— Нет, в этом смысле я не суеверна. И мой муж тоже.Они проводили Сэма до двери и смотрели ему вслед, пока он не исчез в темноте.— Странный человек, — сказал Ральф, когда они с Джоанной вернулись в дом.— Мне показалось, он довольно приятный.— Приятный, согласен — но все-таки странный. Впрочем, я надеюсь, что однажды мы выясним, в чем тут дело.— Может, Адам начал являться кому-нибудь — звеня цепями и издавая глухие стоны. Этого я о нем дописывать не стану: он и так уже много всего натворил.Зазвонил телефон. Ральф вернулся в гостиную и снял трубку.— Алло? А, Боб... — Он жестом показал Джоанне, что это ее отец. — Как дела? Позвать Джоанну? Она рядом...Он замолчал, и лицо его омрачилось. Джоанна, понимая, что случилась какая-то неприятность, быстро подошла ближе.— Что там?Ральф жестом попросил ее помолчать, а сам слушал.— Ты шутишь? Когда это было?Он выслушал ответ, потом сказал:— Это невероятно! Только что к нам приходил человек, который искал ее. Без сомнения, это та самая женщина.Терпение Джоанны, и без того не особенно сильное, достигло предела. Она протянула руку, ожидая, что Ральф передаст ей трубку, но вместо этого он сказал:— Нет, конечно, я понимаю. Я ей скажу. Хорошо. Пока, Боб.Он положил трубку и повернулся к Джоанне:— В это невозможно поверить!— Что? Что?— К твоим родителям постучалась какая-то женщина и заявила, что она — это ты. Наверняка это та самая. Которую ищет Сэм Таун.— Она еще там?— Нет, она ушла. Очевидно, твоя мать была одна; она заперла дверь и вызвала полицию. Впрочем, я ее не виню. Твой отец вернулся вовремя, чтобы успеть увидеть ту женщину, но она все-таки ускользнула.— Как она выглядела? Он не сказал?— Только, что она приблизительно твоего возраста, и у нее темные волосы. Элизабет еще дрожит от страха, но завтра она тебе позвонит. Боб хотел лишь предупредить нас на случай, если эта женщина появится здесь. Странная какая-то баба — может, она шизофреничка или еще что похуже.— Бр-рр! — Джоанна непроизвольно вздрогнула. — Довольно жутко.Ральф ласково убрал прядь волос, упавшую ей на лоб:— Не волнуйся. Полицейские, кажется, считают, что она не представляет угрозы. Они говорят, что для этого синдрома есть какой-то специальный термин — когда у человека возникает навязчивая идея, будто он кто-то другой. Возможно, ты училась с ней вместе в школе или колледже. Я слышал о таких случаях.— Все равно, мне это не нравится.Он обнял ее и прижал к себе:— Не тревожься, с тобой ничего не случится. Я обещаю. Глава 54 Она села в метро на Центральном Вокзале и вышла на шестьдесят восьмой улице. Минутой позже она была на улице, по которой они с Сэмом проходили за день до этого. Дом, который они осматривали, тогда был пуст и необитаем. Сегодня ею окна ярко светились, и на темно-зеленой двери тускло поблескивали медные цифры — 139.С нехорошим предчувствием, граничащим с ужасом, она подошла к двери и позвонила. Щелкнул замок, и дверь открылась. Увидев девушку, Казабон ничем не показал, что узнал ее.— Ральф? — неуверенно выговорила она его имя, и голос застрял у нее в горле.Во взгляде Казабона что-то мелькнуло. Не узнавание, но хотя бы какое-то понимание.— Вы меня знаете? — спросил он.— Да. А разве вы не знаете меня?Он слегка покачал головой, потом спохватился:— Да, мне кажется, я знаю, кто вы.Должно быть, на ее лице отразилось облегчение — это было заметно по его глазам. В его взгляде возникла симпатия и доброта, от которой за это короткое время она уже успела отвыкнуть.— Вы действительно меня знаете?Мольба в ее голосе тронула его. Трудно было поверить, что это несчастное встревоженное создание может представлять для кого-то угрозу.— Мне кажется, вам лучше войти, — сказал он.Когда она ступила в освещенную прихожую, он увидел, что ее волосы мокрые от дождя. Щека ее была поцарапана, одежда — мятая и заляпанная, а туфли покрыты засохшей грязью.Пока Казабон закрывал дверь, она огляделась, потом вновь повернулась к нему, и слова так и посыпались из нее:— Больше никто не знает, кто я. Только вы. Но сегодня утром я так испугалась вас, что убежала. Я пошла к дому моих родителей, но они заперли дверь, они не узнали меня... А потом я слышала, как полицейский говорил, будто фамилия их дочери — Казабон, Джоанна Казабон...— Проходите, сюда...Он взял ее за руку и бережно провел в гостиную, где два часа назад они сидели с Сэмом.— Садитесь. Не бойтесь и не о чем не тревожьтесь. Я постараюсь вам помочь.— Вы знаете, что происходит? Вы понимаете?— Думаю, да.Внезапно она заволновалась:— Мне нужно поговорить с одним человеком. Его зовут Сэм Таун. Я должна найти Сэма, надо ему позвонить...— Сэм Таун был здесь недавно.Казалось, это ее одновременно удивило и успокоило.— Он был здесь?— Два часа назад. Он искал вас.— Надо ему немедленно позвонить... Прошу вас, мне нужно его увидеть... Сэм знает, что делать... Он должен прийти...— Да, конечно, сейчас я ему позвоню.В это время послышался голос его жены:— Ральф?.. — она спускалась по лестнице.Женщина тут же встрепенулась:— Кто это? — резко спросила она, словно голос, который она услышала, принадлежал кому-то, кто вторгся сюда без разрешения, чье присутствие было для нее оскорбительно и представляло угрозу.Казабон не ответил на ее вопрос. Он только сказал:— Подождите здесь.— Но я хочу увидеть ее...— Увидите. Только пока спокойно посидите какое-то время.Она покорно присела на краешек дивана, на котором два часа назад сидел Сэм. Ральф вышел из комнаты, и в дверях поглядел через плечо; она сидела, вся напряженная и готовая встать и последовать за ним по первому слову.— Одну секунду, — сказал он. — Я сейчас же вернусь.Он закрыл за собой дверь и поспешил к лестнице, чтобы перехватить Джоанну. Они едва не столкнулись на первой ступеньке.— Я слышала звонок, — сказала Джоанна. — Кто это был?— Это она, — сказал Казабон шепотом. — Женщина, которая была у твоих родителей.— Где она?— В гостиной.Джоанна хотела пройти, но Ральф ее не пустил.— Нет — я думаю, тебе не стоит этого делать.— Но я должна увидеть ее. Я хочу выяснить, кто она такая.— Любимая, позволь мне во всем разобраться.— Быть может, я ее знаю. Ты сам говорил, что мы могли вместе учиться в школе...— Она очень встревожена, и, мне кажется, не надо доводить дело до крайности.— То, что она мной прикидывается, это уже крайность. Я хочу увидеть ее.Он не стал больше спорить и, пропустив Джоанну, пошел за ней в гостиную. Она открыла дверь и замерла на пороге.Ральф тоже остановился. Комната была пуста.Джоанна повернулась к нему:— Кажется, ее здесь уже нет.Казабон с изумлением огляделся.— Она была тут, на диване.— Ну, а теперь, наверное, она ушла.Ральф быстро осмотрел все углы, где можно спрятаться.— Она не могла уйти, — сказал он. — Мы услышали бы, как хлопнула дверь.— Только если бы он сама этого захотела.— Ради Бога, — сказал Казабон. — Это просто смешно. Кто же она?Было почти три часа утра, когда Сэм наконец закрыл книгу Джоанны и положил ее на стол. Какое-то время он не двигался. Потом провел ладонями по лицу, пригладил волосы и встал налить себе большую порцию виски.Как она и сказала, это была невероятная история — и в целом и в частностях. Все, что они придумали об Адаме, теперь стало историческими фактами, подлинность которых подтверждалась целым рядом источников. Даже портреты Адама, написанные художниками того времени имели явное сходство с человеком, которого нарисовала Дрю Херст в начале эксперимента.Но эта версия Адама весьма расходилась с тем человеком, которого они собирались создать. Этот Адам предал доверие своего покровителя, Лафайета, потом — собственной жены, и впоследствии предавал почти всех, с кем его сводила судьба. В Париже, перед самой революцией, он якшался с ворами, со шлюхами и негодяями всех мастей. Когда великодушный Лафайет, уже отчаявшись, спросил, почему он так ужасно себя ведет, Адам нагло ответил: «Joie de vivre!» Эта фраза служила ему универсальным и единственным объяснением любого своего поступка.Граф Калиостро стал его сообщником, и вместе они сговорились обманом вытянуть у легковерного кардинала Роана алмазное ожерелье. Когда Калиостро был брошен в тюрьму за участие в этом, он промолчал о том, что Адам тоже замешан, потому что у Виатта еще сохранились связи в суде, которыми он был обязан своей несчастной, но очень влиятельной супруге. Для Калиостро в этом была единственная надежда на спасение.Молчание Калиостро было вознаграждено; Адам действительно добился его освобождения, но в качестве платы потребовал у того магический талисман, который на протяжении всей жизни графа оберегал своего хозяина от врагов. Он защитил тебя в последний раз, сказал Адам своему сообщнику, когда граф отдал ему талисман в обмен на жизнь и свободу, перед тем как отправиться в изгнание.Талисман был изображен на одной из иллюстраций. Узор на нем был Сэму знаком. Этот узор он видел сначала смутно на восковом отпечатке, оставленном на полу в комнате Адама в тот ужасный вечер, а потом — позже и более ясно — в книге, которую Джоанне дал Барри Херст.Согласно легенде, Адам хранил талисман при себе всю жизнь, и его даже похоронили с ним. Другое, с чем он тоже никогда не расставался, было его странное пристрастие к французскому выражению joie de vivre, для которого не существует эквивалента в английском; оно было выбито на его надгробии и в качестве девиза включено в герб Виатта — тщеславие он приобрел в Англии, в придачу ко второй богатой и знатной жене.После ее подозрительной смерти он вернулся в Америку, с чего и начался третий долгий период его жизни. Богатый, успевший приобрести лоск и изящество дворянина, он стал преуспевающим банкиром; и, наконец — даже известным филантропом. Если же, случалось, проходил шепоток о его ужасном прошлом и отвратительной репутации, он возвращался в Европу и тот, кто распространял эти слухи или исчезал при загадочных обстоятельствах, или отрекался от своей лжи и начинал жить в роскоши, в качестве старательного и послушного слуги всесильного Адама Виатта.Сэм взглянул в темноту за тем самым окном, на котором лишь несколько дней назад так таинственно появились слова «joie de vivre» — расхожее выражение, которое Адам извратил и таким странным образом сделал своим собственным.— О Боже, — пробормотал Сэм — и тут же спросил себя, не хотел ли он подсознательно вознести молитву?И решил, что, возможно, хотел. Глава 55 Их обоих разбудил грохот. Ральф включил свет и одним движением сбросил ноги с кровати. Он взял свою одежду и посмотрел на Джоанну, которая сидела в постели, бледная от испуга.— Никуда не выходи, — сказал он и пошел к двери.— Ральф, осторожнее. Кажется, в доме кто-то есть.— После такого шума — вряд ли.Он спустился по лестнице, зажигая по пути все лампы. Нигде больше не раздавалось ни звука и не было заметно никакого движения. На втором этаже он открыл все комнаты одну за другой, включая и музыкальную, где он работал. Там он взял свою старую бейсбольную биту, стоявшую в углу, и спустился на первый этаж. Выйдя в коридор, он остановился.Старинная вешалка, которая обычно стояла возле подножия лестницы, сейчас валялась футах в двадцати от своего места. На входной двери была глубокая царапина, будто в нее, как снаряд, ударилось что-то тяжелое.Ральф осторожно приблизился, держа наготове бейсбольную биту — на случай, если тот, у кого хватило сил швырнуть на такое расстояние вешалку, еще скрывается где-то в доме. Но он никого не увидел и не услышал.То и дело оглядываясь и держась ближе к стене, чтобы избежать нападения сзади, он подошел к чугунной вешалке и, наклонившись, потянул ее на себя одной рукой, словно хотел убедиться, что она по-прежнему весит столько же, сколько всегда. Ему было страшно даже подумать о том, какая нужна сила, чтобы бросить эту махину на такое расстояние, не говоря уж о том, чтобы с этой силой бороться. Это бессмысленно.Казабон перешагнул через вешалку, даже не попытавшись поставить ее вертикально. За полуоткрытой дверью в гостиную было темно. Пригнувшись, Ральф приблизился к двери; он держал биту обеими руками и был готов бить, заметив любое движение. Войдя, он ударил битой по стенам с обеих сторон от двери, а потом быстро повернул выключатель.Комната была пуста; ничего не было опрокинуто или сдвинуто с места. Он обошел гостиную, чтобы удостовериться, что никто не скрывается за креслами или диваном. Никого.Ральф выпрямился и в раздумье потер переносицу. Внезапно он почувствовал какое-то движение сзади. Он обернулся, одновременно замахиваясь битой, — и только испуганный крик Джоанны удержал его от удара. Уронив биту, Ральф обнял жену.— Ради Бога, Джо, я чуть тебя не убил! Я же велел тебе оставаться в спальне.— Я боялась.Он чувствовал, как она дрожит.— Все хорошо, Джо... Здесь никого нет...— Как вешалка очутилась там?— Не знаю.— Ральф, наверное, все-таки в доме есть кто-то.Казабон не ответил; он не знал, что сказать. Вдруг он почувствовал, как напряглась Джоанна, почувствовал ее крик прежде, чем она закричала. Она увидела что-то через его плечо.Ральф обернулся вовремя, чтобы увидеть, как большое венецианское зеркало, которое висело над каминной полкой, сорвалось с места и полетело через комнату, словно игральная карта, брошенная невидимой гигантской рукой. Оно задело углом диван — послышался звук рвущейся ткани — и разбилось о старинный письменный стол у противоположной стены.Повисла какая-то неестественная тишина; Ральф и Джоанна слышали только звук собственного дыхания и биение сердца. Они ухватились друг за друга, и мысли их были об одном: то, чему они мгновение назад стали свидетелями — невозможно.— Я видела человека, — прошептала Джоанна. Ее голос дрожал.— Где?— В зеркале. Перед тем, как оно сорвалось со стены. Это была женщина; она стояла там и смотрела на нас.Они оба поглядели в направлении, которое указала Джоанна. Никого.— Ты можешь ее описать? — спросил Казабон.— Я видела ее не больше секунды. Примерно моего возраста, темные волосы, легкое пальто. Взгляд дикий, будто она наполовину сумасшедшая.— Это та женщина, которая к нам приходила.Джоанна покосилась на него:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37