- Вы ошибаетесь, - сказал он. - Я мог купить ее без всяких проблем.
Купить машину за наличные не так трудно. Другое дело - зарегистрировать ее в
семнадцать лет. Вот тут мне понадобится ваше разрешение.
Они смотрели на него с изумлением и недоумением, которые вызвали у меня
чувство тревоги, смешанной со злостью. Ведь при всем своем либеральном
образе мыслей и при всей любви к разоренным фермерам, брошенным женам и
незамужним матерям они всегда управляли Эрни.
И Эрни позволял управлять собой.
- Не думаю, что тебе стоит разговаривать с матерью в таком тоне, -
произнес Майкл. Он положил яблоки и йогурт обратно в холодильник и медленно
закрыл дверцу. - Ты слишком молод, чтобы иметь машину.
- А Дэннис? - тотчас спросил Эрни.
- Какие взгляды у родителей Дэнниса и какие у нас - это две совершенно
различные вещи, - сказала Регина Каннингейм. Я еще никогда не слышал, чтобы
ее голос был так холоден. Никогда. - И ты не имеешь права делать такие вещи,
не посоветовавшись с твоим отцом и матерью о том...
- Не посоветовавшись с вами! - внезапно заорал Эрни. Он расплескал
молоко. На его шее выступили крупные вены, похожие на веревки.
Регина отступила на шаг, у нее отвалилась челюсть. Могу поклясться, что
она ни разу в жизни не думала, что ее сын, этот гадкий утенок, будет
когда-нибудь орать на нее. Майкл, казалось, был поражен не меньше. До них
постепенно начало доходить то, что я уже почувствовал, - по каким-то
неведомым причинам Эрни наконец понял, что по-настоящему чего-то хочет. А
Бог помогает таким людям.
- Советоваться с вами! Хватит с меня ваших семейных советов! Сколько их
ни было, никогда я не мог добиться того, чего хотел! Ведь у вас всегда было
два голоса против моего одного! Да на черта мне такие семейные советы? Я
купил машину, и.., все тут!
- Нет, не все, - проговорила Регина. Она плотно сжала губы и странным
образом (а может быть, как раз наоборот) утратила свой прежний
полуаристократический вид; теперь она выглядела, как королева Шотландии,
если бы ту можно было одеть в джинсы и все прочее. Глядя на Майкла, я
почувствовал острую жалость к нему - так он был подавлен и несчастен. Ему
даже некуда было пойти. Он был дома. И в его доме начиналась война двух
поколений. Регина была явно готова к ней, а Майкл - еще нет; Мне не хотелось
участвовать во всем этом. Я встал и пошел к двери.
- Ты позволил ему? - спросила Регина. Она смотрела на меня так
надменно, точно мы никогда не пекли пироги и все вместе не ездили на их
семейные пикники. - Дэннис, ты меня удивляешь.
Ее слова меня уязвили. Мне всегда нравилась мама Эрни, но полностью я
ей не доверял никогда, по крайней мере после случая, произошедшего лет
десять назад.
Однажды, когда мы катались на велосипедах, Эрни упал и здорово поранил
ногу. Я сам привез его домой, и врач наложил ему полдюжины швов. Затем
Регина отчитала меня так, что я был готов разреветься - еще бы, мне было
всего восемь лет, и я видел лужу крови. Не помню всех ее обвинений, но,
кажется, начала она со строгого выговора за то, что я плохо присматривал за
ее сыном, точно он был моложе, а не одного возраста со мной.
Теперь для меня снова прозвучало то же самое - Дэннис, ты плохо
присматривал за ним. - и я разозлился. Не только из-за отношения к Регине.
Когда вам семнадцать лет, вы почти всегда становитесь на сторону своих
сверстников. Вы инстинктивно чувствуете, что если не будете отстаивать эту
территорию, то ваши собственные папа и мама - из лучших побуждений - будут
счастливы окружить вас непреодолимой стеной и вечно держать в загоне для
малолеток.
Я разозлился и старался не взорваться.
- Ничего я ему не позволял, - произнес я как можно спокойнее. - Он
захотел и купил.
Раньше я бы добавил, что Эрни получил именно то, к чему стремился, но
теперь не собирался этого делать.
- Я пробовал отговорить его.
- Ты явно не перетрудился, - едко заметила Регина. С таким же успехом
она могла бы сказать: не дури мне мозги, Дэннис, я знаю, что вы были заодно.
Ее щеки покрылись румянцем, а взгляд буквально испепелял. Она желала, чтобы
я вновь почувствовал себя восьмилетним мальчиком.
- Не знаю, из-за чего вы так переживаете. Он купил ее за двести
пятьдесят долларов, и...
- Двести пятьдесят долларов! - выпалил Майкл. - Какой же должна быть
машина, чтобы стоить двести пятьдесят долларов?!
Его замешательство и неловкость исчезли почти без следа. Теперь он
смотрел на сына с нескрываемым презрением, от которого меня немножко
покоробило. Если у меня когда-нибудь будут дети, постараюсь не строить таких
гримас.
Я твердил себе, что должен оставаться спокойным и не лезть не в свое
дело.., но съеденное пирожное застряло у меня где-то на полпути к желудку, и
я кожей чувствовал, как оно там горело. Каннингеймы были моей второй семьей,
поэтому все ее неурядицы и скандалы я воспринимал изнутри.
- Вам предстоит многое узнать об автомобилях, потому что вашему сыну
досталась не совсем новая машина, и ее придется чинить, - сказал я и
неожиданно поймал себя на том, что довольно точно воспроизвел интонации
Лебэя. - Понадобится довольно долгая работа ("И немало денег", - подумал я).
Можете смотреть на это как на.., как на хобби.
- Вижу в этом только сумасшествие, - проговорила Регина.
- По-моему, проблема не настолько серьезна. Но все равно мне пора ехать
домой. Если вы не против, то я вас покину.
- Хорошо, - сухо ответила миссис Каннингейм.
- Да, - произнес Эрни бесцветным голосом. Он поднялся. - Пора все это
послать к черту.
Регина открыла рот, а Майкл зажмурился, как будто получил пощечину.
- Что ты сказал? - Регина наконец пришла в себя. - Что ты...
- Не знаю, что вас так потрясло, - мрачно проговорил Эрни, - но я не
собираюсь торчать здесь и выслушивать ваши бредни. Мне уже семнадцать лет Я
хочу, чтобы со мной считались.
Они вытаращились на него так, как если бы у одной из кухонных стен
выросли губы и она начала говорить.
Эрни посмотрел на них. В его глазах не было ничего, кроме угрозы.
- Говорю вам, мне нужна эта вещь. Только она.
- Эрни, но ведь страховка... - начал Майкл.
- Прекрати! - закричала Регина. Она не желала обсуждать технические
проблемы, потому что это был шаг к капитуляции; ей хотелось задавить бунт в
зародыше, быстро и беспощадно. В этот момент она выглядела одновременно
испуганной и вульгарной. Мне стало жалко ее, потому что она мне нравилась.
Уже стоя в дверях, я внезапно почувствовал нездоровое любопытство: чем
же все это кончится? Я присутствовал при первом крупном скандале в семействе
Каннингеймов. До сих пор им можно было дать десять баллов за пуританство.
- Дэннис, тебе лучше уйти, пока мы тут разбираемся, - зловеще
проговорила Регина.
- Я уйду, но, по-моему, вы делаете из мухи слона. Если бы вы увидели
эту машину.., она или вообще не трогается с места, или за двадцать минут
набирает тридцать миль в час.
- Дэннис! Иди!
Я ушел.
Садясь в машину, я увидел, как из задней двери вышел Эрни; он явно
намеревался привести в исполнение свою угрозу. Следом за ним показались его
родители, теперь у них был такой перепуганный вид, как будто они оба
обмочились. Отчасти я мог их понять. Все предшествовавшее было неожиданней,
чем гром, разразившийся среди ясного неба.
Когда я выруливал на улицу, они втроем стояли на площадке возле
двухместного гаража (в котором стояли "порш" Майкла и "вольво" Регины - у
них-то есть машины, вспомнил я) и все еще ругались.
"Ну, вот и все", - подумал я, и мне стало тоскливо. Они раздавят его.
Лебэй получит свои двадцать пять долларов, а "плимут" останется гнить на
прежнем месте. Подобные вещи им не раз удавались. Потому что он был рохлей.
Это знали даже его родители. Он был неглупым парнем, и когда вы знакомились
с ним поближе, то видели, что у него были и чувство юмора, и доброта, и..,
нежность, если я правильно понимаю это слово, Нежный, но все-таки рохля. Они
знали, что он был рохлей, и должны были раздавить его.
Так я думал. Но я ошибался.

3/ НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

В 6.30 следующего утра я подъехал к дому Эрни и припарковался у
обочины, не желая заходить за ним, даже если его родители еще спали, -
слишком много вредных флюидов предыдущим вечером витало в их кухне, поэтому
меня ничуть не прельщал традиционный кофе с пончиком перед работой.
Эрни не показывался по меньшей мере минут пять, и я уже начал
размышлять о том, мог ли он исполнить свою вчерашнюю угрозу и уйти из дома.
Затем задняя дверь отворилась, и он спустился по бетонной дорожке, неся в
одной руке пакет с завтраком.
Он сел в машину, захлопнул дверцу и, улыбнувшись, сказал:
- Давай, трогай.
Он явно был в хорошем настроении.
Большую часть пути мы ехали молча, слушая хиты рок-энд-соула, которые
передавала местная радиостанция. Эрни рассеянно отстукивал ладонью по
колену, отбивая доли музыкальных тактов.
Наконец Эрни произнес:
- Извини, что вчера тебе пришлось присутствовать при всем этом.
- Все в порядке, Эрни.
- Тебе никогда не приходило в голову, - внезапно сказал он, - что
родители - это всего лишь переросшие дети, и только собственный ребенок
может вытащить их из младенчества?
Я покачал головой.
- Знаешь, что я думаю? - спросил он.
Мы уже подъезжали к строительной площадке; трейлер, принадлежавший
фирме "Карсон бразерс", стоял в двух холмах от нас. В такую рань движение на
дороге было еще слабым и сонным. Небо было нежно-персикового цвета.
- Я думаю, что быть родителем - это отчасти значит - стараться убить
своего ребенка.
- Это точно, - ответил я. - Мои все время стараются доконать меня. А
вчера они чуть не добились своего, когда стали расспрашивать, почему я
задержался после работы.
Я не обратил особого внимания на слова Эрни, но мне было интересно, что
сказали бы Майкл и Регина, если бы услышали сейчас своего сына.
- Я знаю, это звучит немного странно, - продолжал он, - но есть много
таких вещей, которые кажутся чепухой, пока не задумаешься над ними. Эдипов
комплекс, например.
- Дерьмо все это, - сказал я. - Ты поругался с родителями, вот и вся
проблема.
- Нет, не вся, - задумчиво произнес Эрни. - Они не знают, что делают.
Не могут знать. Сказать почему?
- Скажи, - ответил я.
- Потому что как только у родителей рождаются дети, так они сразу
понимают, что должны умереть. Когда у тебя появляется ребенок, ты смотришь
на него как на свое надгробие, - Знаешь что, Эрни?
- Что?
- Я думаю, все это просто дерьмо, - сказал я, и мы оба рассмеялись.
- А я так не думаю, - сказал он. Я зарулил на стоянку и выключил
двигатель. Из машины мы вылезли не сразу.
- Я сказал им, что не пойду на курсы для поступления в колледж, -
проговорил Эрни. - Я сказал им, что запишусь на домашнее обучение.
Домашнее обучение было тем способом получения "среднего" образования,
который пришелся по душе многим ребятам из старших классов. Им высылались
программы по различным предметам, и они занимались сами, - разумеется, за
исключением тех, кто не ночевал дома.
- Эрни... - начал я, не зная, что сказать дальше. Пожар разгорелся на
пустом месте, и это сбило меня с толку. - Эрни, ты все еще не в духе. Они
оплатят твои курсы...
- Конечно, оплатят, - перебил Эрни и холодно улыбнулся. При бледном
свете зари он выглядел одновременно и старше, и намного моложе.., вроде
циничного ребенка, если такое возможно. - Они в силах оплатить и полное
обучение, и университет, если захотят. Закон им этого не запрещает. Но ни
один закон не заставит меня идти туда, куда они считают нужным.
Я был поражен. Как сумел этот рохля так быстро и, главное, так
неузнаваемо измениться? И как Майкл и Регина могли согласиться с его
планами? Представить такое было очень трудно.
- Так, значит, они.., сдались? - Пора было идти на стройплощадку, но я
не мог не задать этого вопроса.
- Не совсем так. Насчет машины мы договорились, что я найду для нее
место в гараже и не буду пытаться ее зарегистрировать без их согласия.
- И ты думаешь, что тебе это удастся? Он снова улыбнулся -
заговорщически и в то же время зловеще. Точно так же мог бы усмехнуться
бульдозерист, опуская ковш своего "Д-9 Кат" на какой-нибудь особенно
неподатливый пень.
- Удастся, - ответил он. - Можешь мне поверить.
И знаете что? Я ему поверил.

4/ ЭРНИ ЖЕНИТСЯ

В ту пятницу мы могли вечером подзаработать на сверхурочной работе, но
отказались от нее. Получив в конторе наши чеки, мы поехали в питсбургское
отделение сбережений и займов и вскоре пересчитывали наличные. Почти все
свои деньги я внес на срочный вклад, часть положил на чековый счет (отчего
почувствовал себя до отвращения взрослым), а двадцать долларов оставил в
бумажнике.
Эрни обратил в наличные весь свой заработок.
- Вот, - произнес он, протягивая десятидолларовую бумажку.
- Нет, - ответил я, - оставь их при себе, приятель. У тебя теперь
каждый цент будет на счету, пока ты не разделаешься со своей консервной
банкой.
- Возьми, - сказал он. - Я плачу свои долги, Дэннис.
- Оставь. Правда, оставь.
- Возьми. - Он настойчиво протягивал деньги. Я взял, но заставил его
один доллар взять обратно. Он даже этого не хотел делать.
Пока мы ехали к дому Лебэя, Эрни нервничал, включал радио на полную
громкость, барабанил пальцами то по колену, то по приборной доске - словом,
вел себя, как будущий молодой отец, ожидающий, что его жена вот-вот родит
ребенка. Наконец я догадался: он боялся, что Лебэй продал машину кому-нибудь
другому.
- Эрни, - сказал я, - успокойся. Она будет на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9