Затем стюард показал, что миссис Диринг, когда развлекалась с мужчинами, имела обыкновение закрывать дверь изнутри на цепочку.
Харт вдруг заметил, что один из его коллег — присяжных заседателей, крупный краснолицый строительный подрядчик по фамилии Келли, перестал расхаживать по залу и уставился в окно.
— Интересно, как прошел бейсбольный матч, — сказал он. Харт возвратил носовой платок в нагрудный карман.
— Мне тоже.
Келли повернул голову и бросил на миссис Слейгл кислый взгляд:
— Последний двойной в этом году. А у меня абонемент на два сезона. Место прямо у площадки.
— Круто! — посочувствовал ему Харт.
— Знаете что? — начал без преамбулы старик Гилмор. — Это первый День труда за все сорок семь лет, когда я не пошел на рыбалку на Радужный пирс в Лонг-Бич. — Его старческий голос задрожал. — Помню один случай в двадцать четвертом году или в двадцать третьем…
Чтобы его не слушать, Харт вытащил из кармана блокнот с фирменными бланками для рецептов со своими тиснеными инициалами и попытался подсчитать, сколько ему стоило это двухмесячное судебное заседание по делу убийства Бонни Темпест. Оказалось, немало. А если юная миссис Слейгл будет продолжать придерживаться своей линии, только один Бог знает, во сколько это ему обойдется в дальнейшем, прежде чем судья Маннерс решит, что суд присяжных несостоятелен и загнан в тупик, объявит, что в этом судебном процессе присяжные так и не пришли к единогласному решению.
В порыве Харт поднялся с подоконника, сел рядом с миссис Слейгл и вполне откровенно побеседовал с ней минут пятнадцать. Постепенно ее небольшой, гордо поднятый подбородок опустился и стал дрожать. Она тихонько плакала и кивала на доводы Харта, когда Харп Игоу, бейлиф, отпер дверь зала суда и осведомился, готовы ли они прервать заседание на ночь и отправиться в отель.
Харт несколько секунд смотрел на молодую женщину, а потом предложил проголосовать еще раз.
Вот так просто. Когда произвели подсчет голосов, оказалось, что все были “за”. Гарри Л. Коттон был признан виновным в убийстве первой степени и приговорен к смертной казни в газовой камере.
Атмосфера молниеносно изменилась: произошла разрядка, и чувство напряжения в огромном зале с обитыми деревянными панелями стенами ушло. Казалось, там даже стало менее жарко. Словно живительный бриз с океана пробил себе путь в глубь страны и теперь проник в открытые окна. Присяжные, утратив чопорность на лицах, начали смеяться, похлопывать друг друга по спине, обмениваться адресами и строить планы на новую встречу, которой, увы, уже никогда не суждено было осуществиться. Только Харт и миссис Слейгл пребывали в подавленном состоянии.
Пока все ожидали сообщения судьи о том, что вердикт принят и будет оглашен в присутствии виновного здесь же, в зале суда, Келли отвел Харта в сторонку.
— Как вам это удалось, Док? — с восхищением осведомился он. — Как вы смогли заставить ее переменить мнение? Каким таким тайным приемом вы воспользовались?
Харт этим приемом не особенно гордился. Психологический прессинг, который он применил, немного отдавал грязным бельем: он “нажал” на самое уязвимое место.
— Я просто напомнил ей, — ответил он спокойно, пожав плечами, — что завтра начало учебного года и что нет ничего радостнее для молодой матери, чем проводить своих детей в первый раз в первый класс. У нее близнецы, которые завтра пойдут в школу. Полагаю, я убедил ее, что стыдно лишать себя и детей удовольствия лицезреть такое важное событие в жизни из-за какой-то маленькой шлюшки, какой была Бонни Темпест.
Келли хихикнул:
— У меня самого трое детей. И я вполне понимаю, что вы имели в виду. Конечно, удар ниже пояса. Но почему вы так грустно об этом говорите? Аптекарь — очень уважаемый член общества. После двухмесячного отсутствия, полагаю, и вы будете рады наконец убраться отсюда?
— Рад, рад! — заверил его Харт. — Вот только одно меня беспокоит.
— Что именно?
— В конце концов, властями не было предъявлено тело. Поэтому не важно, сколь убедительны доказательства: обвинение в убийстве основано лишь на косвенных уликах. А что, если миссис Слейгл права, а мы все ошибаемся?
2 сентября 1958 г. 0 час. 18 мин.
В зале суда было прохладнее, гораздо прохладнее, чем в помещении для присяжных.
Харт удобно расположился в кресле, желая, чтобы миссис Слейгл перестала плакать. Ее слезы порядком действовали ему на нервы.
Он принялся разглядывать лица немногих присутствовавших в зале. В такой поздний час большинство зрителей, проявляющих нездоровое любопытство и интерес лишь к эксцессам и поступкам убитой и ни в коей мере не задумывающихся о том, что решается судьба человека, отсутствовали.
Большинство тех, кто остался, составляли журналисты, не считая мужа покойной. Харт внимательно рассматривал лицо известного банкира: оно было худым, бледным, но не лишенным некоторой одухотворенности На вид ему было за пятьдесят. И Харту стало любопытно, что же такого человека, как Диринг, учитывая его происхождение, привлекало в погибшей. Наконец после долгого изучения он пришел к выводу — наверняка главенствующими факторами тут стали хорошенькое личико и пышная грудь. Но что на самом деле увидел в ней финансист, что чувствовал теперь, искренне охваченный горем, как будет вести себя в дальнейшем — все это могло послужить для него сигналом опасности, а в случае раскрытия тайны гибели Бонни — и решающим фактором.
Харт продолжал изучать лицо Диринга. Принимая во внимание подробности, представленные в суде, для человека такого социального статуса было довольно затруднительно присутствовать на заседаниях и выслушивать, как перемывается грязное белье его жены. Но в некотором отношении теперь было уже понятно, что Диринг был виновен в смерти не меньше Коттона. Ведь любой старик, женившийся на молодой, всегда остается глупцом.
С другой стороны, подобное происходит ежедневно, триста шестьдесят пять дней в году. А потом все эти старички, заливаясь слезами, бегут в суд, или к своему доктору, или к аптекарю. Но, черт побери, несмотря на все патентованные разрекламированные стимуляторы, предназначенные для мужчин после сорока, в фармакопии не существует лекарства-панацеи, которое мог бы посоветовать таким людям аптекарь или врач. Подобное встречается сплошь и рядом, когда мужчина больше не в состоянии пережить вторую молодость и погрузиться в фонтан юности!
Харт перевел взгляд с Диринга на капитана яхты. И вспомнил один из самых мудрых афоризмов прошлого: “Сам себе на радость никто не живет”. Все твои поступки на ком-то сказываются. А убив Бонни, Коттон лишил капитана Энрико Мора-леса работы — после смерти жены Дирингу было не до продолжительных круизов, деловых или развлекательных. И Харту было любопытно, где теперь находится эта яхта и действительно ли Моралес все еще состоит на службе у Диринга. Высокий смуглый латинос, едва за тридцать, обладающий мужественной красотой, Моралес сидел теперь со скучающим и недовольным видом: в течение трех дней заседания суда он давал дополнительные показания относительно состояния Бонни и Коттона к моменту прибытия их на борт яхты, подробно говорил о цепочке, на которую закрывалась изнутри дверь каюты, а также о том, что жена его хозяина не могла покинуть каюту никаким иным способом, кроме как через фатальный иллюминатор. Пока Харт смотрел на него, морской волк принялся широко зевать, и аптекарь перевел взгляд на темноволосую девушку, одиноко сидящую в дальнем конце зала.
Насколько Харт мог полагаться на свою память, девушка эта присутствовала на всех сессиях судебного разбирательства. Некоторое время он и другие присяжные считали, что она могла быть прежней воздыхательницей или жертвой Коттона, которую,либо защита, либо обвинение вызовут для дачи показаний. Но ни одна сторона этого так и не сделала. Целых семь недель девушка лишь сидела, слушала и смотрела.
Харт пристальнее взглянул на лицо заключенного, сидящего рядом с адвокатом, назначенным судом. Коттон отличался какой-то грубоватой красотой, но его рот выдавал слабость характера, как рот капризного ребенка, который привык только брать и никогда не отдавать взамен. От длительного пребывания в камере кожа его побледнела и приобрела желтоватый оттенок. Дорогой костюм мешком висел на ширококостой фигуре. Глаза с синеватыми тенями глубоко запали. Он выглядел больным и испуганным. Возможно, так оно и было. Харт надеялся, что те несколько дней, которые он провел с Бонни, достойны были той цены, которую он собирался за них заплатить.
После усталости и напряжения судебного разбирательства, многочасовых дебатов то, что за этим последовало, не произвело впечатления кульминации. И Харт обрадовался, когда судья объявил приговор, в краткой речи поблагодарив присяжных. Помощник несколько раз ударил молотком и тем самым положил конец всей процедуре.
Харт устал, ему было жарко. Ему хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Он отмахнулся от репортеров, бросив: “Без комментариев!” — и улизнул от Диринга, который направился было к ложе присяжных с явным намерением поблагодарить каждого отдельно. Харт вышел в коридор и спустился к лифтам.
Темноволосая девушка, которую он постоянно видел в зале суда столько раз, вышла еще до него и теперь ждала лифт. Харт исподтишка разглядывал ее. Вблизи она оказалась гораздо приятнее, чем издали. Пока они спускались в лифте, он рассмотрел ее во всех подробностях. Ростом не более пяти футов, хрупкая и миниатюрная. Летний костюм милый, но не дорогой, как и большая сумка на плече. Личико небольшое, овальной формы. И Харт подумал, что при других обстоятельствах он счел бы, что оно напоминает лицо эльфа. Но сейчас, судя по тому, как время от времени кривились губы девушки, было ясно, что она с трудом сдерживает эмоциональное напряжение, однако неплохо владеет собой.
На нижнем этаже было еще жарче, чем в зале суда. Харт снял пиджак и перекинул его через руку. Он почему-то ожидал, что Мэнни или Герта встретят его тут. С другой стороны, откуда им знать, когда закончится судебный процесс. Не то чтобы они были ему нужны, просто было бы приятно, если бы они появились… Он попросил бейлифа дать указание вывести его автомобиль из гаража, где тот простоял все это время. Сейчас он мог видеть его на парковке.
Трое его коллег-присяжных проскочили мимо, но Харт все еще стоял на месте, глядя на город и радуясь, что он снова принадлежит только себе и может свободно идти куда глаза глядят.
Воскресная транспортная суматоха поуменьшилась, и город снова накрыла приглушенная тишина, в которой он будет пребывать до самого утра, если только можно считать звуки большого города приглушенной тишиной.
Из здания суда вышли и другие присяжные, судебные клерки и припозднившиеся представители заинтересованной стороны, Диринг в их числе. Все, словно почувствовав настроение Харта, прошли мимо, однако финансист задержался около него и настоял на рукопожатии.
— Я не нашел вас наверху, когда благодарил остальных присяжных, доктор, — сказал Диринг. — Знаю, вам пришлось нелегко. Но, слава Богу, среди нас все еще имеются принципиальные люди, которые верят в благопристойность и справедливость.
Харту ничего не оставалось, как пожать ему руку. Но он обрадовался, когда Диринг, откланявшись, прошел к парковочной площадке, где шофер в форме поджидал его рядом с большим лимузином заграничной марки.
Харт с облегчением увидел, что служащий гаража опустил верх его автомобиля. Кожаная обивка была уютно прохладной. Он завел мотор и выехал с парковки.
Темноволосая девушка ушла недалеко. Она стояла на краешке бордюра, держась рукой в белой перчатке за стояк знака автобусной остановки. Прошла целая вечность с тех пор, когда Харт последний раз ездил в автобусе, по крайней мере добираясь до делового центра города, но он припомнил, что если в такой поздний час автобусы и ходят, то наверняка чрезвычайно редко.
В порыве сочувствия он остановил машину около автобусной остановки.
— Не хочу, чтобы вы сочли меня навязчивым, мисс. Но, боюсь, в такое время автобусное сообщение оставляет желать лучшего. Если вам случайно по пути в сторону Голливуда, я буду счастлив подвезти вас.
Девушка холодно осмотрела его.
— И насколько далеко в Голливуд?
— До и за, — пояснил ей Харт. — До Сансет-Стрип. У меня там аптека.
Девушка продолжала рассматривать любезного водителя.
— Знаю. Я у вас однажды покупала соду, когда работала секретаршей в миле от вашего заведения в агентстве “Ассортед артисте” по поиску молодых талантов.
— Значит, мы с вами почти родственники, — улыбнулся Харт. — Я хорошо знаю Бена. Мы каждый четверг играем с ним в покер. Вы живете поблизости от конторы?
— У меня квартира в двух кварталах от нее.
— Тогда садитесь. Я отвезу вас домой.
Когда Харт наклонился, чтобы открыть дверцу, позади него послышался сигнал, и он увидел лимузин Диринга, который выезжал с парковки. Так получилось, что машина Харта блокировала ему выезд на шоссе. Он отъехал на несколько футов и сделал знак лимузину проезжать. Диринг благодарно кивнул.
Харт открыл девушке дверцу.
— У его автомобиля даже гудок под стать ему — бип-бип!
Девушка уселась рядом с Хартом и расправила на коленях юбку.
— Как мило с вашей стороны, — сказала она серьезно. — А его терпеть не могу. Он напоминает мне кота, который был у меня однажды. — Она отвела взгляд. — Не совсем полноценного.
Харт снова завел машину.
— Понимаю, что вы имеете в виду.
В столь поздний час петлять по запутанным улицам центра города так же легко, как ехать по шоссе. Транспортный поток был невелик, и в первый раз за два месяца Харт почувствовал прохладу от движения автомобиля. Пассажирка ехала молча, держа руки на коленях.
Когда он нажал на тормоз, резко сворачивая вправо, чтобы уступить место грузовику, нагруженному утренними газетами, то скосил взгляд на девушку. Ее юбка задралась, приоткрыв обтянутые шелком чулок колени и узкую полоску белого бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20