В темноте помигивали оранжевые буквы:
D I G I T A L.
Ронин поправил сумку на плече. В сумке тихо клацнул металл.
Универмаг назывался тоже не по-русски — «Патерсон». Из двух чужеродных слов он выбрал то, что ближе и понятней. И свернул с тротуара во двор, густо заставленный спящими машинами.
На детской площадке кипела любовь: скрипели качели, сопели, гудели и громко охали, кто-то тонко повизгивал в беседке.
— Люди, а что там такое? — обратился Ронин к смутно видимым фигурам.
— Интернет-кафе, — после паузы ответил ломкий голос.
Непонятно почему остальные обитатели беседки развязано заржали. Больше всех старались девчонки.
Ронин подошел к ярко освещенному крыльцу. На двери, действительно, висела табличка — «Интернет и кофе». В окнах, за плотно закрытыми жалюзи плавали тени.
* * *
В крохотном баре тихо играла музыка и интимно светились бра на стенах. В том, что проектировалось как однокомнатная квартира, едва уместились стойка и три столика. Вдоль окна тянулся полукруглый диван. На нем с вытянутыми лицами и поблескивающими от выпитого глазами сидели три молодые мамаши, явно одиночки. Видимо, уложив детей спать, прибежали культурно скоротать вечерок и по-быстрому с кем-то познакомиться. Судя по тоске на лицах и количеству пустых стаканов, вечер на заладился. Знакомиться было не с кем. Единственный посетитель, кавказской наружности господин в адидасовском костюме, клевал носом за отдельным столиком.
Бармен был не в счет. Он, подперев кулаком щеку, уткнулся в телевизор. На экране игроки в красном гоняли по полю игроков в белом. Мяч летал между ними сам по себе.
Три пары женских глаз уставились на Ронина. Три подруги уже дошли до состояния хорового исполнения девичьей печальной: «Вот кто-то с го-о-рочки-и-и спустился-а-а!» А тут на деревню явился некто высокий, плечистый, с бобриком выбеленных волос да еще в защитно-штурмовом комбезе. Самая изможденная несложившейся личной жизнью мамка нервно икнула.
Ронин, чувствуя на спине и ягодицах покусывающие взгляды, прошел к стойке. Сел на высокий табурет, сумку положил на соседний.
Бармен оторвал взгляд от экрана.
— Какой счет? — поинтересовался Ронин.
— Лучше не спрашивай, — печально вздохнул бармен.
— Тогда наливай.
Бармен изобразил на сонном лице ожидание.
— Амстердам, — почти по слогам произнес Ронин.
Брови бармена поползли вверх.
— Амстердам?
Ронин, опустив веки, кивнул.
— Амстердам, — хрипло выкрикивает обладательница оранжевых волос.
Руки бармена ныряют под стойку, выставляют подставку с лабораторными колбами. Внутри них колышется изумрудная жидкость.
— Коктейль «Амстердам». Одна ошибка и тебя нет, — с милой улыбкой шутит бармен.
— Пошел ты, — роняет оранжевоволосая.
Указательный палец с черным хищно заостренным ноготком плывет над пробирками. Клюет крайнюю.
Динь-динь-динь.
— Ты хорошо подумала, Эш? — с притворным страхом спрашивает бармен.
Кивок оранжевой головы.
— Скажи волшебное слово, детка.
— Фак, — четко артикулирует Эш.
Бармен скалит зубы. Насыпает в колбу пригоршню ледяных алмазов. Вытаскивает из подставки, толчком придвигает к девушке.
— Счастливого пути в Амстердам, милая. Передай привет Ван-Гогу и всем нашим! — напутствует бармен.
Девушка хмыкает и тянется губами к краю наклоненной колбы. Изумрудная змейка вползает в приоткрытые губы.
Бармен расплывается в улыбке.
— Командир, я о таком только слышал.
— И что ты слышал? — безжизненным голосом спрашивает Ронин.
— Прикол такой. Подают двенадцать колб с ликером шартрез, водкой и тоником. В одной колбе растворяют таблетку экстази. Если угадал, тебя конкретно торкает. Ну и колбасишься по полной чисто на халяву. Если не угадал, выбирай еще. Но опять из двенадцати. Типа спортлото. Можешь, в принципе, все сразу бабахнуть.
— А в чем прикол?
Бармен еще шире расплывается в улыбке.
— После третьей колбы тебе так вставит по шарам, что уже никакого экстази не надо. Есть он там, нету, тебе уже, брат, все по барабану.
В дряблом животе бармена забулькал смех.
Ронин разлепил в улыбке резиновые губы.
— Тогда давай сто. Виски.
Он выложил на стойку пятисотрублевку.
Бармен удовлетворенно хмыкнул.
— Это по-нашему. Чистый спирт. Сорок градусов. Беспонтово и надежно.
Он потянулся к бутылкам. Оглянулся на Ронина. Тот кивнул, когда пальцы бармена коснулись темного штофа «Баллантайн». Бармен сделал понимающее лицо и чуть выпятил губы.
Ловко подхватил бутылку, скрутил пробку.
— Льда, воды, запивочки не надо, — без вопросительной интонации скороговоркой произнес он. Тонкой струйкой стал лить золотистую жидкость в стакан. — Я клиента вижу сразу. Глаз — алмаз. Только на пороге человек встанет, а я уже знаю — клиент. Пьет со вкусом и себя держит.
Он придвинул стакан к Ронину.
— Прошу.
Сбоку появилась худосочная мамашка. Сигарету она держала на отлете, по ее мнению, грациозно изломив локоть.
Мамашу шарахнуло об стойку. Ронин, не повернув головы, резко шлепнул ладонью по дрогнувшей сумке. Успел.
— Извините, мужчина, я ничего такого не хотела, — светским тоном пролепетала мамашка. — Арнольд, — обратилась она к бармену, — поставь Танюху Овсиенко.
Бармен сглотнул, похлопал глазами и спросил:
— Может, тебе еще Бабкину с хором Армии врубить?
На курином личике проступило оскорбленное выражение. Мимика осложнялась ранее выпитым.
— Я не поняла, Арнольд… Я что, фантиками здесь плачу? Я нормальными деньгами плачу. И хочу слушать нормальную музыку.
— Иди домой, Жанна, у тебя киндер пятый раз уже обоссался.
— Что ты сказал? — с неподражаемой интонацией работника прилавка протянула мамашка.
— Закругляемся, девочки! — громко объявил бармен. — Здесь бар, а не завалинка. Сюда люди приходят конкретно выпить, а не семечки лузгать.
— Я не поняла, мы мало заказали, ты хочешь сказать?
— Не, взяли нормально, но плохо пошло. Закругляемся, девочки, — отрезал бармен. — Или слушаем «Наутилус».
Он отвернулся к плейеру и вставил новый диск.
— Арнольд, какой же ты не чуткий, — с фирменным придыханием Ринаты Литвиновой произнесла мамашка.
Старательно ставя стопы «елочкой» и покачивая костлявым тазом, как топ-модель на подиуме, она двинулась к подругам.
— Курятник без петуха, — проворчал бармен. — Ты «Нау» любишь?
Ронин чуть наклонил голову.
— Наш человек, — удовлетворенно улыбнулся бармен.
Из динамиков ударили первые аккорды, трепещущие и неровные, как спазмы подранка, обречено падающего в камыш.
«Когда они окружили дом,
И в каждой руке у них был ствол
Он вышел в окно с красной розой в руке
И по воздуху просто пошел.
И хотя его руки
были в крови,
Они светились
как два крыла
И порох в стволах превратился в песок,
Увидев такие дела.
Воздух выдержит только тех,
Только тех,
кто верит в себя
Ветер дует дует только туда,
куда прикажет тот,
Кто верит в себя.»
Ронин почувствовал, как под сжатыми веками набирается жгучая влага.
Эш медленно развела руки в стороны. Разжала пальцы. Громко цокнули об бетон упавшие пистолеты. Один подпрыгнул и свалился за край плиты. Спустя четыре удара сердца раздался гулкий удар железа о железо.
— Do realy you want to quit? — пропела Эш дурацким голоском героини хентай. — Yes or no?
Ронин не ответил. Пальцы соскользнули с рукояти кинжала.
— Ye-e-es! — по-птичьи вскрикнула Эш.
Она взмахнула руками, взвилась в высокий прыжок, на мгновенье зависла в пустоте, словно легла на воздух, ломко сложилась, как прыгун в воду, громко хлопнули полы плаща, и…
«Воздух выдержит только тех,
Только тех,
кто верит в себя
Ветер дует только туда,
куда прикажет тот…»
Ронин поднес стакан к губам. Запрокинул голову.
Жидкий огонь потек в горло. Угли, что жгли сердце, полыхнули бесцветным, яростным пламенем. Вытопили из глаз жгучую влагу.
Он сдавленно выдохнул, облизнул обожженные губы. Украдкой промокнул уголки глаз.
— Во, опять «чехи» дом взорвали. Отморозки, блин…
Ронин повернулся к экрану телевизора. Поверх фотографии развалин клуба «Стеллаланд» в левом верхнем углу налепили портрет бородача в камуфляже. Закадрового текста Ронин не услышал из-за громкой музыки. Следом пошло интервью с сердито смотрящим в камеру мужиком прокурорской наружности.
«Следователь Генеральной прокуратуры Злобин А. И.», — промелькнула «бегущая строка». Злобин, судя по мимике и артикуляции говорил что-то резкое и нелицеприятное.
Репортаж закончился. Камера показала студию, в которой четыре политика, сидя в инквизиторского дизайна креслах, разом сделали умные и озабоченные лица. В углу кадра замер столбик номеров телефонов студии и адрес веб-сайта телекомпании.
В углу на диване закудахтали, а потом визгливо заржали мамашки. Бармен нервно цыкнул зубом.
Ронин поболтал остатки виски в стакане. Медленно, одним тягучим глотком влил в себя. Прикурил сигарету. Глубоко затянулся. Подождал, пока дым впитает спиртовые испарения, жгущие небо, выдохнул струю в потолок. В голове заиграли на серебряных скрипочках сверчки.
Он сделал еще две затяжки, расплющил окурок в пепельнице. Переложил сумку себе на колени.
Бармен, привычным движением полируя стаканы, искоса бросал на Ронина настороженные взгляды.
— Где тут у тебя Интернет, Арнольд? — спросил Ронин.
Бармен, не скрывая удивления, уставился на него. Крякнул.
— Ну ты даешь… Вон дверь. — Он кивнул влево от стойки. — Слышишь, розовые слоны топочут? Так это и есть интернет-салон.
— А при чем «розовые слоны»?
— Так молодняк теперь жопы отъедает сникерсами — во! — Бармен как рыбак развел руки, показывая размер. — Что пацаны, что писюхи. Жиры розовые свесят из-под маек и гоняются друг за другом.
— Там? — с сомнением спросил Ронин.
— Ага! Нам этот слонятник управа за лицензию на спиртное навязала. Типа, забота о подрастающем поколении. Мы им отдельный вход сделали, чтобы перед клиентами не мелькали. Они его в одиннадцать закрывают и тусуются всю ночь. Я через эту дверь захожу иногда, по ушам самым непонятливым надаю — и все. Чем они там занимаются, не мое дело. Правило одно — шмаль не курить и презервативы в толчок не бросать. Остальное их родителей забота. Правильно я рассуждаю?
— Более чем.
— Повторить? — Бармен указал глазами на бутылку.
— Чуть позже.
Ронин спрыгнул с табурета. Мельком бросил взгляд на экран. Страсти в студии накалились до предела парламентской этики. По заднику студии ползли строчки чата.
* * *
Ронин шагнул в виртуальный мир «розовых слонов».
В салоне решили обойтись без верхнего света. По стенам играли призрачные отсветы работающих мониторов. В полумраке, как в крысиной норке, кипела своя, непонятная чужакам жизнь. Скользили неясные тени, всплывали и пропадали овалы лиц. Слышался топот, писк колесиков кресел по ковролину, из динамиков выплескивалась сэмплированная компьютерная музыка, крики, стоны, зубодробительные удары, канонада выстрелов и гул моторов. Детки играли. И матерно комментировали происходящее.
Ронин прошелся по коридорчику, заглядывая в комнаты. Всюду гурьбой и поодиночке у горящих мониторов в разной степени азарта заходились полуночные геймеры. Возраст по голосам определить было сложно. По лексике — бывалые мужики. Мат на мате, вместо знаков препинания тоже мат и чуть-чуть сетевого слэнга. Горели огоньки сигарет. Под потолком плавали думные пласты тумана.
Из приоткрытой узкой двери сочился яркий свет. Ронин мимоходом заглянул в щель. Успел разглядеть эпизод сценки, после которой надо было следовать правилу не бросать использованные контрацептивы в унитаз.
В стеклянной коробке с надписью «Сисадмин» тоже целовались. Барышня, жирок, действительно, двумя складками свисал над поясом, оседлала худосочного паренька, крепко держала его запрокинутую голову и, как эскимо, облизывала шею.
Ронин успел ознакомиться с прейскурантом и правилами, распечатки скотчем прилепили к стеклу. Особенно умилил пункт пятый: «Ругаться матом запрещено. Пойманный будет выгнан из салона без возврата остатков неизрасходованной оплаты».
Девчонка активнее заелозила по бедрам сисадмина и так вцепилась ему в губы, что Ронин решил вмешаться, пока парню не съели пол лица.
Он постучал по стеклу. Никакого эффекта.
Тупой носок армейского ботинка, врезавшись в переборку, произвел нужный эффект. Распаленная девчонка замерла, как застуканная на месте преступления кошка. Из-за ее растрепанных волос показалось лицо администратора.
— Какого хрена? — прошлепал он влажными губами.
Осекся, рассмотрев чужака.
Ронин бросил в окошко две сотенные.
— Включи мне Интернет. В комнате, где бандерлогов поменьше.
Администратор придвинулся вместе с наездницей к столу. Повернулся к монитору. Выпростал руку, потыкал в клавиатуру.
— Восьмой. Первая налево. На сколько… вам?
— На сколько хватит. Потом добавлю.
Ронин поправил ремень сумки.
Девчонка робко оглянулась. На вид — лет четырнадцать. По глазам — мама не горюй…
Он подмигнул ее шалым глазам, развернулся и пошел искать свой компьютер.
В указанной комнате бушевало побоище. Человек пять плотно облепили единственный работающий монитор. Бился с монстрами один, остальные комментировали. На Ронина никто не обратил внимания.
Последним в ряду, у самого окна, щелкнув, зажегся еще один монитор. А у игроков погас.
— Леха, что за отстой! — взвыл истребитель монстров.
— Переходите на одиннадцатый! — донеслось из администраторской кабинки.
— Ты че творишь, урод?! Мы же не засейвились, мудель! — заголосил в потолок истребитель.
— За базар, вообще, нахрен, выкину! — строгим голосом пообещал сисадмин.
Компания с шумом и матом перекочевала в соседнюю комнату.
Ронин плюхнулся в кресло. Сумку положил у ног.
Зашел на сайт телекомпании. В чате народ бурно генерировал возмущение, предложения, соображения и полный маразм.
SonIK > Не наезжайте на господина Митрофанова. Он прав, давно пора задолбить их в каменный век.
BRAT > Хорошой «чех» — мертвый «чех».
Florist > Кто бывал в «Стеллаланде», тот знает, что там тусовался только полный отстой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41