Когда Лорен начала пересказывать ночной кошмар, который ей приснился в Нью-Йорке, его глаза остановились на гравюрах XVIII века, вставленных в рамы, которыми она украсила стены их спальни. На каждой из них были изображены две хорошо одетые женщины, занятые беседой. Их платья, украшенные турнюрами и кружевами «фишу», были выписаны детально, что особенно нравилось Лорен.
Адам плохо разбирался в портретной живописи. Ему всегда казалось, что лица на работах европейских художников старых школ похожи друг на друга, и эта повторяемость несомненно отражает недостаток мастерства художника. Принадлежала ли картина в Нью-Йорке к той же категории? Возможно, там просто стандартное лицо, и сотни разных женщин могут заявить, что в нем есть их черты.
— Адам?
— Извини. Я задумался.
— Я просила тебя не делать замечаний, но думала, что ты собираешься слушать, — в се словах слышался сарказм.
Адам понимал, что ей необходимо выговориться, и сам настаивал на этом. Он устроился поудобнее на кровати, откинувшись на спинку, и сказал:
— Я внимательно слушаю.
Скоро Адам обнаружил, что молчать было труднее, чем он ожидал. Он героически боролся с желанием задать вопрос за вопросом и ясно понимал, что Лорен долго размышляла, безуспешно ища разумное объяснение этим слишком реальным видениям. Она рассказала мужу вес, что помнила, посеяв в нем тревогу. Он и не подозревал, что она так часто погружалась в эти кошмары, что они следовали один за другим, вплоть до вчерашнего дня.
— Я даже помню вкус яблока, которое ела во сне, — задумчиво сказала Лорен. — Потом, прямо перед тем, как ты пришел и разбудил меня, я снова увидела себя в суде. Председательствовал сэр Рэндалл Слифорд. Секретарь делал записи. Присяжных, конечно, не было. Секретарь крикнул: «Джейн Малт, войди в зал суда», — и я увидела себя входящей в комнату. Со мной вошел стражник, который следил, как бы я не убежала, но я уже знала, что бежать некуда. Вся процедура была очень короткой. Меня обвинили, затем объявили приговор. Никакого защитника. Никакого права апелляции. Никакого помилования, — она замолчала, погруженная в свои мысли. — Теперь я знаю, почему.
Ее невидящий взгляд был прикован к щетке, которую она держала в руках. Она так сильно сжала рукоятку щетки, что пальцы побелели.
— Почему он так хотел наказать тебя? — спросил Адам, наклоняясь ближе, чтобы увидеть глаза своей жены.
Лорен грустно улыбнулась.
— Джейн Малт была неверной женой, и жена сэра Рэндалла тоже изменяла ему, когда он еще служил при дворе Генриха VIII. Я думаю, что любовник леди Слифорд был влиятельной особой, может, даже сам король. Это помешало сэру Рэндаллу в то время как-то отомстить. Но потом он все же заставил ее расплатиться. Он отыгрался на мне, когда приговорил меня к смерти.
Адам долго молчал. Лорен говорила так убедительно, что если бы он не знал, что это всего лишь сон, то мог бы поклясться, будто она описывала подлинное событие и подлинных людей из своего прошлого.
Он откашлялся и снова откинулся на высокую спинку из красного дерева. Лорен нахмурилась, и се осторожность начала возвращаться к ней. Она боялась его реакции на то, что она ему сказала.
— Бринквуд рекомендовал, чтобы ты поговорила с доктором Джарвисом Бьюмонтом, Лорен. Может быть, завтра?
Глаза Лорен сузились.
— Сам говори с ним, — пробормотала она. — Я не хочу.
— Лорен…
Он был уверен, хотя и не видел ее лица, что она по-прежнему покусывает нижнюю губу. После долгого молчания Лорен заявила;
— Я уверена, это было последнее видение, Адам. Мне не нужно лечение.
— Но встреча с врачом все же не повредит, — ответил муж. — Только профилактическая беседа.
Пытаясь убедить се, Адам принялся рекламировать методы Джарвиса Бьюмонта, как завзятый коммивояжер, продающий стиральные машины.
Лорен не оборачивалась к нему лицом.
— Я понимаю тебя по-прежнему, Адам. Доктор Бьюмонт, может, и замечательный, но дело не в нем.
Лорен оставила в покое свою щетку для волос, но теперь ее пальцы нервно мяли простыню.
— А в чем?
— Я не хочу говорить об этом ни с кем. Я уже поступила плохо, рассказав тебе.
— Если ты не хочешь проконсультироваться с Бьюмонтом о видениях, то, может быть, расскажешь о твоей амнезии?
Она наконец повернулась, и он увидел, что ее глаза гневно сверкают. Подбородок упрямо вздернулся. Она села, выпрямила спину и сказала с нарочитым спокойствием:
— Я отказываюсь говорить об этом с незнакомым человеком. Я сама справилась с тем, что когда-то потеряла память. И уж, конечно, я справлюсь с этими галлюцинациями, которые со мной иногда случаются.
— Лорен…
— Я не шучу. Иди к этому Бьюмонту, если от этого тебе будет легче, но не надейся, что я пойду.
Адам перестал сдерживаться. Он резко вскочил на ноги и сердито посмотрел на свою жену. Она ответила ему вызывающим взглядом.
— Вчера вечером, — напомнил он ей, отчетливо произнося каждое слово, — ты согласилась с тем, что тебе нужна помощь.
— Это было вчера. А сегодня… Хватит беспокоиться обо мне! Я сама решу, что мне делать.
Он снова резко сел, тесно прижавшись бедром к ее бедру, приблизил лицо к ее лицу. Ей стало страшно. Адам схватил ее за руки и был удивлен, когда почувствовал, какие они холодные.
— Я думал, что ты меня любишь, Лорен, и доверяешь.
— Я вышла за тебя замуж. Но не давала тебе права принимать решения за меня.
— Ты приняла решение сама, добровольно. Вчера вечером ты была уверена, что тебе нужна помощь и хотела попросить ее.
Она попыталась высвободить руки, но у нее не получилось. От гнева на ее щеках выступили два ярких пятна.
— Вчера вечером мне было плохо, я не понимала, что говорю.
С неожиданной, холодной яростью Адам осознал, что женщина, которая была его женой на протяжении пяти лет, женщина, которую, как ему казалось, он знал, считает его чужим человеком.
— Если бы этих кошмаров не случилось, ты бы никогда не упомянула о своей потере памяти, не правда ли?
— Конечно, нет.
— Черт побери, Лорен!
Он отпустил ее и отсел подальше. Адам был слишком взвинчен, чтобы не поддаться искушению схватить жену за плечи и изо всех сил встряхнуть. Он принялся нервно расхаживать по комнате, засунув руки в карманы и испытывая острое желание разнести весь старый хлам в пух и прах. Молчание затягивалось.
— То ты откровенничаешь, то вдруг все скрываешь… Как ты думаешь, мне это приятно? Она следила за ним, насторожившись.
— Мне никогда не казалось, что ты так желаешь знать подробности моего прошлого.
— Очевидно, это было моей ошибкой. И потом, ты могла бы сама что-нибудь рассказать о себе.
— Ты меня никогда не спрашивал. Я не думала, что для тебя важно то, что было со мной до того, как мы встретились.
Адам не ответил. Он засунул руки в карманы и свирепо посмотрел на Лорен из угла спальни. Она робко попыталась улыбнуться.
— Казалось, ты был удовлетворен, когда узнал все, когда удостоверился, что я еще не была замужем.
Адам почувствовал приступ ревности.
— Очевидно, я был так ослеплен своим желанием, что забыл о здравом смысле.
Адам не ждал, что тридцатилетняя женщина может быть девственницей, и не спрашивал о ее прежних любовниках. Он только предполагал, основывая свой вывод на образе жизни Лорен, что до него ее встречи с мужчинами были нечастыми.
— А откуда ты знаешь, что ты не была замужем? — язвительно спросил он. — Амнезия! Кто знает, может…
— Адам!
— Что?
Она вздрогнула от его резкого вскрика, но затем снова собралась, приняла гордую позу, опираясь на горы подушек, отделанных кружевом, испепеляя мужа взглядом, которому могла бы позавидовать сама королева Виктория.
— Может быть, я многое не помню, но уж, конечно, мне рассказали достаточно подробностей моей прежней жизни, и я могу уверить тебя, что я не была замужем. Мои первые восемнадцать лет я проведав очень хороших учебных заведениях.
Его глаза сузились.
— Но факт остается фактом, что ты не помнишь и тебе не могли рассказать всех подробностей. Ни один человек, каким бы хорошим другом он ни был, не может знать о тебе все, — ему в голову пришло неприятное ревнивое подозрение. — А вообще, что это был за друг?
— Неважно.
— Черта с два неважно!
Но она была непреклонна. Никакие аргументы не могли заставить ее думать иначе. Она не хотела больше говорить ни слова о своем прошлом.
Следующим утром Лорен по-прежнему казалось, что выхода из ее затруднительного положения нет. Любое из решений, о которых она думала, могли привести к неприятностям в отношениях с Адамом, которых Лорен не хотелось портить. С тяжелым вздохом она взяла в руки иголку.
Лорен все еще удивлялась, как вчера, после ужасной ссоры с Адамом ей удалось заснуть. Первый раз за эти дни она спала свои нормальные восемь часов. Ей не снились ни сны, ни кошмары.
В это утро они с Адамом почти не разговаривали. Между ними словно пролегла пропасть, хотя они, как обычно, позавтракали и поцеловались на прощанье. Он уехал на работу, но Лорен знала, что он отправился к доктору Бьюмонту, и ужасно боялась новых вопросов.
Могла ли она вообще рассказывать ему о Робе? О том, как она жила с ним? Адаму бы это совсем не понравилось. Он бы разозлился, если бы узнал, что она жила с другим мужчиной три года. Он был бы взбешен, если бы узнал, что его жена употребляла наркотики и не находила в этом ничего предосудительного.
Адам даже не испытывал искушения попробовать марихуану, когда учился в колледже. Он также не скрывал своей уверенности в том, что есть четкие границы между хорошим и плохим. Как же он мог отреагировать на то, что его жена не всегда видела эту границу? Что она нарушала законы, полностью сознавая, что делает?
Единственно возможным было и дальше отказываться говорить о ее прошлом, но за это решение надо было заплатить высокую цену. Честность и доверие были так же важны для Адама, как и законопослушание.
Вышивание занимало руки Лорен, но ее мысли были с Робом. Ей надо было разобраться, что она на самом деле думала о тех годах, найти причины, из-за которых она оставалась с ним, после того, как осознала, что его в ней интересовал лишь постоянный доход от ее трастового фонда.
Она не могла гордиться этим периодом своей жизни, но она не могла изменить то, что случилось.
Лорен продолжала работать над полотном, мысленно возвращаясь к событиям тех лет, и едва она сосредоточилась на этих воспоминаниях, как те без всякого предупреждения неожиданно исчезли…
Лорен снова звали Джейн. Она была младше, чем на картине, но старше, чем она была на том яблоневом дереве. Что-то ее волновало.
Ее большие голубые глаза удивленно расширились, когда она, охваченная благоговейным страхом, осмотрела комнату, в которой очутилась. Никогда раньше ее не приглашали в такие великолепные покои. Каждый дюйм стены был покрыт гобеленами. В комнате были настоящие стеклянные окна, открывающие вид на поде и сад. В воздухе чувствовался запах розмарина.
— Тебя зовут Джейн?
Девушка резко повернула голову. Она долго смотрела на богато одетую женщину, которая обратилась к ней, упиваясь красотой ее прекрасного бархатного платья, расширяющегося книзу, парчового корсажа и рукавов. В деревне говорили, что сэр Рэндалл любил, когда его жена была красиво одета, но это превзошло все ожидания Джейн. По сравнению с этим одеянием серое шерстяное платье девушки казалось отрепьем. Она опустила глаза.
— Отвечай мне, девушка. Тебя зовут Джейн?
— Да, мадам.
— Ну, Джейн, пошевеливайся. Ты здесь затем, чтобы показать мне, как хорошо ты умеешь работать.
— Да, мадам.
Она очень хотела понравиться. Если бы она вернулась домой ни с чем, ее бы побили.
С терпением, которого Джейн не ожидала от такой важной персоны, леди Слифорд показала ей стежки, которые она должна была использовать для того, чтобы повторять рисунок гобелена в вышивке.
— Настоящий гобелен делается на станке, — объяснила леди, — но мы можем производить их более простым способом, с помощью иголки.
Джейн сразу же принялась за работу, заполняя полотнище стежками елочкой.
Леди Слифорд внимательно рассмотрела ее работу. Затем она взглянула на девушку и подала ей маленький квадратный кусочек ткани с изображенной на нем сложной эмблемой.
— Вышивай.
Вскоре, под руководством леди Слифорд, которая помогала подбирать цвета, начал вырисовываться основной контур, и наставница кивнула Джейн одобрительно.
— Из тебя выйдет толк. Когда ты сделаешь достаточно таких кусочков, я научу тебя вырезать их и накладывать на большие бархатные полотна.
— А что будет потом из этих полотен? — дерзнула спросить Джейн.
— Портьеры, — ответила леди, — или покрывала…
Трель телефонного звонка быстро вернула Лорен к действительности. Так ей казалось сначала.
Она ошиблась. Видения не прекращались. Хуже того, она больше не была уверена в том, что сможет справиться с ними одна, без посторонней помощи.
Глава 8
— Мне уже говорили, чтобы я занималась только своими делами, — заметила Сандра, предлагая Лорен чашечку свежего кофе и стул — единственный, на котором никогда не спала кошка. — Но ты же меня знаешь.
Не дожидаясь ответа, Сандра, как всегда быстро шагая на своих длинных ногах, устремилась на кухню. Дому в Ламбертоне было свыше ста лет, и он был обставлен в эклектическом стиле, когда старинные добротные вещи запросто сочетаются с тем, что скорее всего можно назвать «ранним гаражным стилем».
Днем в это время года Сандра принимала гостей на небольшой застекленной веранде. Плотно закрытые окна поддерживали почти летнее тепло, так что на веранде было довольно уютно.
Лорен уселась возле круглого металлического стола, на который ей указала Сандра, и, грустно глядя в окно, стала пить дымящийся ароматный кофе. Ветер кружил листья, швырял их на побуревшую траву. Лорен и сама чувствовала себя как бы несомой ветром.
Сначала ее изводил один Адам. Теперь, похоже, к этому подключилась вся его семья. Она не сомневалась в том, чем был вызван ранний звонок Сандры и это приглашение на ленч. Лорен не понимала только, почему она согласилась.
Появление ее родственницы с подносом, полным бутербродов, сопровождалось всплеском активности дотоле спокойных кошек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31