Из одной сцены в прошлом он переносился в другую за доли секунды. Лето на берегу широкой реки. Почерневший от солнца Грэм голышом растянулся на раскаленном песке, из которого торчит одинокая былинка. По ней ползет какое-то красное насекомое. Внезапно на спину ему обрушивается холод, и Грэм, словно подброшенный пружиной, оказывается на ногах. Совсем еще юная Дебора ужасно довольна, она смеется, выставляя на обозрение острые зубы и розовое, все в бороздках, небо. При взгляде на ее мокрый хвост Грэму все становится ясно, он со смехом набрасывается на пантеру, тащит ее к реке, а та отчаянно колотит его в грудь мягкими лапами, но вырваться не может – для того, чтобы не выпустить когти, приходится делать над собой усилие, а отсюда и неловкость… Бескрайние степи. Они вдвоем пробираются через высоченные травы. У Деборы тоже рюкзак. Раз уж равенство, так равенство, пусть пантера и почти еще ребенок, пусть ей и не по душе обязанности. Солнце клонится к зеленому горизонту. Легкая синева ложится на траву, скоро можно будет объявить привал и передохнуть перед ужином… Возвращение домой, солнце бьет прямо в лицо, и ступени веранды приходится нащупывать, темнота же за порогом в первый момент почти непроглядна, но дом-то им знаком до последнего закоулка, он пахнет деревом и пылью, вот они вошли, Дебора программирует кухонного робота, сейчас он соорудит гигантский омлет, а Грэм убирает рюкзаки в кладовку, где царит тот самый хаос, в котором можно тут же отыскать все, что понадобится; когда же они пообедали, Дебора спит, но не по-кошачьи, а задрав вверх все четыре лапы – и вот следующий год, Дебора тогда сломала переднюю лапу, Грэм несет ее на руках, примитивная шина больно упирается ему в грудь, а пантера забыла человечью речь, жалобно скулит, но все это уже в прошлом, лапа зажила, мягким осенним вечером они прогуливаются вокруг дома, земля усыпана красноватой, желтой, коричневой, серой листвой, первые бледные звезды выкатываются на все еще светлое небо…
Впервые воспоминания обрушились на него таким стремительным, удержу не знающим потоком, однако неприятного ощущения это не вызывало. Даже наоборот, в головокружительном калейдоскопе видений он находил некое очарование, чувствовал, что может вспоминать еще, и еще, и еще быстрей. Достаточно было подумать о чем-то. Протянув ноги на влажные, тонувшие в темноте доски веранды, он так и сидел на пороге, пока поток воспо…
2
…проснулся. Спиной ощутил мягкую и теплую тяжесть Деборы. Но не вставал. Вставать не хотелось, хотя солнце было уже высоко, его лучи пробивались через пыльные стекла и ложились на пол светлыми прямоугольниками. «Надо бы вымыть окна», – подумал Грэм. Мысль о работе помогала предаваться ничегонеделанию с особенным удовольствием. Что может быть лучше: знать, что есть чем заняться, но и что спешить некуда. Рано или поздно наступит день, когда хозяйственный стих станет неодолимым, и тогда за двенадцать часов ты переделаешь все, что столько времени откладывал, с чердака до веранды приведешь дом в порядок, а вечером, вытянувшись в постели, испытаешь полузабытое наслаждение от того, как ноют натруженные мускулы.
Он осторожно выскользнул из-под одеяла и получше укутал Дебору. Пантера сонно промурлыкала что-то, но не проснулась. Шагая сквозь танцующие в снопе солнечного света пылинки, он старался не наступать на скрипучие половицы. Следующей комнатой была гостиная. Из погасшего камина тянуло специфическим запахом холодного древесного угля. Мутно блестел в углу экран галактической связи. Стыдливо прятались в полумраке развешенные по стенам любительские картины, «принадлежащие кисти» самого Грэма. Бог знает какими достоинствами они не обладали, но ему – не как автору, а как зрителю – нравились, других же ценителей, кроме Деборы, здесь не было, а ее пониманию недоступен даже факт существования такого искусства, как живопись.
Равноправие так уж равноправие… Этот девиз родился у них как-то сам собой. И оба следовали ему с одинаковым удовольствием. Вчера вечером Дебора угадала его желание, теперь он отплатит ей той же монетой, тем более, что догадаться, чего ей хотелось бы на завтрак, было вовсе не трудно. В кухне Грэм склонился над плоской спиной робота. Когда-то он специально пометил в заказе, что кнопки нужно сделать крупнее обычного – так было удобнее для пантеры. Набрать меню – дело минутное: большой сочный бифштекс для Деборы, кофе и пончики с кремом для себя. Робот ожил, суетливо завозился, а Грэм отправился в ванную.
До завтрака он как раз успеет побриться. Автоматически включился молочный шар светильника, отразился в белом кафеле стен, в никеле труб и кранов. Достав из небольшой ниши депиллятор, Грэм привычным движением провел им по щекам. Из зеркала на него глядел атлетического сложения мужчина лет тридцати. Русые кудри, широкое, улыбающееся лицо. Иногда Грэму казалось, что зеркала как-то неуловимо меняют его физиономию. Красавцем он себя во всяком случае не считал, хотя отражение и свидетельствовало чуть ли не о совершенстве. Скульптурно правильная форма головы, высокий гладкий лоб, подвижные брови, голубые глаза, крепкая, почти квадратная челюсть… Разве что шея чуть мощнее, чем надо бы, но этот недостаток компенсировали широченные плечи.
Покончив с «бритьем», он бросил в зеркало последний взгляд и отвернулся, испытывая смешанное чувство удовольствия и досады. Что за самолюбование?..
Немного времени до завтрака еще оставалось. Раздевшись, он швырнул пижаму в гостиную и забрался под душ. Прохладные колючие струи обрушились на голову и плечи, хлестали по всему телу, прогоняя последние остатки сна. Задыхаясь, Грэм поднял лицо, крепко зажмурился. Вода массировала лоб, веки, скулы, лезла в рот…
Несколькими минутами позже он вышел из ванной в толстом махровом халате и открыл шкаф. Его любимые старые брюки из порядком вылинявшего синего полотна и бесформенный красный свитер ночью тщательно вычистили автоматы. Быстро одевшись, он заглянул на кухню. Завтрак был готов, робот скромно удалился в угол. Грэм поставил все на большой поднос. В такое утро грешно завтракать в четырех стенах.
Ловко балансируя подносом, он вышел на веранду и прищурился, так слепило солнце. Опустил свою ношу на маленький дощатый столик и огляделся. Едва заметная тропинка сбегала от дома по пологому травянистому склону. Слева совсем близко подступал лес, после вчерашнего дождя сиявший свежей зеленью. Склон плавно переходил в необъятную степь, позлащенную солнцем. Синева безоблачного неба как будто немного сгущалась к горизонту – Грэм знал, что этот эффект создают далекие горы.
Пару минут он блаженствовал, созерцая принадлежавший ему мир, а затем повернулся к окну. Окна были «с секретом» – чуть приподняв снаружи раму и нажав, Грэм распахнул створки. Свежий воздух ворвался в спальню, и Дебора сонно заворочалась под одеялом.
– Проснитесь, мадам! – громко провозгласил Грэм. – Завтракать подано!
Сверкнули зеленые глаза пантеры, смотрели они пристально, от сна не было ни следа. Дебора ловко выскользнула из-под одеяла и грациозно спрыгнула на пол. Потом исполнила обязательную церемонию: в струнку вытянув тело, почти припала грудью к полу, изящно приподняв заднюю часть. При этом ее розовая пасть широко раскрылась, показался тонкий, выгнутый язык. Миг – и пасть, клацнув, захлопнулась, пантера одним прыжком вылетела через окно на веранду. Оказавшись у центрального столба, подпиравшего навес, она принялась точить об него когти. Дерево было испещрено глубокими бороздами, а посередине даже истончилось от этой многократно повторявшейся операции. Грэм подумал, что пора бы сменить столб, а не то в один прекрасный день крыша может рухнуть им на голову.
Закончив гимнастику, Дебора подошла к столику и, широко раздув ноздри, потянулась к подносу. Розовый язык вылетел из пасти и быстро облизал морду.
– Бифштекс совершенно в моем вкусе… – от удовольствия пантера чуть ли не мурлыкала. – Грэм, ты у меня сокровище!
На другом конце веранды стояло кресло-качалка. Придвинув его к столу, Грэм устроился со всеми удобствами. Дебора уже наступила лапой на бифштекс и, боком повернув голову, приступила к трапезе.
Как всегда, пончики оказались выше всяких похвал. Кофе тоже. Чревоугодником Грэм не был, но вкусно поесть любил. А этим утром еще и не на шутку проголодался, так как вчера не ужинал. «Вчерашний вечер, – подумал он, прихлебывая кофе. – Странный какой-то выдался вечерок».
На секунду накатило неясное, но тревожное чувство. Вот он вышел на темную веранду… а дальше ничего не вспоминается, словно в голове разверзлась пропасть. Но ощущение провала в памяти длилось какую-то долю секунды. Разом вспомнилось все: как вернулся в гостиную, где камин уже совсем погас, как потрепал по холке Дебору и, охваченный неодолимой сонливостью, отправился спать. Все в порядке… Просто не сразу удалось восстановить последовательность событий. Возможно, из-за вчерашнего «калейдоскопа». Память – не игрушка.
Прикончив последний пончик, он откинулся на спинку кресла и принялся раскачиваться. Подошла осоловевшая после сытной еды Дебора, явно собираясь вспрыгнуть к нему на колени.
– Нельзя ли поуважительнее с моим пищеварением? – взмолился Грэм.
Презрительно фыркнув, пантера растянулась на краю дощатой веранды. Повисло ленивое молчание. Солнце поднималось все выше, на них потихоньку наползала тень.
– Одно удивительно, – протяжно пробормотала пантера. – Что до сих пор никто не позвонил, не прервал наше «дольче фар ниенте». К чему бы это?..
Грэм пожал плечами.
– Может, у них просто нет для нас поручений.
– Вот как? Сам-то ты себе веришь?
Действительно, поверить в такое было трудно. В жизни Грэма Троола была одна непонятная закономерность: задания сваливались в самый неподходящий момент. А именно в тот, когда он начинал по-настоящему наслаждаться отдыхом. В доме неожиданно раздавался мелодичный сигнал галактической связи, на экране появлялось вечно озабоченное лицо знаменитого Хуана Ивановича Смита. Извинившись за то, что без предупреждения прерывает отдых Грэма, он обрисовывал неожиданно возникшую ужасную ситуацию, разрешить которую без помощи сотрудника Троола было немыслимо. «Разумеется, если вы никак не можете…» Грэм, естественно, мог, хотя про себя ругался, на чем свет стоит. Так начинались их миссии.
Неужели о нем забыли? Смешно… Ощущая нелепость своего поступка, Грэм поднялся с качалки и вошел в дом. Экран по-прежнему мутно блестел в полумраке гостиной. Достаточно нажать кнопку, и сигнал мгновенно преодолеет пространство, отделяющее планету Грэма от Центра.
Щелчок – но ничего не произошло. Экран не вспыхнул. На несколько секунд Грэм замер, ожидая, что связь все-таки установится, что дело в какой-то случайной помехе.
– Говорила я тебе – что-то здесь не так, – донесся из-за спины вкрадчивый голос Деборы.
Еще несколько бесплодных попыток подтвердили ее правоту. Продолжать не было смысла. Эта аппаратура в принципе вечна. Все детали запаяны в единый монолит, разрушить их не в состоянии никакое внешнее воздействие. Махнув рукой, Грэм опустился в кресло и попытался представить себе, что могло бы нарушить связь.
– Ну, ладно, – проговорил он. – Раз уж ты накликала неприятности, придется нам отправиться им навстречу, ничего не попишешь. Летим в Центр!
– Как скажешь, – недовольно ответила Дебора и вышла.
Грэм отправился за ней следом. Они вместе обошли дом и очутились на просторной площадке, приспособленной под космодром. Еще старый Балт Троол замостил ее обкатанными речными голышами, со временем ставшими совсем гладкими. В бороздки между ними ветер нанес земли, потом позаботился и о семенах, так что по всей площадке колыхались травы и мелкие полевые цветы. Природа как бы посчитала вопросом чести доказать непобедимость своей жизненной силы и именно в самом непригодном для этого месте. Даже толстые телескопические опоры приземлившегося здесь десять дней тому назад корабля обвивали ползучие растения.
Корабль был невелик – всего чуть больше половины его корпуса возвышалось над крышей дома. Он напоминал несколько необычной формы гриб со сферической шляпкой, взгромоздившийся на три членистые, как лапки насекомого, опоры. По цилиндрической «ножке» гриба шел трап, заканчивавшийся под внешним люком у основания шаровидной кабины. Блестящий металлический силуэт придавал пейзажу некоторую странность, но на Грэма он действовал умиротворяюще, как что-то давно и близко знакомое. Обойдя угол, он сразу остановился и залюбовался кораблем.
И в тот же миг заметил огоньки.
По первому впечатлению они вызывали ассоциацию с пушистыми семенами земного чертополоха, и позже, сколько ни пытался, он не смог найти лучшего сравнения. Они блистали ослепительной зеркальной белизной, и во все стороны от них тянулись тонкие светящиеся нити. Центральное ядро каждого огонька размерами не превышало грецкого ореха, но длинные сверкающие колючки занимали пространство с футбольный мяч.
Сотни таких огоньков парили в воздухе вокруг корабля, плыли, словно в невесомости, вверх или медленно спускались к земле. Казалось, прохладный ветерок заставляет их исполнять некий загадочный танец.
– Не нравится мне это, – подала голос Дебора. – Надо убираться подобру-поздорову.
– Уберемся на корабле, – коротко отозвался Грэм и двинулся вперед.
Стоило ему сделать несколько шагов, как огоньки устремились навстречу. Касаясь друг друга кончиками лучей, они образовали плотную преграду. Грэм заколебался: может, лучше отступить? Уж больно все это напоминает сознательное противодействие. Однако отступление не дало бы ничего, кроме сомнительной надежды на то, что со временем все как-нибудь само утрясется. Во всяком случае, не такой у него характер, чтобы сидеть и ждать, пока какие-то светлячки позволят ему проникнуть в собственный корабль.
До трапа оставалось несколько метров. Грэм шагнул вперед, махнул рукой, словно отгоняя нахальных комаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18