) коротко взвыв, рухнул на снег. Удар был не совсем техничен, зато силен, а главное, неожидан.
Его напарник, совершенно трезво и четко бросился к Чугунову. Тот изготовился к отражению атаки.
Но нападавший не успел ее начать. Справа и слева от него стояли, появившиеся как из-под земли, Зигфрид и Юра. А впереди был Чугунов.
– Чего вы, мужики, а? Мы просто спросить. А еще приличные люди…
Он говорил как пьяный, а главное, снова двигался как пьяный…
– Поднимай своего друга и иди с Богом, – елейным голосом произнес Юра, который в этот момент действительно был похож на Вини Пуха.
Припадая на поврежденную ногу тот, кому не понравилась улыбка Чугунова, молча поднялся. И опираясь на своего напарника, медленно поплелся прочь.
Юра был сосредоточен.
– Пора кончать. И так лихо отбомбились. Я даже не предполагал, что нам дадут так порезвиться. Но, наверное, надо знать меру.
– Тебе, старому оперу, виднее, – сказал Чугунов. Давайте, сворачиваемся. Только я думаю, пока сворачиваемся, надо в этом кафе, – он показал на ближайшее кафе, – залить кофе в термос. Ну и коньячка личному составу. Действительно, отработали на отлично. Ну, я пошел.
– Постой, – резко сказал Юра. – Пойдешь с Зигфридом.
– Слушаюсь, – с легким оттенком иронии ответил Петр. Хотя понимал, что в данной ситуации право командовать было у Юры.
Они сидели, тесно набившись в автобусе. Петр пил коньяк как воду, и не пьянел. Мальчишки орали что-то свое все сразу. Было весело и суматошно. Петр тоже что-то говорил и благодарил всю команду.
Не пил один Юра. Он был за рулем.
Отвлекшись на минуту, Петр вынул мобильник.
«Отбомбились», – по авиационному кратко и емко набрал он смс. И через несколько минут получил ответ.
«Мальчики, мы с вами повсюду, на баррикадах, за праздничным столом, в бане, в койке, в загсе. Любим заочно. Встретим и проводим, а может, оставим. Ждем».
«Ты, прелесть, любимая. Жду встречи», – набрал он сообщение.
«Жду. Буду сексапильной, как из секс-шопа. Хочешь?
Хочу ласкать, хочу любить, хочу тобой любимой быть. Я не могу одна уснуть. Хочу в любви твоей тонуть».
Они общались посредством смс, потому что разговоры с теми краями из Москвы были неустойчивыми. А вот смс принимались без помех.
Глава 4. Пир
Юра Булаев жил в Питере. В Москву помочь Петру в его кампании он приехал на собственном микроавтобусе. Это все, что осталось от былой мощи Национал-республиканской партии России, которую Юра возглавлял некогда. Петр тогда был его замом.
Разумеется, Петр выделил из скудного бюджета кампании денег, чтобы поездка Юры была хотя бы не убыточна для него. И все же со стороны Юры это была прежде всего поддержка старого товарища, а отнюдь не политический бизнес.
Теперь, завершив кампанию, они катили в загородный дом Чугунова, отдохнуть и расслабиться.
Этот дом был единственным, что осталось у Петра Петровича от «былой роскоши». Хотя особой роскоши и не было. Но все же…
Несмотря на буйную молодость, Петр довольно рано защитил и кандидатскую и докторскую диссертации. Ему, надо сказать, везло в делах, да и работать он умел.
Но вот с женщинами ему не везло. Вероятно, сказывалось полное отсутствие душевности, резкость характера и излишний темперамент в делах любовных. Хотя, вот парадокс, с женщинами он всегда вел себя по-рыцарски. Но, наверное, его рыцарственность была или слишком экзальтированной, или, наоборот, суховатой. Схематичной, что ли. Этакое прусское гусарство.
Здесь он полностью оправдывал свою фамилию. Чугунов, он и есть Чугунов. Разумеется, девственником он не был. Но все его связи были довольно случайными.
Поэтому хотя к 35 годам он был кандидатом наук, старшим научным сотрудником престижного НИИ, владельцем не шикарной, но все же отдельной кооперативной квартиры в Москве, словом женихом хоть куда, жениться все же так и не удосужился. Более того, был уверен, что, скорее всего, так и останется старым холостяком.
Они появились в его жизни одновременно. Две женщины. Две Елены. Гримаса судьбы заключалась в том, что обе они были еще и коллегами. Правда одна только заканчивала медицинский институт, а вторая уже год как работала.
Та, что постарше была умна и интересна как человек. Хотя была и несколько не в его вкусе. Но его почему-то влекло к ней как магнитом.
Вторая была проще, грубее, сексуальнее. И имела одно несомненное преимущество в его глазах. У нее не было ребенка, в то время как у первой была дочь от предыдущего раннего и неудачного брака.
Стереотипы воспитания склонили его к выбору второй в качестве жены. Хотя, если бы он мог лепить идеальный образ своей спутницы, то несомненно «соорудил» бы себе совершенно другую подругу. Не похожую ни на ту, ни на другую. Но Елена номер 2, как в шутку называл он ее про себя, подтолкнула его выбор старым, как мир способом, забеременев от него.
Они поженились. Родился сын. Надо отдать его жене должное, она ревностно взялась за обустройство их быта. И как могла, способствовала его работе над докторской диссертацией.
Тут грянула перестройка и в круговерти новых возможностей ему выпал шанс возглавить крупное НПО. А вернее создать его на базе одного хиреющего института и ряда совсем уж гиблых контор.
Он взялся за дело со свойственной ему энергией. Однако вскоре понял, что от него не требуется дела. Надо было лишь провести косметический ремонт разваливающихся организаций, чтобы продолжать качать деньги из бюджета.
Чугунов решил отказаться. И рассказал о своем решении жене.
Он не ожидал столь бурной реакции. Ее довольно милое лицо исказила гримаса гнева. Так нравившийся ему чуть вздернутый носик, как будто заострился и еще больше задрался кверху, делая ее похожей на зомби из могилы. Зеленоватые глаза стали как у кошки.
– Идиот, юродивый, – орала она. – Да кому нужны твои идеи и дела. Тебе дают должность не для занятия твоей гребанной наукой, а для того, чтобы ты смог делать деньги. Сколько можно жить в этой убогой квартире?! Сколько можно так паршиво одеваться?! У тебя есть шанс, у тебя есть обязанность перед семьей. И ты должен этот шанс использовать.
Разумеется, он тоже не остался в долгу. Но, чего не сделает здоровый 39-летний самец перед сексуальным шантажом молодой женушки с такой аппетитной попкой?
Он согласился. Три года он все глубже погружался во все более рискованные аферы. Теперь его семья жила в чудной четырехкомнатной квартире. Появилась машина. Потом вторая.
Но вот в эту квартиру приехали родители жены, вовремя смотавшиеся из Ташкента, где русским становилось все тяжелее.
Теща была продавщицей, а тесть работал на бензозаправке. Не ахти какие должности, но в сволочной советской Азии и на этих должностях можно было делать неплохие деньги.
Так что родня приехала не с пустыми руками. И, по совести говоря, не очень то стеснила Чугунова в их огромной квартире. Но свихнувшаяся на спекуляциях семья в свихнувшейся на спекуляциях стране была для него невыносима.
Он развелся, уволился с высокой должности. Разменял квартиру, оставив себе только эту комнату в коммуналке, и вернулся к науке, пополнив ряды нищающих российских ученых.
Надо сказать, что сделал он это во время. Его зама по хозяйственной части посадили через два года. Его приемник стал жертвой покушения. Ему подпилили болты на левом переднем колесе автомобиля и тот, на ходу потеряв это колесо, вылетел на встречную полосу. С соответствующими последствиями, разумеется.
Так что можно было еще и поблагодарить судьбу за все. Но благодарить почему-то не хотелось.
Элементарная житейская озлобленность в сочетании с неприязнью к азиатам и кавказцам (да и русским южанам тоже, чего стоила хотя бы его женушка и ее семейка!) привели его в ряды русского движения.
А там уже заработал его привычный фанатизм в любой работе, за которую он брался. Он быстро стал довольно известным активистом, а потом одним из лидеров этого оппозиционного направления.
Он защищал Белый дом в 1993 году, а потом не бросил борьбы, несмотря на разгром оппозиции и выдавливание с политической арены настоящего русского сопротивления кремлевскими союзниками – жириновцами и красными разных мастей.
Странно, но именно его фанатизм и неподкупность стали причиной нового поворота в его судьбе. Ему предложили работу аналитика в РИА «Новости». Сферой его изучения должны были быть взаимоотношения власти и оппозиции.
Он и тут проявил себя с лучшей стороны, вскоре став настоящим профессионалом политической аналитики. И его взяли в коммерческую структуру при ИТАР-ТАСС.
Вот тогда он и построил себе тот дом, в который они сейчас и ехали с Юрой и Зигфридом. Конечно же, дом был не столь шикарен и просторен, как хотелось бы. Но вполне приличный, со всеми удобствами и баней.
Так что расслабиться было где. Хотя ехать было далековато.
А собственно, стоит ли сомневаться, – думал он, глядя на проносящиеся за окном пейзажи северного Подмосковья. Что в лоб, что по лбу. Ну не одна, так другая. – Он думал сейчас о своей бывшей жене и ее былой сопернице. – Смешно, но даже имена и отчества у них одинаковые. Одна сильно помогала, но потом предала. А другая… Конечно с ней было бы интереснее. В былые времена он иногда часто мысленно обращался к ней, умной и ироничной. Казалось, что не он сам себе, а именно она отвечает ему в долгих заочных мысленных беседах.
Наверное, с ней было бы и спокойнее. Но как бы он ужился с ее дочерью. Противной, избалованной девкой, считающей себя пупом земли.
Он, наверное, стерпел бы присутствие этого совершенно чужого и чуждого человека рядом с собой. Но непременно настал бы день, когда чаша терпения переполнилась бы.
Он часто представлял себе этот вариант своей жизни. И приходил к выводу, что, в сущности, все было бы почти точно так же, как и сейчас. В чем-то лучше, в чем-то хуже. Например, была бы не квартира, купленная за его деньги, а большой дом. Больший, чем у него сейчас. Но все равно построенный на его же деньги.
Но в некий момент он бы не почувствовал себя в нем хозяином. Как не чувствовал он себя хозяином в своей бывшей квартире. И тогда бы он все равно ушел. А не все ли равно когда и от кого уходить. От стервы жены или от стервы падчерицы. Главное было бы куда. В этом варианте его жизни ему было куда уйти.
Хвала Богам!
И теперь он был свободен.
Да еще и любим. Впервые в жизни по-настоящему.
– А что за женщины, Петрович? – прервав молчание, спросил Юра.
– Класс! – ответил Чугунов.
– Преувеличиваешь, профессор, – лениво бросил Зигфрид.
– Ничуть. Вообще о русских женщинах из глубинки можно слагать саги и баллады. Знаешь, ко мне тут приезжали иностранцы, так они прямо балдели. Говорили, что идут не по улице, а по большому подиуму на конкурсе красоты.
– То-то, они в качестве Мисс Мира чаще всего выбирают черт знает кого. То азиаток, то латиносок, а как-то раз даже негритянку выбрали.
– Ну, допустим, выбирают-то не те, кто был у меня. А потом, чего мы тут между своими дурака валяем. Политкорректность, е…и ее мать. Надо будет, и самку орангутанга выберут.
Все весело рассмеялись.
– Да, кстати, одна из наших подруг на этот вечер мать девушки, занявшей третье место на конкурсе Мисс Россия.
– Ты бы еще ее бабушку пригласил, – ухмыльнулся Юра.
– Зря иронизируешь, дружище. Яблоко от яблоньки, сам понимаешь. А потом, не знаю как ты, а я не люблю очень молодых ссыкух и сосок. Кстати, и в молодости не любил. Да, женщина должна быть помладше меня. Но, чтобы ей было не меньше 25-27. Моложе они все дуры, а многие еще и стервы.
– Ну, этой, твоей матери Мисс России, или как там ее, вряд ли 25-27.
– Нет, слегка за сорок. Но, по лицу не дашь и 35. А фигура, я вам скажу, просто блеск. Кстати, это не редкость здесь. Знаете, я изумился, когда узнал, что в нашем городке чуть ли не каждая вторая занимается шейпингом. Только я знаю восемь соответствующих клубов. Представляете, это на 65 тысяч жителей! Вы можете представить такое в Москве, Питере, да и вообще в любом мегаполисе.
И это при той тяжелейшей жизни, – продолжал Петр, – которая имеет место в русской провинции. Да можно драмы писать о каждой из моих новых землячек, столько им пришлось пережить. Но, поди ж ты, все… Ну, не все, – поправился он, – так очень многие, большинство даже, за собой следят. Спортом занимаются, умные книги читают, одеваются со вкусом при всей скудости имеющихся у них средств и вообще…
– Умытые и золотом покрытые, – хохотнул Зигфрид.
– Хотя бы и так. Во всяком случае, теперь, после нескольких лет жизни здесь, москвички кажутся мне…
– Не обижай землячек, ты все же коренной москвич, – заметил Юра.
– А, ладно, мы же не на митинге. Никого не уговариваем, что «мы хорошие». Впрочем, русские женщины действительно лучшие в мире. Просто в Москве все меньше и меньше русских, вот толпа и теряет лицо. А здесь, слава Богу, все не так. Пока… – уточнил он и продолжал. – Тут один знакомый недавно побывал в Париже. Думал, что там все как Бриджит Бордо. А оказалось, крокодилица на крокодилице.
– Да, у них сейчас даже актрис приличных нет. Посмотри их сериалы. Черт знает что, – безапелляционно заявил Зигфрид.
– А может, ты идеализируешь их, Петрович? – спросил Юра.
– Французских актрис?
– Нет, своих новых землячек. Знаешь, я много по России помотался…
– А то я мало…
– Но ты натура творческая. Склонен идеализировать многое. Вот уехал из Москвы, когда тебе было паскудно. Здесь отдышался, и теперь нет тебе на земле места лучше. И водка здесь слаще, и женщины краше.
Зигфрид вдруг вспомнил свою мачеху и некоторых опустившихся ровесниц из своего родного городка и с немецкой педантичностью вставил:
– Да, профессор, по-моему, ты преувеличиваешь.
– Да не преувеличиваю я, ребята. Но, я вам уже рассказывал, что мне говорил, «новый русский националист» Гиви. Так вот, он прав в том, что иногда свежим взглядом многое видно лучше. А, да что там. Сами увидите.
– Кстати, мы поворот не проехали? – спросил Юра.
– Нет, еще километров десять. Но, ты прав, пора звонить подругам.
Он взял мобильник и набрал ее номер.
– Тигрясик?
– Вы ошиблись номером, мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32