В их
целеустремленных действиях не было ни одного резкого движения или
необдуманиого жеста. Они заботились о том, чтобы не причинить ему вреда, -
он был вещью, сохранностью которой они дорожили больше всего на свете.
Я включил радио. На ультракоротких волнах все еще продолжалась
программа рок-уик-энд, и "Силвер баллей бэнд" пели песню, которая называлась
"Все то же самое". Слушать ее мешали помехи в эфире, и я настроил приемник
на матч с Филадельфией.
Филадельфия проигрывала. Можно было спокойно ехать домой.

7/ ПЛОХИЕ СНЫ

Когда я приехал домой, мои отец и сестренка сидели на кухне и ели
сандвичи с жженым сахаром. Я сразу почувствовал голод и вспомнил, что еще не
ужинал.
- Где ты был. Босс? - спросила Эллани, не отрывая глаз от "16", "Крим",
"Тайгер бит" или чего-то в этом роде. Она называла меня Боссом с тех пор,
как я в прошлом году открыл Брюса Спрингстина и сразу стал его поклонником.
Предполагалось, что это прозвище подходило мне больше всего.
В четырнадцать лет Эллани уже начинала уходить из детства и
превращаться в полноценную американскую красавицу - высокую, темноволосую и
голубоглазую. Но летом 1978 года она обладала всеми особенностями заурядного
подростка. В девять она начинала с Донни и Мэри, в одиннадцать переключалась
на Джона Траволту (однажды я по ошибке назвал его Джоном Револтой, и она так
расцарапала мне шею, что срочно понадобился лейкопластырь. - не спорю, я был
поделом наказан). В двенадцать она увлеклась комиком Диком Шоном. Затем
наступило время Энди Джибба. Под конец она дала волю самым зловещим своим
наклонностям, и тогда на смену всем пришли монстры тяжелого рока, такие как
"Дип пепл" или новая группа "Стикс".
- Я помогал Эрни поставить на ремонт его машину, - сказал больше для
отца, чем для Эллани.
- Опять этот урод, - вздохнула она и перевернула страницу своего
журнала.
Внезапно я почувствовал сильное желание вырвать журнал из ее рук,
разорвать, а клочки швырнуть ей в лицо. Не знаю, вероятно, мне просто нужно
было на ком-то отыграться за все стрессы прошедшего дня, но к ним чуть не
прибавился еще один. На самом деле Эллани не считала Эрни уродом: она всего
лишь пыталась влезть в мою шкуру. Но в течение последних часов я слишком
часто слышал, как Эрни называли уродом. Господи, его слезы еще не высохли на
моей рубашке, и, может быть, я сам немного чувствовал себя уродом.
- Чем сейчас занимаются "Кисе", дорогая? - ласково спросил я. -
Написала любовное послание Эрику Эстраде? "О Эрик, я умираю без тебя, у меня
всякий раз начинается сердечный приступ, когда я представлю, как твои
толстые жирные губы прикасаются к моим..."
- Tы - животное, - холодно сказала она. - Животное, вот кто ты. -
Забрав журнал и сандвич, она удалилась в общую комнату.
- Не клади их на пол, Эллани! - предупредил отец, немного смазав
торжественность ее ухода.
Я открыл холодильник и достал из него банку говяжьих консервов. Затем
налил себе стакан молока и устроился за столом.
- Он купил ее? - спросил отец.
Сейчас он консультант по мелочам в - Эйч-энд-Эйр. Раньше он работал
финансовым поверенным в самой крупной архитектурной фирме Питсбурга, но
после инфаркта должен был уйти оттуда. Он хороший человек.
- Да, купил.
- Она и вправду так плоха, как ты говорил?
- Хуже. Где мама?
- Творит.
Мы оба прыснули со смеху, а потом устыдились этого и стали смотреть в
разные стороны.
Моя мама всю жизнь работала зубным врачом, но четыре года назад открыла
в себе талант писательницы. Она стала сочинять стихи о цветах и рассказы о
добрых старых людях, доживших до осенней поры своей жизни. Иногда, правда,
она переходила на реалистический жанр и производила на свет какую-нибудь
историю о молодой девушке, сначала искушаемой желанием попытать счастья, но
потом решающей, что было бы неизмеримо лучше сохранить ЭТО до брачного ложа.
Как раз летом она записалась на писательские курсы в Орлике - где
преподавали Майкл и Регина - и теперь составляла книгу, которую назвала
"Рассказы о Любви и Красоте".
Несмотря на это, она для меня была и остается самой лучшей мамой, а для
отца - самой лучшей супругой. Увы, порой мы подтрунивали над ней, и в наше
оправдание я могу сказать только то, что мы никогда не смеялись ей в лицо. Я
знаю, это довольно жалкое оправдание, но все-таки лучше, чем ничего.
- Ты показался мне мрачным, когда вошел, - сказал отец. - С Эрни все в
порядке?
- А что с ним может произойти? - спросил я и пошел ставить на плиту
кастрюлю с супом, которую видел в холодильнике. - Он купил машину, это
оказалось ошибкой, но с самим Эрни все в порядке. - Конечно, я врал, но есть
вещи, о которых не хочется говорить даже своему отцу, как бы он ни преуспел
в великом американском призвании отцовства.
- Иногда люди должны на собственном опыте убедиться, что совершили
ошибку, - сказал отец.
- Ну, - ответил я, - надеюсь, скоро он в этом убедится. Он поставил
машину к Дарнеллу и будет платить за нее двадцать долларов в неделю, потому
что его родители не хотят, чтобы она стояла у них дома.
- Двадцать долларов в неделю? Только за стоянку? Или за стоянку и
инструменты?
- Только за стоянку.
- Это самый настоящий грабеж.
- Угу, - сказал я, отметив про себя, что отец не сопроводил свое
заключение предложением поставить машину у нас.
- Хочешь сыграть партию в крибедж?
- Пожалуй, - согласился я.
- Не расстраивайся, Дэннис. Невозможно совершать ошибки других людей
вместо них самих.
- Да, конечно.
Мы сыграли три или четыре партии в крибедж, и каждый раз он меня
обыгрывал - он всегда выходит победителем, если не устал или не пропустил
пару рюмок. Спустя какое-то время пришла мама и тоже стала расспрашивать
меня об Эрни и его машине. В нашем доме это событие становилось темой самых
оживленных разговоров с того времени, как Сид соврал моей матери,
обанкротился и попросил моего отца одолжить ему денег. Я снова покривил
душой и не сказал правды. Затем я пошел наверх.
Эллани лежала в постели и слушала последний сборник европейских хитов.
Я попросил ее выключить музыку, потому что собирался спать. Она мне показала
язык. Таких вещей я никому не могу позволить. Мне пришлось подойти к ней и
щекотать до тех пор, пока она не закричала, что ее вырвет. Я не возражал и
пощекотал ее еще немного. Тогда она сквозь смех выдавила из себя, что у нее
есть что-то ужасно важное, и, придав лицу торжественное выражение, спросила,
верно ли, что в ее возрасте уже можно стать матерью. Так ей сказала одна из
ее подружек, Каролин Шамблисс, но Каролин почти всегда врала.
Я посоветовал ей расспросить об этом Милтона Додда, ее пухленького
ухажера. Тут она по-настоящему вспылила и, попытавшись ударить меня,
спросила, почему я все время такой ужасный. Поэтому мне пришлось сказать,
что да, в ее возрасте уже можно стать матерью, но лучше не спешить, - и
поцеловать ее (что в последнее время я делал довольно редко) перед тем, как
лечь спать.
Раздеваясь, я подумал, что день все-таки был не так плох. Вокруг меня
были люди, которые считали меня за человека и, как мне казалось, подобным
образом относились к Эрни. Я решил, что завтра или в воскресенье приведу его
к нам домой и мы будем смотреть телевизор, а может быть, сыграем во
что-нибудь. Словом, я снова почувствовал себя вполне достойным малым.
Так я с чистой совестью улегся в постель и думал, что сразу засну, но
сон все не приходил. Потому что совесть моя была нечиста, и я это знал.
Когда закручивается какое-нибудь дело, то не всегда понимаешь, что за
дьявольщина им движет.
Двигатели. Для подростка они нечто большее. Ты можешь завести их ключом
зажигания, но не знаешь, ни как они работают, ни что будет дальше. У тебя
есть ключ, и это все. Также и другие вещи: всякие развлечения, наркотики,
секс, порой еще что-нибудь, например, летняя работа, которая приносит новые
интересы, путешествия, школьные знания. Все это двигатели, а потом говорят,
что ты должен сам нажать на газ и посмотреть, что из этого выйдет. И порой
выходит так, что ты на всей скорости летишь через дорожные ограждения и
превращаешься в груду костей и мяса, чтобы истекать кровью в какой-нибудь
вонючей канаве. Двигатели.
Они бывают большими. Как 382-S, который ставили на старые автомобили.
Такие, как Кристина.
Ворочаясь в темноте, я вспомнил, как Лебэй сказал: "Ее зовут Кристина",
- и Эрни сразу ухватился за это имя. Когда мы были маленькими мальчиками, у
нас были велосипеды; своему я присвоил прозвище, но Эрни тогда только
рассмеялся - он сказал, что имена дают только собакам, кошкам и попугаям.
Теперь он назвал "плимут" Кристиной. Хуже всего, что это было человеческое,
женское имя.
Не знаю почему, но оно мне не нравилось. Даже мой отец говорил о ней
так, будто Эрни не купил старую развалюху, а женился. Но ведь ничего
подобного не было. Или что-то было?
Останови машину, Дэннис. Вернись... Я хочу взглянуть на нее еще раз.
Вот так просто.
Нет, Эрни был не похож на самого себя - всегда тщательно обдумывавшего
каждый поступок и избегавшего скоропалительных решений. В тот раз он больше
походил на мужчину, встретившего танцовщицу из бара и сразу потерявшего
голову. Это было.., ну.., как любовь с первого взгляда. "Ну ничего, -
подумал я. - Завтра мы обязательно найдем какой-нибудь выход". Я уже спал. И
видел сон.
Темнота. Скрежет крутящегося стартера.
Тишина.
Снова скрежет стартера.
С третьего раза - искра поймана.
Двигатель, работающий в темноте.
Включаются передние фары - мощные двойные фары, чьи яркие лучи
пронизывают меня, как муху на стекле.
Я стою на пороге гаража Лебэя, передо мной замерла Кристина - новая,
без единой царапины или пятен ржавчины. Безупречно чистое ветровое стекло,
затемненное сверху. Из радиоприемника льется музыка. Дэйл Хоукинс исполняет
"Сюзи Кью" - голос прошлого поколения, наполненный силой и какой-то пугающей
жизненной энергией.
Сквозь мощный рокот двигателя до меня доносятся какие-то слова. Я
догадываюсь, что на машине стоит новый глушитель.
Странно, что я слышу чей-то шепот, - за рулем никого нет:
- Ну, приятель. Давай прокатимся. Давай отправимся в путь.
Я трясу головой. Я не хочу туда. Мне страшно оказаться внутри. Я не
хочу никуда ехать. Вдруг мотор начинает работать рывками - то громче, то
тише, - и с каждым рывком Кристина понемногу приближается ко мне, как
разъяренная собака на слабой привязи... Я хочу убежать.., но мои ноги словно
приросли к бетонному порогу гаража.
- Давай попробуем, приятель.
Прежде чем я успеваю ответить или даже подумать об ответе, раздается
страшный визг резины по бетону, и Кристина бросается на меня - из ее
радиатора доносится рев, как, из полной хромированных зубов открытой пасти,
а передние фары горят, как глаза.
Я проснулся от собственного крика, испуганный звуком своего голоса,
кромешной темнотой, а еще больше - глухим стуком босых ног по полу. Оба моих
кулака сжимали скомканную простыню. Я только что схватил ее; она лежала
скрученной посреди постели. Мое тело было липким от пота.
- Что это было? - прокричала снизу Элли, сама перепуганная.
Зажегся свет, и я увидел отца и мать, наспех набросивших на себя
купальные халаты.
- Милый, что случилось? - спросила мама. Ее глаза были широко раскрыты
от страха. Я не мог припомнить, когда она в последний раз называла меня
"милый". Когда мне было четырнадцать? Двенадцать? Или десять? Не знаю.
- Дэннис? - спросил отец. За их спинами появилась Эллани, она дрожала
от страха.
- Идите спать, - сказал я. - Мне приснился сон, вот и все. Правда, все.
- Похоже, ты увидел настоящий фильм ужасов, - с трудом выговорила
Эллани. - Дэннис, что это было?
- Мне приснилось, что ты вышла замуж за Милтона Додда и он поселился в
нашем доме, - ответил я.
- Не смейся над сестрой, Дэннис, - сказала мама. - Что это было?
- Не помню, - сказал я.
Внезапно я заметил, что простыня была в чем-то выпачкана и что в одном
месте к ней пристал небольшой клочок темной шерсти. Я спешно попытался
вспомнить, что со мной случилось, заранее обвиняя себя в мастурбации, в
разных детских неожиданностях и Бог знает в чем еще. Полная потеря памяти. В
первые одну-две секунды я даже не мог ясно понять, был ли я уже большой или
еще маленький - для меня существовало только воспоминание о темноте и
грязной машине, рывками надвигающейся на меня, дрожащей капотом и блестящей
радиаторной решеткой, точно стальными зубами...
"Давай попробуем, приятель". Рука моей матери, прохладная и сухая,
опустилась на мой лоб.
- Все в порядке, ма, - сказал я, - Ничего не произошло. Просто ночной
кошмар.
- Но ты не помнишь...
- Нет. Теперь все прошло.
- Я очень испугалась, - сказала она и чуть заметно улыбнулась. - Думаю,
ты не поймешь, что такое страх, пока твой ребенок не закричит в темноте.
- Не надо, не говори об этом, - сказала Эллани.
- А ты иди ложись в постель, маленькая, - попросил ее отец.
Она ушла с недовольным видом. Может быть, она впервые поборола испуг,
владевший ею сначала, и надеялась, что я упаду в обморок или начну биться в
истерике. Тогда завтра она бы с большим удовольствием примеривала новый
бюстгальтер после утреннего душа.
- Ты правда в порядке? - спросила мама.
- В полном порядке, - ответил я.
- Ну вот и хорошо, - сказала она. - Пусть горит свет. Иногда это
помогает.
И в последний раз бросив сомнительный взгляд на отца, она вышла из
спальни. Мне стало немного любопытно - были ли у нее когда-нибудь ночные
кошмары.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9