный. Местонахождение – таинственная Лиходеевка. Однако сразу же возникают вопросы. Первый: где искать эту Лиходеевку? Возможно, это или самое простое, или самое сложное. Название деревни довольно редкое.Он достал «Атлас автомобильных дорог», глянул в указатель названий населенных пунктов. Нет никакой Лиходеевки. Вот Лиховка есть. Где, интересно, она находится? Ах, на Украине, в районе Днепродзержинска. Не то! Речь наверняка идет о средней полосе. Был монастырь. Его почему-то закрыли. Хотя известно почему. Настоятель выступал против Петра. Ну и что? Мало ли подобных деятелей имелось в то время. Наказали и сослали – это понятно, но зачем же закрывать обитель? Так в ту пору не поступали. Кстати, название монастыря в рукописи не фигурирует. Опять же непонятно почему. Может, глянуть эту Лиходеевку в Интернете?Жора включил компьютер, набрал в поисковике нужное слово. Ага, есть! Река в Мурманской области... Впадает в Белое море... Место обитания ценных промысловых рыб, семги, ряпушки... Далековато от Центральной России. За два дня на телеге туда не доедешь. Да и не деревня это...Он взглянул на общую тетрадку. От света пересохший коленкор обложки начал загибаться по краям. Может быть, в тетради имеются указания, как отыскать эту Лиходеевку? Возьму тетрадь домой, решил он, на досуге полистаю. А вообще, довольно на сегодня. Пора до хаты...По дороге Жора заскочил в универсам, купил замороженную пиццу, потом, подумав, взял еще одну, прихватил литр молока и коробку песочного печенья. Он вообще любил мучное. Дома он засунул пиццу в микроволновку, налил полную поллитровую чашку с коронами и парусными кораблями, включил телевизор и одновременно зачем-то компьютер и уселся на кожаный диванчик, прихлебывая молоко, откусывая от громадного куска открытого пирога с сыром, помидорами, луком и грибами. Хотя пицца, на его вкус, оказалась так себе, он, съев ее, тут же запустил вторую, однако явно пожадничал. Есть больше не хотелось. Он отщипнул чуть-чуть с краю, через силу проглотил. Потом развернул свежую «Комсомолку», однако читать не смог. Некий зуд овладел им. Взгляд то и дело натыкался на лежащую на письменном столе тетрадку со свернувшимися, точно мороженые уши, углами. Наконец он не вытерпел, взял ее и улегся на диван, свесив ноги в сторону.Почерк действительно было каллиграфический. На второй странице стояло: «Записи для памяти Ивана Петровича Кривых. Год рождения 1924. Начато 12 октября 1945 года». Дальше шли ничего не значащие фразы, типа: «Опять снижены цены на ряд продуктов и товаров народного потребления. Слава товарищу Сталину!» или «Видел во дворе Клавку , подмигнул ей , она состроила пренебрежительную гримасу...» Ниже шли жирные почеркушки, как если бы в перо попала волосинка и пишущий пытался ее убрать. Заканчивалась страница жирным чернильным отпечатком пальца.На следующем листе записи были длиннее и имели более содержательный характер. «На фронте все было просто и понятно: впереди враг , его нужно сокрушить. А теперь... Непонятно , чем заняться. Ни специальности , ни работы... Те крохи , которые имел , тают как по волшебству. Ладно , мать подкармливает , но у нее самой негусто. Говорит: иди работай. Но куда ? ! Хотелось бы все же учиться. Может , на киноактера. Внешность у меня , как говорят , подходящая. Ходил во ВГИК. Опоздал. Курс уже набран. Вообще отнеслись весьма прохладно , даром что фронтовик. Тут таких полно; в шинелях и гимнастерках без погон. Все рвутся в артисты. В пивной встретил Леньку Ворона , с которым учился в одном классе. Ворон – это его кличка , а по-настоящему фамилия – Чернов. Поговорили «за жизнь». Темный он парень. Насколько я понял , не воевал. Не то в эвакуации кантовался , не то сидел. Прямо не говорит. Опять с Вороном. Выпили по кружке пива и поллитровку. Водку покупал я. Узнал , что умею шоферить , предложил работенку. Нужно перегнать трофейный «Опель» из Балашихи в Москву. Вроде хозяин умер , а вдова машину продает. Согласился. Ворон , похоже , уголовник. Как-то пригласил в Марьину Рощу на квартиру , или , как он выразился , «на хату». Я не возражал. Поехали на трамвае. Оказались в какой-то трущобе. Впрочем , только снаружи. Домишко на вид неказистый , а внутри почти роскошно. Ковры , картины , хрустальная люстра... И при этом сортир на улице и печное отопление. Собралось человек десять: шесть парней , включая нас , и четыре девахи. Не поймешь , кто хозяин. Командовал мужик лет сорока , но не владелец , это точно. Его все слушались , почтительно называли дядей Иваном , папашей. Пили водку и пиво , девки – вино. Еды – от пуза. Даже жареный поросенок имелся. И это в то время , когда все по карточкам. Когда подпили , заговорили на тюремном языке , который я плохо понимал , потом дядя Иван взял гитару и стал петь уголовные песни. Я в тот раз сильно напился. Ворон в приказном тоне потребовал , чтобы я сел за руль «Опеля» и отвез их , в том числи и дядю Ивана , «на дело». «На какое дело?» – спросил я. «Лавочку продуктовую грабанем» , – сообщил Ворон. Я отказался. Он стал нажимать , потом начал орать , достал финку , угрожал... Однако я не поддался , и он ушел , обматерив меня напоследок. Через два дня я узнал , что Ворона и остальных задержала милиция. Устроился в артель , где валяют валенки. Работа грязная и малооплачиваемая. К тому же довольно тяжелая. Может , от грязи , а может , от излишних усилий вскрылась старая рана на руке. Загноилась... Из артели пришлось уйти... Сижу дома , мать ворчит. Вот и Новый год! Встретил его дома. Идти никуда не хотелось , да и не в чем. Кроме гимнастерки , считай , надеть нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8