Брал сантехнику тут, советую всем
Вот так — с виду одно, а на самом деле совсем другое.— Понял и постараюсь сделать все возможное.— Это необходимо, господин Баум, в высшей степени необходимо! — Ковач поднялся, протянул руку, его тонкая кисть утонула в пухлой ладони Баума, и скромно удалился. А Баум поспешил к себе в Версаль, в любимое бистро — то, откуда он обычно звонил Бен Тову. Глава 30 Как принято международными правилами, судно «Круа Вальмер», находясь в пятидесяти милях от берегов Израиля, доложило о своем прибытии в министерство транспорта этой страны. В телеграмме были указаны название, координаты, порт отправления, скорость и пункт назначения — Хайфа. Эти же данные были переданы по радио в грузовой порт Хайфы и оттуда пришло разрешение пристать к берегу. На входе в гавань, у дальнего волнолома, судно замедлило ход, чтобы принять на борт лоцмана. Команда уже вовсю готовилась к отдыху на берегу, капитан заполнял документы для портовой администрации. Лоцман благополучно провел корабль к грузовым причалам и туда же двинулся грузовой кран, готовый принять контейнеры. Глянув с борта вниз, на набережную, члены команды увидели ожидавшую их группу людей — на этот раз здесь были не только врач, таможенники и чиновники по иммиграционным и коммерческим делам, но и сотрудники госбезопасности и портовой полиции.Когда опустили сходни, вся эта группа поднялась на борт.— Чрезвычайная ситуация, капитан, — объяснил представитель госбезопасности, пожимая руку капитану.— А в чем дело?— Тут у нас большая тревога. Мои люди произведут обыск на судне. Никто не может сойти на берег до особого распоряжения.— Что за напасть! А долго продлится обыск?— Не могу сказать — может, и до ночи. Помогите нам сами — тогда будет быстрее.— Конечно, поможем.— Груз проверят на пристани. Контейнеры сгрузят и откроют, прежде чем отправлять дальше. А мы с вами тем временем обойдем все судно.— Но за сохранность грузов отвечать будете вы, — капитан явно был недоволен происходящим.— На этот счет у меня инструкций нет. Постараемся действовать поаккуратнее.Обыск проводили еще тщательнее, чем в Марселе, и продолжался он еще дольше. Проверяли грузы не выборочно, а все подряд, вынимали содержимое контейнеров, осматривали и складывали обратно. Открывали все ящики подряд, развязывали мешки. Пока шла вся эта работа на пристани, человек двадцать из полиции и госбезопасности прочесывали судно — помещение за помещением. Счетчики Гейгера-Мюллера ничего не показывали.Портовая полиция не выдавала членам команды паспортов, так что покинуть судно до окончания обыска никто не мог, все ночевали на борту. Только к полудню следующего дня капитану сказали:— Все в порядке. Можете перегружать свои товары в склады.— А команда?— Те, кто захочет сойти на берег, пусть обратятся в портовую полицию.Вся группа проверки переправилась на корабль, только что пришедший из Ливорно. А спустя полчаса к капитану подошел молодой докер из тех, что перетаскивали грузы на склад, и они, стоя вдвоем на мостике, несколько минут беседовали о чем-то. Потом парень вернулся к своим. Спустя некоторое время к причалу подкатил грузовик фирмы, которая перезаряжает баллоны с газом, и увез все баллоны с «Круа Вальмер». Из главных ворот порта он направился на завод своей фирмы — к этому времени рабочий день закончился.— Утром разгрузим, — сказал сторож. — Оставляй машину, не беспокойся.Водитель поставил грузовик там, где ему велели, и ушел домой пешком, ругаясь про себя: чертов этот капитан, дотянул со своими баллонами, что и день кончился.Глубокой ночью к территории завода подъехали трое. Ворота легко открыли ломиком и, забравшись в кузов грузовика, при свете ручного фонарика отыскали те два баллона, что были чуть толще и длиннее остальных. Отнесли их в машину, ожидавшую на шоссе, спрятали в багажник и прикрыли сверху тряпкой. Ворота за собой закрыли, и машина тронулась. С дороги, ведущей вдоль побережья, она скоро свернула на юг, к Хадере.
Именно в тот вечер скандал между Бен Товом и Мемуне, назревавший все последние месяцы, наконец разразился.— Это послужит мне уроком, — покаялся Бен Тов дома за ужином. — А все гордыня моя дурацкая. Не могу, видите ли, терпеть, когда меня считают бездельником и неудачником.— Не можешь? Ну и что?— А то, что я открыл этому ослу свой план. Только чтобы он знал, что план есть.— А он?— Немедленно велел от него отказаться и придумать что-нибудь другое. Просто потому, что в этом плане ему никакой роли не отводилось, а он же начальник, черт бы его побрал!— И что — так уж невозможно изменить этот несчастный план, о котором ты мне ни слова не говорил? Человечество, что ли, от этого вымрет?— Может, и вымрет.Он продолжал есть в молчании, разрезая мясо с таким решительным видом, будто сражался с врагом. Жена знала эти его повадки и помалкивала, пока он все не доел.— Этот ваш скандал — он может иметь для тебя последствия?— Еще бы! Я же ему всю правду выложил!— Какую правду?— Ну что только его врожденная тупость мешает ему оценить собственную некомпетентность.— Так прямо и сказал?— И еще много чего наговорил.— Слушать не желаю! Как ты мог?Но женский гнев остывает быстро.— А знаешь, — произнесла она миролюбиво. — Потеряешь ты эту работу — и жалеть о ней нечего. Найдешь другую, поспокойней.— Не надо мне другой работы — я спокоен, когда мне не мешают.— А если они сами…— Никто меня не выгонит, пока я не закончу дело, которое начал.— Уступишь, изменишь план?— И не подумаю.Скандал произошел из-за группы «Шатила», а точнее — из-за Расмии. Утратив на миг бдительность, Бен Тов проговорился:— Мы ее задерживать не станем, она приведет нас к бомбам.— Неумно, — отозвался Мемуне. — Раз уж Ханиф ее посылает, значит, твердо уверен, что шантаж с бомбой удастся. А если ты упустишь эту девчонку?— А если небеса на землю свалятся? Может, и упущу — какие могут быть гарантии в нашем деле?— Риск неоправданно велик.— Не сомневаюсь, — съязвил Бен Тов, — что вы уже прикидываете, как объяснить неудачу министру.У Мемуне от гнева побагровело лицо и даже шея.— А вот это уже оскорбление, тебе следует извиниться.— Никого я не оскорблял, но, если хотите, могу извиниться.— Если мы схватим эту террористку в аэропорту, то заставим ее заговорить. Ребята из команды Хайеша — они мастера…— Да вы понимаете, что такое фанатизм? Допрашивать ее — дело безнадежное. Получим изуродованный труп, магнитофонную ленту с воплями и стонами — и ни одного слова разборчиво…— Не могу с этим согласиться. Ее надо арестовать — и это приказ.Бен Тов выложил свой последний козырь:— Мне передали, что она работает на КГБ.— И что — после этого ее отпустить? Ну и ну, ты, должно быть, не в себе!— Русские не хотят, чтобы в Израиле прогремели атомные взрывы, они стараются этого не допустить.— Доказать можешь?— Доказательств у меня, естественно, нет, но разве надо доказывать очевидное? Не сумасшедшие же они!— Да как я могу санкционировать план действий, когда мне предлагают пропустить на территорию страны опасную террористку, к тому же работающую на КГБ? Ничего себе!— Согласен — это странно. Но потрудитесь поразмыслить, и…— Это было бы преступной безответственностью — пустить ее сюда.Вот тут-то Бен Тов и заорал на начальника во весь голос, обвиняя его в тупости и некомпетентности, а Мемуне в ответ столь же громогласно выгнал его вон. Только очутившись в собственном кабинете, Бен Тов понял, что натворил, и поспешно схватился за телефонную трубку:— В ваших словах есть резон, — сказал он Мемуне. — Арестуем ее прямо в аэропорту.Только бы удержать дело в своих руках, — иначе оно окажется у группы «2», а эти-то, будьте уверены, поволокут путешественницу на допрос. Его же, Бен Това, люди Расмию «прозевают». «Это единственный путь», — пробормотал он, усаживаясь за стол и пытаясь подавить в себе гаев и неловкое чувство, будто он кого-то предал.
Около одиннадцати вечера с пристани прибрежной деревушки Джоуни отошел катер. Он двинулся по дуге, держась километрах в трех от берега, и в условленном месте замедлил ход; на воду опустилась надувная резиновая лодка. Четверо мужчин, обнявшись на прощание с тем, кто управлял катером, перебрались на суденышко. Шли на веслах, неслышно опуская их в воду и держа курс на огонек, каждые полминуты вспыхивавший где-то впереди. Оружие и радиооборудование в непромокаемых мешках было приторочено прямо к телу каждого гребца. Когда до берега оставалось метров триста, они выпустили воздух из лодки и, очутившись в воде, поплыли на манящий огонек. В лодке больше не было надобности: ни один из них не рассчитывал вернуться из этой экспедиции живым. Было уже без двадцати четыре, когда они встретились на берегу с тем, кто подавал сигнал.— Вам повезло, — приветствовал он гостей. — Тут такая паника поднялась, вдоль всего берега рыщут солдаты, новый радар привезли.Прибывшие поспешно переоделись в сухую, заранее для них приготовленную одежду, и только после этого распаковали свои мешки. Встречавший их поторопил:— Скорее! Тут всего метров сто до шоссе, машина ждет. Я иду вперед, вы за мной.
Самолет компании «Эль Аль» из Рима приземлился точно по расписанию, и его пассажиры выстроились в длинные очереди к постам израильской иммиграционной службы, где проверяли паспорта молодые, с равнодушными лицами люди. По обеим сторонам барьера, за которым шла проверка, стояли другие молодые люди, в униформе и с автоматами через плечо, с таким видом, будто готовы начать стрелять в любой момент. Все это означало, и всякий мог заметить, что охрана аэропорта усилена. Но были еще и другие, не столь бросающиеся в глаза приметы: носильщики, которые слишком уж внимательно приглядывались к вещам пассажиров; штатские, ожидающие — слишком долго — своего рейса, который что-то задерживается, а может, отменен, но скорее и вовсе не был назначен. Вся эта более или менее скрытая деятельность было организована Бен Товом, он же распорядился припарковать в зоне прибытия несколько своих такси и неизвестно чего и кого ожидающих крепких парней на мотоциклах.Очереди к окошечкам двигались довольно медленно, и каждый, кто проходил через барьер, попадал в поле видимости двух больших телевизионных камер. В одном из кабинетов службы безопасности аэропорта сидел Эссат и внимательно рассматривал лица, одно за другим вплывавшие на экран.Лицо Расмии уже почти исчезло из кадра, когда до Эссата дошло, что это же она и есть! Она была не похожа на себя. Длинные прямые светлые волосы струятся по плечам, большие модные очки на пол-лица. То ли одна из тех белокурых, загоревших дочерна скандинавок, которых привлекает — правда, на короткое время — одуряющая жара и тяжелая работа в кибуцах. То ли уроженка северной Италии — там встречаются такие смуглые, высокие блондинки. Выдала самозванку сумка — все та же, с темной полосой по диагонали.Связь между «Моссадом», иммиграционной службой аэропорта и службой охраны была отлажена четко: ее держал под контролем сам Мемуне. Эссат должен подать сигнал на пост паспортного контроля, и девушку «поведут» сразу же. Если она в зале выдачи багажа или на таможенном контроле вступит в контакт с какими-нибудь людьми, их надлежит задержать с нею вместе. Если нет — возьмут одну.— Твоя задача такая, — снова и снова наставлял Эссата Бен Тов. — Смотришь пассажиров каждого прилетевшего самолета, пока не увидишь свою приятельницу. И тут же даешь сигнал — но не о ней, а о другой девушке с того же самолета, которая хоть немного смахивает на нее и которую тоже можно принять за армянку. Постарайся подловить какую-нибудь из наших девчонок посимпатичнее — чтобы ей легко было выпутаться, когда поймут, что произошла ошибка. А Расмия пусть себе идет спокойно мимо этих наших умников, которые только и умеют, что хватать людей. Дашь отдельный сигнал одному из тех ребят, которых я тебе показал. Не забудешь?— Ни за что не забуду.— Только бы ее не упустить — Бог этого не допустит, надеюсь. Да, и не забудь потом извиниться за ошибку. Свали вину на плохое качество телевизионного изображения.Двойная очередь двигалась на экране, Эссат нетерпеливо высматривал подходящее женское лицо. Вот молодая пара — мужчина светловолосый, женщина брюнетка, в широкополой шляпе, лицо различить трудно. Годится! Эссат снял телефонную трубку:— Та, что в левом ряду. Шляпа с широкими полями, большая сумка на плече. Мужчина рядом с ней держит какие-то журналы. В кадре их уже не вижу.— А я вижу. Ты уверен, что это именно она?— Уверен.— А ее спутник — знаешь его?— Его не знаю.Расмия подошла к посту и протянула паспорт — итальянский. Контролер раскрыл его, просмотрел визы и печати, сличил лицо пассажирки с фотографией.— Синьорина Реселли?— Да.— С какой целью прибыли в Израиль? Что собираетесь здесь посетить?— Иерусалим в первую очередь. И, может быть, другие города.— Первый раз в нашей стране?Расмия кивнула.— Снимите, пожалуйста, очки.Она повиновалась, рука ее при этом не дрогнула. Проверяющий сличил еще раз и, закрыв паспорт, протянул его красивой туристке, пожелав при этом приятного путешествия, как того требуют правила. И тут же повернулся к пожилой даме, стоявшей в очереди следом за Расмией.А та не спеша надела свои очки, аккуратно спрятала паспорт в сумку и направилась в зал выдачи багажа. Пока прибывшие дожидались своих чемоданов, стоя вдоль медленно движущейся извилистой ленты, Эссат успел проинструктировать коллег, и двое из них пошли в багажный зал взглянуть на ту, за которой предстояло следить.Тем временем возле ленты появилась и та смуглая девушка, на которую Эссат указал начальству. Вместе со своим спутником — позже выяснилось, что они познакомились только во время полета — она забрала свои вещи. У выхода ее ожидал жених — такой же израильтянин, как и она, уроженец Хайфы, а заодно целая куча вооруженных людей, которые стремглав кинулись к ней со всех сторон и задержали всех троих — влюбленные не успели даже поцеловаться.Мимо таможни, не встретив никаких препятствий, прошла Расмия с маленьким чемоданом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Именно в тот вечер скандал между Бен Товом и Мемуне, назревавший все последние месяцы, наконец разразился.— Это послужит мне уроком, — покаялся Бен Тов дома за ужином. — А все гордыня моя дурацкая. Не могу, видите ли, терпеть, когда меня считают бездельником и неудачником.— Не можешь? Ну и что?— А то, что я открыл этому ослу свой план. Только чтобы он знал, что план есть.— А он?— Немедленно велел от него отказаться и придумать что-нибудь другое. Просто потому, что в этом плане ему никакой роли не отводилось, а он же начальник, черт бы его побрал!— И что — так уж невозможно изменить этот несчастный план, о котором ты мне ни слова не говорил? Человечество, что ли, от этого вымрет?— Может, и вымрет.Он продолжал есть в молчании, разрезая мясо с таким решительным видом, будто сражался с врагом. Жена знала эти его повадки и помалкивала, пока он все не доел.— Этот ваш скандал — он может иметь для тебя последствия?— Еще бы! Я же ему всю правду выложил!— Какую правду?— Ну что только его врожденная тупость мешает ему оценить собственную некомпетентность.— Так прямо и сказал?— И еще много чего наговорил.— Слушать не желаю! Как ты мог?Но женский гнев остывает быстро.— А знаешь, — произнесла она миролюбиво. — Потеряешь ты эту работу — и жалеть о ней нечего. Найдешь другую, поспокойней.— Не надо мне другой работы — я спокоен, когда мне не мешают.— А если они сами…— Никто меня не выгонит, пока я не закончу дело, которое начал.— Уступишь, изменишь план?— И не подумаю.Скандал произошел из-за группы «Шатила», а точнее — из-за Расмии. Утратив на миг бдительность, Бен Тов проговорился:— Мы ее задерживать не станем, она приведет нас к бомбам.— Неумно, — отозвался Мемуне. — Раз уж Ханиф ее посылает, значит, твердо уверен, что шантаж с бомбой удастся. А если ты упустишь эту девчонку?— А если небеса на землю свалятся? Может, и упущу — какие могут быть гарантии в нашем деле?— Риск неоправданно велик.— Не сомневаюсь, — съязвил Бен Тов, — что вы уже прикидываете, как объяснить неудачу министру.У Мемуне от гнева побагровело лицо и даже шея.— А вот это уже оскорбление, тебе следует извиниться.— Никого я не оскорблял, но, если хотите, могу извиниться.— Если мы схватим эту террористку в аэропорту, то заставим ее заговорить. Ребята из команды Хайеша — они мастера…— Да вы понимаете, что такое фанатизм? Допрашивать ее — дело безнадежное. Получим изуродованный труп, магнитофонную ленту с воплями и стонами — и ни одного слова разборчиво…— Не могу с этим согласиться. Ее надо арестовать — и это приказ.Бен Тов выложил свой последний козырь:— Мне передали, что она работает на КГБ.— И что — после этого ее отпустить? Ну и ну, ты, должно быть, не в себе!— Русские не хотят, чтобы в Израиле прогремели атомные взрывы, они стараются этого не допустить.— Доказать можешь?— Доказательств у меня, естественно, нет, но разве надо доказывать очевидное? Не сумасшедшие же они!— Да как я могу санкционировать план действий, когда мне предлагают пропустить на территорию страны опасную террористку, к тому же работающую на КГБ? Ничего себе!— Согласен — это странно. Но потрудитесь поразмыслить, и…— Это было бы преступной безответственностью — пустить ее сюда.Вот тут-то Бен Тов и заорал на начальника во весь голос, обвиняя его в тупости и некомпетентности, а Мемуне в ответ столь же громогласно выгнал его вон. Только очутившись в собственном кабинете, Бен Тов понял, что натворил, и поспешно схватился за телефонную трубку:— В ваших словах есть резон, — сказал он Мемуне. — Арестуем ее прямо в аэропорту.Только бы удержать дело в своих руках, — иначе оно окажется у группы «2», а эти-то, будьте уверены, поволокут путешественницу на допрос. Его же, Бен Това, люди Расмию «прозевают». «Это единственный путь», — пробормотал он, усаживаясь за стол и пытаясь подавить в себе гаев и неловкое чувство, будто он кого-то предал.
Около одиннадцати вечера с пристани прибрежной деревушки Джоуни отошел катер. Он двинулся по дуге, держась километрах в трех от берега, и в условленном месте замедлил ход; на воду опустилась надувная резиновая лодка. Четверо мужчин, обнявшись на прощание с тем, кто управлял катером, перебрались на суденышко. Шли на веслах, неслышно опуская их в воду и держа курс на огонек, каждые полминуты вспыхивавший где-то впереди. Оружие и радиооборудование в непромокаемых мешках было приторочено прямо к телу каждого гребца. Когда до берега оставалось метров триста, они выпустили воздух из лодки и, очутившись в воде, поплыли на манящий огонек. В лодке больше не было надобности: ни один из них не рассчитывал вернуться из этой экспедиции живым. Было уже без двадцати четыре, когда они встретились на берегу с тем, кто подавал сигнал.— Вам повезло, — приветствовал он гостей. — Тут такая паника поднялась, вдоль всего берега рыщут солдаты, новый радар привезли.Прибывшие поспешно переоделись в сухую, заранее для них приготовленную одежду, и только после этого распаковали свои мешки. Встречавший их поторопил:— Скорее! Тут всего метров сто до шоссе, машина ждет. Я иду вперед, вы за мной.
Самолет компании «Эль Аль» из Рима приземлился точно по расписанию, и его пассажиры выстроились в длинные очереди к постам израильской иммиграционной службы, где проверяли паспорта молодые, с равнодушными лицами люди. По обеим сторонам барьера, за которым шла проверка, стояли другие молодые люди, в униформе и с автоматами через плечо, с таким видом, будто готовы начать стрелять в любой момент. Все это означало, и всякий мог заметить, что охрана аэропорта усилена. Но были еще и другие, не столь бросающиеся в глаза приметы: носильщики, которые слишком уж внимательно приглядывались к вещам пассажиров; штатские, ожидающие — слишком долго — своего рейса, который что-то задерживается, а может, отменен, но скорее и вовсе не был назначен. Вся эта более или менее скрытая деятельность было организована Бен Товом, он же распорядился припарковать в зоне прибытия несколько своих такси и неизвестно чего и кого ожидающих крепких парней на мотоциклах.Очереди к окошечкам двигались довольно медленно, и каждый, кто проходил через барьер, попадал в поле видимости двух больших телевизионных камер. В одном из кабинетов службы безопасности аэропорта сидел Эссат и внимательно рассматривал лица, одно за другим вплывавшие на экран.Лицо Расмии уже почти исчезло из кадра, когда до Эссата дошло, что это же она и есть! Она была не похожа на себя. Длинные прямые светлые волосы струятся по плечам, большие модные очки на пол-лица. То ли одна из тех белокурых, загоревших дочерна скандинавок, которых привлекает — правда, на короткое время — одуряющая жара и тяжелая работа в кибуцах. То ли уроженка северной Италии — там встречаются такие смуглые, высокие блондинки. Выдала самозванку сумка — все та же, с темной полосой по диагонали.Связь между «Моссадом», иммиграционной службой аэропорта и службой охраны была отлажена четко: ее держал под контролем сам Мемуне. Эссат должен подать сигнал на пост паспортного контроля, и девушку «поведут» сразу же. Если она в зале выдачи багажа или на таможенном контроле вступит в контакт с какими-нибудь людьми, их надлежит задержать с нею вместе. Если нет — возьмут одну.— Твоя задача такая, — снова и снова наставлял Эссата Бен Тов. — Смотришь пассажиров каждого прилетевшего самолета, пока не увидишь свою приятельницу. И тут же даешь сигнал — но не о ней, а о другой девушке с того же самолета, которая хоть немного смахивает на нее и которую тоже можно принять за армянку. Постарайся подловить какую-нибудь из наших девчонок посимпатичнее — чтобы ей легко было выпутаться, когда поймут, что произошла ошибка. А Расмия пусть себе идет спокойно мимо этих наших умников, которые только и умеют, что хватать людей. Дашь отдельный сигнал одному из тех ребят, которых я тебе показал. Не забудешь?— Ни за что не забуду.— Только бы ее не упустить — Бог этого не допустит, надеюсь. Да, и не забудь потом извиниться за ошибку. Свали вину на плохое качество телевизионного изображения.Двойная очередь двигалась на экране, Эссат нетерпеливо высматривал подходящее женское лицо. Вот молодая пара — мужчина светловолосый, женщина брюнетка, в широкополой шляпе, лицо различить трудно. Годится! Эссат снял телефонную трубку:— Та, что в левом ряду. Шляпа с широкими полями, большая сумка на плече. Мужчина рядом с ней держит какие-то журналы. В кадре их уже не вижу.— А я вижу. Ты уверен, что это именно она?— Уверен.— А ее спутник — знаешь его?— Его не знаю.Расмия подошла к посту и протянула паспорт — итальянский. Контролер раскрыл его, просмотрел визы и печати, сличил лицо пассажирки с фотографией.— Синьорина Реселли?— Да.— С какой целью прибыли в Израиль? Что собираетесь здесь посетить?— Иерусалим в первую очередь. И, может быть, другие города.— Первый раз в нашей стране?Расмия кивнула.— Снимите, пожалуйста, очки.Она повиновалась, рука ее при этом не дрогнула. Проверяющий сличил еще раз и, закрыв паспорт, протянул его красивой туристке, пожелав при этом приятного путешествия, как того требуют правила. И тут же повернулся к пожилой даме, стоявшей в очереди следом за Расмией.А та не спеша надела свои очки, аккуратно спрятала паспорт в сумку и направилась в зал выдачи багажа. Пока прибывшие дожидались своих чемоданов, стоя вдоль медленно движущейся извилистой ленты, Эссат успел проинструктировать коллег, и двое из них пошли в багажный зал взглянуть на ту, за которой предстояло следить.Тем временем возле ленты появилась и та смуглая девушка, на которую Эссат указал начальству. Вместе со своим спутником — позже выяснилось, что они познакомились только во время полета — она забрала свои вещи. У выхода ее ожидал жених — такой же израильтянин, как и она, уроженец Хайфы, а заодно целая куча вооруженных людей, которые стремглав кинулись к ней со всех сторон и задержали всех троих — влюбленные не успели даже поцеловаться.Мимо таможни, не встретив никаких препятствий, прошла Расмия с маленьким чемоданом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44