За окнами в это время лил теплый дождь.Потом состоялось «возвращение домой».Лудо въехал в ворота маленького спортивно-рыболовецкого клуба близ Маягуэса, где стоял на приколе его «Свободный дух». Они миновали теннисные корты и небольшое здание клуба. Лудо нажал на клаксон и приветственно помахал Бето, клубному менеджеру. Тот, высунулся из окна и помахал в ответ. Они поехали дальше вниз, туда, где качался на волнах белый корпус корабля, четко отражавшийся в зеркально-гладкой спокойной воде бутылочного: цвета.Позже Лудо завел свою моторку «Зодиак», и они вышли из гавани в спокойные предзакатные воды пролива Мона. Солнце садилось в фиолетовые облака. Кристиан и Лудо сидели в лодке, смотрели на темные силуэты пальм на фоне воды, окрашенной в пурпурный цвет заката. Лудо открыл бутылку испанского шампанского, которую он специально взял с собой для этого случая. Наполнил пластмассовые стаканы.— Добро пожаловать домой!Едва произнеся эти слова, он мысленно назвал себя дураком.До конца медового месяца осталось всего две недели.Рано утром Лудо позвали к телефону. После этого он ушел на целый день. Он не сказал, куда идет и когда вернется, но Кристиан не обиделась на него за это. Она занялась домашними делами. Отвезла белье в стирку в деревню, купила продукты на ужин — жареного цыпленка, латук, помидоры и бутылку белого вина. После ленча она взяла маску и ласты и повела «Зодиак» к рифам — самому лучшему месту для подводного плавания.Вернувшись на корабль под вечер, она увидела двух незнакомцев, быстро и напряженно говоривших по-испански. Судя по внешности, это были пуэрториканцы — черноволосые, темноглазые, с оливковой кожей. К ее величайшему изумлению, одним из них оказался ее Лудо.Потрясенная, она молча смотрела на него. С какой стати ему вздумалось перекрасить волосы? И почему он так странно смотрит на нее, как будто не узнавая и даже с раздражением? Она переводила взгляд с одного на другого, ожидая, когда ей расскажут, в чем дело.Наконец Лудо улыбнулся ей напряженной, незнакомой улыбкой. Велел быстро упаковать вещи. Его приятель, которого он просто назвал Тони, ничего при этом не поясняя, отвезет ее в аэропорт в Маягуэс, откуда она улетит в Сан-Хуан.Кристиан остолбенела.— Но почему?!— Мне придется уехать на некоторое время.— Куда?Ничего не понимая, чувствуя внезапный страх, Кристиан пошла за ним в каюту, где ждал наспех приготовленный ужин. Она смотрела, как он открывает ящик, вынимает одежду, складывает в небольшую дорожную сумку.— Лудо… Что происходит? Почему ты мне не отвечаешь?Лудо не смотрел на нее.— Извини, Кристиан. Тебе надо уехать.— О чем ты говоришь?!Она смотрела не отрываясь на этого черноволосого незнакомца с жесткими глазами. Поразительно, как цвет волос может изменить внешность человека. Он казался смуглее, меньше ростом. А когда она впервые увидела его сегодня, разговаривающим с Тони, ей показалось, будто даже черты лица у него изменились. Наверное, потому, что сейчас он считал себя другим… испанцем… Этого человека она не знает. Это не Лудо.Он застегнул молнию на сумке. Внезапно Кристиан заметила пистолет, лежавший на койке. Девятимиллиметровый «вальтер», машинально отметила она. О Боже…— Лудо, куда ты едешь?— Прости, — снова проговорил он, все так же не глядя на нее. — Я надеялся, что у нас с тобой будет больше времени.— Но мы увидимся в Сан-Хуане?— Нет.— Ты… ты прогоняешь меня?! Хочешь, чтобы я тебя покинула? Навсегда?Он молча кивнул.Кровь отхлынула у нее от лица. Все тело обдала мутная волна слабости. Без сил она опустилась на койку.Пистолет лежал рядом.— Нет, — прошептала она и в следующую секунду повторила упрямо; — нет, я никуда не уеду.— Так надо. Иначе ты все только осложнишь.— Значит, я все осложню. Лудо, я уеду только в одном случае — если ты скажешь, что я тебе надоела, и сумеешь убедить меня в этом.Он обернулся. В первый раз взглянул на нее. Его лицо прорезали незнакомые жесткие складки. Он опустил глаза вниз, на пистолет, потом снова взглянул на нее.— Ах, б…Он резко отвернулся. До этого Кристиан никогда не слышала, чтобы он так ругался.— Ничего. Я понимаю.Ее охватило ледяное спокойствие. Все остальные чувства куда-то исчезли. Она больше не чувствовала ни любви, ни отчаяния. Даже страха не ощущала… пока.— Это ничего. Я все понимаю. Я поеду в Сан-Хуан.Найду, где остановиться. Позвоню Мигелю и скажу, где меня найти. Я буду ждать тебя. Ты найдешь меня в Сан-Хуане, когда вернешься.Он растерянно смотрел на нее.— Но я не знаю, когда это будет. Может быть, я вообще не… — Он не договорил.— Мне все равно, сколько придется ждать. Ты ничего не сможешь сделать. Я тебя не покину. — Она крепко сжала губы. — Больше я никуда не побегу.Она не плакала до следующей ночи. Оставшись в одиночестве, лежа на кровати в номере отеля, глядя в потолок, она думала о том, где сейчас Лудо, что он делает… и кто же он такой. И тогда она разрыдалась так, что, казалось, никогда не сможет остановиться. Рыдала от тоски по Лудо… от страха за него. Глава 8 В воспоминаниях Арран, когда она оглядывалась назад, длинные, не очень последовательные, часто прерываемые разговоры с отцом Дэлвином слились в один долгий диалог, длившийся больше полугода в самых различных местах — в кафе, в барах, в приюте — и даже во время обсуждений будущего сценария.Это никак не походило на формальные «беседы» за письменным столом среди полированной мебели, в атмосфере святости и благочестия, чего Арран вначале подсознательно опасалась. У отца Дэлвина не было для этого ни времени, ни желания. Как городской священник, он трудился не покладая рук с утра до ночи, причем его обязанности включали и духовное успокоение больных и умирающих, и заполнение сложных бюрократических документов для необразованных или не знающих английского языка, и оказание первой помощи — в буквальном смысле — после кровавых драк.Арран сравнивала его с жонглером, которому приходится удерживать в воздухе бесконечное количество предметов, не давая им упасть. Теперь и она входила в это число. Каждый раз, когда она спотыкалась и вздрагивала от ужаса, что снова упадет, он оказывался рядом. Он поддерживал ее своей энергией, одним своим присутствием.В конце концов она незаметно для себя рассказала ему о сумасшествии отца, о его беспричинных и неконтролируемых приступах ярости, о том, как жилось ей дома.— Мы все жили в постоянном напряжении. Никогда не знали, что может вызвать очередной приступ. Мне-то было легче, чем остальным, — я меньше с ним сталкивалась.— А сестры?— Изабель его особенно раздражала. Своей подвижностью, живостью, энергией. Ей всегда чего-то хотелось… делать что-то, стать кем-то, быть первой во всем. Из-за этого они с отцом все время ссорились. Но она самая великодушная и щедрая из нас. Несмотря на то что он ее ненавидит, она единственная из нас поддерживает с ним отношения, посылает родителям деньги. И ни слова благодарности в ответ. Она их даже навестила однажды.В прошлом году купила для мамы машину. Конечно, для Изабель дело обстоит по-иному…— А в чем разница?— Она не… не… ее это не задело.— Понимаю. А Кристиан?— О, Крис… Она всегда панически боялась отца. Он ее постоянно мучил, унижал, считал круглой дурой. Называл ее «мисс Посредственность». У нее бывали нервные срывы, и она убегала из дома. Она всю жизнь спасалась бегством. Кристиан и сейчас в бегах.— Где же она сейчас?— Если бы я знала. Живет на корабле, где-то в Карибском море, и не дает нам ни адреса, ни телефона.Неизвестно, как с ней связаться. — Арран коротко рассказала то, что знала о Лудо. — Изабель уверена, что он занимается контрабандой наркотиков.Отец Дэлвин задумчиво смотрел на нее.— М-м-м-м… Значит, ты считаешь, что Кристиан — тоже полусумасшедшая. А ты сама, Арран?— А что я?— Тебя ведь это тоже задело.— Что вы имеете в виду?— Ты сама сказала, что Изабель — единственная из вас, кого это не задело.— Я так сказала? Я не то имела в виду.Дэлвин решил не настаивать.— Скажи, вы с сестрами очень дружны?— Да, очень.— Они знают про твою сексуальную жизнь?Она остолбенела. Даже не могла понять, что ее больше шокировало — то, что священник говорит о сексе, или сама мысль о том, что Изабель и Кристиан могут узнать об этом.— Нет, конечно!— Почему?— Я никогда не смогу рассказать им, Дэв. Никогда!— Думаешь, они не смогут понять?Она на минуту задумалась.— Может быть, они бы и поняли… Но это их так…— Что? Шокирует? Вызовет отвращение?— Да… наверное.— Думаешь, они перестанут тебя любить?Арран обхватила руками плечи, опустила глаза.— Да, что-то вроде этого.На этом разговор прекратился. На время.Еще один разговор состоялся однажды вечером в приюте. Дэв втирал порошок от блох в крестец Лофтуса, большой немецкой овчарки мистера Фролика. Собака расчесала себя до крови.— А как вела себя ваша мать, когда отец на вас набрасывался? Она вас защищала?Арран отрицательно затрясла головой.— Никогда. Она всегда принимала сторону отца. Защищала только его.— Защищала?— Да. Она все для него делала. Он для нее был таким же ребенком, как и мы. Может быть, даже в большей степени.— Но вас она не защищала. Как ты считаешь, она любит детей?Арран задумалась.— Да, наверное. Во время войны она работала в приюте для детей-сирот и во всяких таких обществах, где занимаются усыновлением детей. Пока не вышла замуж.— Она очень расстроилась, когда вы уехали из дома?— Думаю, она только притворялась расстроенной.А на самом деле скорее всего это ее даже обрадовало.После нашего отъезда отец стал полностью принадлежать ей.Черный пиджак и брюки Дэлвина побелели от порошка. Он отряхнул их и закашлялся.— Ну хорошо, давай вернемся к тебе. Ты говоришь, что отец любил тебя больше, чем сестер. Почему?— Потому что я не бунтовала и не убегала. И еще я писала, как и он в молодости. Он любил повторять, что я одна из всех его понимаю. Он читал мне свои стихи. Рассказывал бесконечные военные истории. Он искренне верил, что все это действительно с ним происходило.— А почему ты думаешь, что нет?— Когда я работала в библиотеке, я нашла там старые приключенческие книжки, и в них описывались все истории отца. Он их немного изменил и иногда сбивался, путался, но они все точно были взяты из книг. Он даже некоторые имена оставил.— Ты не веришь, что он побывал на войне?Арран покачала головой:— Не помню, сколько мне было лет, когда я почувствовала, что все это выдумки. Всего лишь его фантазии.— А что думают твои сестры?— Они не знают. Я им ничего не говорила.— Но почему? Разве не лучше все высказать? — Отец Дэлвин отставил баночку с порошком и отпустил Лофтуса. Тот немедленно встряхнулся и поднял целое облако белой пыли. Отец Дэлвин закашлялся, чихнул. — Вот проклятие! Так почему же ты ничего не сказала сестрам?— Дэв, я просто не могла! Изабель всегда так хорошо к нему относилась. Даже гордилась им. Она бы мне ни за что не поверила. А Кристиан только стала бы еще больше его бояться. Она часто сама бывает на грани.— Ты очень оберегаешь сестер. Особенно Кристиан.— Она такая хрупкая.— Но теперь она, кажется, счастлива.— Если бы только она рассказала нам, что происходит и где ее найти.— Может быть, она не хочет, чтобы ее нашли, даже вы. Может, она боится вам довериться.— Глупости! Крис всегда нам все рассказывала.— В таком случае… если ты так к ней относишься, почему ты не расскажешь ей и Изабель о себе?— Но это же совсем другое!— Разве? Но почему? Или ты считаешь, что твои похождения слишком отвратительны для их деликатного слуха? Я сомневаюсь. Я думаю, ты к ним несправедлива и совершенно напрасно лишаешь себя их поддержки.Арран молчала.Дэлвин поднялся на ноги.— Ну хорошо, Арран, давай пока оставим это. Но ты подумай как следует. В вашей семье полно всяких секретов. И каждый из вас, похоже, оберегает другого.Вечер выдался трудным для Арран. Она заранее договорилась об интервью с миссис Делани для будущего фильма. Та немедленно пустилась в пространные рассуждения об Иисусе Христе, космических кораблях пришельцев и о двух марсианах, которых якобы каждый день видит у входа в винный магазин на Шестой улице, — А что там, скажите, стоит на улице, рядом с магазином, как не летающая тарелка? — яростно вопрошала миссис Делани, брызгая слюной. — Она только с виду похожа на «бьюик» семьдесят шестого года.Арран потребовалось немало времени и сил, чтобы успокоить старуху, и сейчас она чувствовала себя совсем выжатой. Они с Дэлвином сидели в маленьком кафе, где было тепло и приятно пахло дымящимся кофе. Постепенно Арран расслабилась. Сама не заметив, как это получилось, начала рассказывать Дэлвину о Блэкки Роуче. Руки ее сжимали чашку так крепко, что костяшки пальцев побелели от напряжения.— Вскоре после его гибели я уехала в Лос-Анджелес, к Изабель. Некоторое время жила у нее, потом переехала в Сан-Франциско. Впервые в жизни я почувствовала себя счастливой. Мне все здесь нравилось, и все шло так хорошо. У меня появилась работа, друзья… Но…Она рассказала о Джин-Карло Ваччио, о тех, кто появился в ее жизни после него, о банде мотоциклистов из Окленда.— А потом начались эти телефонные звонки… ужасные, отвратительные… Я так испугалась!Даже сейчас, при одном воспоминании, лицо ее стало белым, как мел.— Слава Богу, ты вовремя почувствовала опасность.Скажи, Арран, ты никогда не задумывалась над тем, почему тебя так тянуло рисковать собственной жизнью?Арран опустила глаза.— Я просто ощущала… что не могу иначе. После этого я на какое-то время чувствовала себя чище. Я знаю, это звучит глупо…— Да нет, я бы не сказал. Как бы там ни было, ты решила обратиться за помощью. Разумный шаг.— Но я так и не смогла пройти через это до конца.К своему ужасу, Арран почувствовала, что слезы застилают ей глаза.— Это все выглядело так неестественно, так фальшиво… рассказывать о подобных вещах, сидя в чистеньком аккуратном кабинете. И этот доктор… ну что он мог сделать? Только швырнуть мне обратно в лицо то, что я же ему рассказала бы. Я с самого начала поняла, что не скажу ему правду. Не хотела, чтобы он узнал… Он мне совсем не понравился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53