Она общалась с бездомными бродягами, которые, однажды доверившись ей, безоговорочно приняли ее как свою и рассказывали ей все без опаски. Это были люди типа Гуча — пятнадцатилетнего мальчишки, знавшего все места в городе, где можно найти еду, или Джима и Марко — наркоманов и жертв шестидесятых годов, искавших защиты друг у друга и постоянно державшихся вместе, словно сиамские близнецы, или миссис Делани — дурно пахнущей старухи, убежденной в существовании марсианского заговора с целью предотвращения второго пришествия Иисуса Христа, или мистера Фролика — восьмидесятилетнего профессионального нищего с ампутированными ногами, королевской осанкой и лицом поэта, опекаемого громадной немецкой овчаркой с ласковыми глазами по имени Лофтус.Подружилась Арран и с теми, кто помогал приюту, например, с молодым доктором Джонни Гарсиа, родом из Гватемалы, руководившим клиникой Долорес на небольшой улочке неподалеку от Миссии. Он заходил в приют дважды в неделю и бесплатно лечил любые болезни от поражений кожи до дизентерии. Был еще Хамфри — трехсотфунтовый гомосексуалист из бара по соседству под названием «Темница». Он отвечал за приютскую кухню. Каждый день в пять часов Хамфри, в черной кожаной форме а-ля наци, потный и задыхающийся, притаскивал огромный чан с домашним супом. Каждое утро он закупал свежие продукты на фермерском рынке и мечтал о собственном французском ресторанчике где-нибудь в сельской местности.Однажды вечером Арран познакомилась с Дэлвином.— Дэв пришел, — сообщил Джонни Гарсиа.Арран в это время стояла за стойкой, устанавливая на подносах чашки с чаем, кофе и молоком.— Он хочет поговорить с тобой.Однако прежде чем Джонни успел рассказать, кто такой Дэв и о чем хочет поговорить, его отозвали к старику со страшным нарывом за ухом.Может быть, Джонни подумал, что она уже знакома с Дэлвином? Когда Дэлвин подошел к ней, Арран поняла, что никогда раньше не видела этого человека. Она бы его не забыла.Все черты его красивого лица разительно противоречили друг другу, от шевелюры блестящих, совершенно белых волос до гладкого юношеского лица с древними — мудрыми и проницательными — темными глазами и самой доброй улыбкой, какую Арран когда-либо видела.Ему с одинаковым успехом можно было дать и тридцать, и шестьдесят. Одет он был в старый черный пуловер с высоким воротом и выцветшие джинсы.— Вы, наверное, Арран? — мягко произнес он глубоким бархатистым голосом. — Я давно ждал встречи с вами. Джонни мне много о вас рассказывал, и теперь я хочу попросить вас об одолжении. Позвольте угостить вас кружкой пива, когда все улягутся спать.В девять часов Арран и Дэв сидели в отдельной кабинке в мексиканском баре-ресторане на улице Валенсия. Над их головами свисали с потолка неизменные гирлянды рождественских украшений — серебряные колокольчики, ангелочки, Санта-Клаус с оленем. Ангелы трубили в грязные золотые трубы.Дэв жадно поглощал маисовые чипсы и рассказывал Арран о своем проекте.— Дело вот в чем. Я хочу сделать фильм о приюте и о людях, которые от него зависят. Надеюсь, его покажут по телевидению, и мы привлечем внимание.Может быть, удастся собрать немного денег. Мы покажем повседневную жизнь приюта, сопровождая это текстами в кадре и за кадром. Мы отснимем интервью с персоналом и, возможно, кое с кем из обитателей, такими, как, например, мистер Фролик. Он будет счастлив и смотреться будет очень живописно. Но… нам нужен профессионально написанный сценарий, а заплатить за него мы не можем.— Конечно, я это сделаю, — не задумываясь, ответила Арран. — С большим удовольствием.— Прекрасно! Просто замечательно! Судя по тому, что я слышал о ваших работах, вы именно тот человек, .который нам нужен. Как вы думаете, смогли бы вы набросать мне его в общих чертах к следующей неделе?Он вкратце изложил ей основные пожелания и требуемый объем сценария.Увлеченная его энергией и неотразимым магнетизмом его личности, Арран решила, что сможет сделать то, что требуется.— Кто будет читать текст?— Я сам. По крайней мере так я планирую, за неимением никого лучшего.Арран подумала, что никто и не сможет сделать это лучше него.— У вас это прекрасно получится. Такой красивый голос… Вы, случайно, не актер?Дэлвина ее вопрос, по-видимому, очень позабавил.Глаза его сощурились в улыбке.— А разве все мы не актеры в той или иной степени?Арран не поняла, в чем тут шутка, и немного растерялась.— Во всяком случае, о том, как делаются фильмы, вы кое-что знаете.— Я когда-то обучался киноискусству.— В самом деле? Где же?— ВЮ-эс-си.— Я потрясена. Там же, где Джордж Люкас и Стивен Спилберг!Дэв улыбнулся:— Ну, это было после меня.Жизнерадостная толстушка в ярко-красном костюме, напоминавшем индийский, принесла еще две бутылки пива и подложила им в тарелки чипсов.— Не хочу торопить события, — смущенно проговорил Дэв, — но у меня есть еще один проект. С Джонни.Сейчас пока это только задумка. Мы ищем для него место и деньги.Что-то в его голосе, по доказало Арран, что эта задумка для него важнее, чем фильм.— Что за проект?— Приют для беженцев — латиноамериканцев, которые не могут вернуться домой по политическим причинам. Для людей без средств к существованию, без медицинской помощи, возможно, даже не говорящих по-английски.Как бы думая вслух, он рассказал ей об этом проекте.Арран внимательно слушала.— Может быть, мы сделаем еще один фильм, в зависимости от того, как пойдет первый. В любом случае хороший писатель для нас сейчас на вес золота. Если вас это, конечно, интересует.— Меня такие вещи всегда интересуют.Да, пожалуй, для актера он слишком много знает о жизни. Да и для продюсера тоже, или кем он там еще может быть. Но какое все-таки поразительно красивое лицо… Арран внимательно изучала его удлиненные темные глаза, морщинки по углам выразительного рта. Он, наверное, много улыбается… Можно подумать, что жизнь — такая уж веселая штука.Арран почувствовала знакомое напряжение, смешанное с яростью. Оно пронзило все ее тело, с головы до ног.Он слишком добр, слишком хорош… слишком необыкновенный, чтобы быть реальным человеком.Подошла официантка.— Я больше не хочу пива, — резко бросила Арран. — Хочу виски со льдом.Она осушила стакан одним глотком. Виски ударило по пустому желудку, словно граната. Она враждебно захрустела чипсами, глядя на Дэлвина прищуренными глазами.Его такое поведение, по-видимому, нисколько не удивило.— Жаль, что я ничего не читал из ваших книг. Джонни читал. Он говорит, что ваши книги просто потрясают и что вы прекрасно чувствуете людей, которых описываете.— Да, наверное.Арран огляделась в поисках официантки и стала водить мокрым стаканом по столу. Ей хотелось еще выпить.— Вы располагаете к себе людей, и они вам охотно все рассказывают.— Да, люди всегда с удовольствием со мной разговаривают.— Это истинный талант.Арран равнодушно пожала плечами. Ей сейчас не хотелось говорить о своей работе. Ей ни о чем не хотелось говорить. Ей хотелось…— Скажите, вы с самого детства хотели стать писательницей?Она заерзала на стуле.— Не знаю… Наверное, это вышло само собой.— Как бы мне хотелось уметь писать. Но, боюсь, ничего у меня не получится. Так и придется использовать чужой талант.Он потянулся к ней через стол. Взял ее руку. Арран вздрогнула.— Я очень ценю, что вы согласились нам помочь.Вы, наверное, даже не представляете себе, как много это для нас значит.Как обожженная, Арран отдернула руку.— Тогда закажите мне еще виски.Дэлвин задумчиво взглянул на нее. Знаком подозвал официантку. Та подошла тотчас же. Конечно, к нему всегда все являются по первому зову. Все наверняка обращают на него внимание, где бы он ни появился.— Скажите, — медленно произнес он, наблюдая, как она пьет, — чем вы занимаетесь помимо работы?— Ем и сплю.— У вас нет знакомых? Нет друга?— Нет.Голос его стал еще мяте.— Сколько вам лет, Арран?— Тридцать.— Выглядите вы намного моложе.— Я знаю. Все мне только об этом и говорят. Надоело.Он снова улыбнулся:— Извините.— Ничего.Арран резко поднялась из-за стола.— Пошли.Дэлвин тоже встал.— Ну, если вы готовы…— Готова. Поедем к тебе. Где ты живешь?— Я живу в таком месте, куда вам нельзя.— И что это значит? Ну хорошо, поехали ко мне.Они вышли на улицу. Дэлвин открыл дверцу старенького «фольксвагена». Арран забралась на сиденье. Он сел рядом за руль, захлопнул дверцу. Прежде чем он успел завести мотор, она набросилась на него. Глаза ее сузились, из горла вырвался стон, она тянулась к нему руками, губами, оскаленными зубами. Ошарашенный этим неожиданным нападением, он на мгновение откинулся назад, однако в следующую же секунду с силой, неожиданной для такого не слишком крупного человека, крепко схватил ее за обе руки и неторопливо, но решительно вернул на прежнее место.— В чем дело? — Арран вырвала одну руку и ударила его по лицу. — Я что, недостаточно хороша для тебя?Ты меня не хочешь?Он снова схватил ее руку, пригвоздил к сиденью. Она выгнулась, как тетива лука.— Да в чем дело-то? Может, ты гомик?— Нет.— А я чуть было не подумала… Тогда в чем проблема?— Никакой проблемы нет. Секс просто не по моей части.Он еще крепче сжал ее руки, чувствуя истерическую дрожь в мышцах.— Что значит не по твоей части? Таких не бывает.Все этим занимаются.— Но только не я. Тебе разве неизвестно?— Неизвестно о чем? У тебя что, не встает?— Я думал, Джонни тебе сказал. Извини…— Да о чем ты? Какого еще черта Джонни должен был мне сказать?— О том, что я священник.— Что?!!Арран закрыла глаза и обмякла на сиденье. Дэлвин выпустил ее руки.— Ах ты черт! Священник! Тогда почему ты не носишь этот чертов воротничок?— В приюте многие боятся любой униформы.Он замолчал. Ждал. В конце концов Арран расхохоталась так, что слезы ручьем полились из глаз.— Ах ты… Священник, твою мать!Дэлвин повернул ее к себе, крепко обнял. Она уткнулась ему в грудь мокрым от слез лицом.— Ты прекрасная девушка, Арран. Соблазнительная девушка. И очень-очень пьяная. Сейчас я отвезу тебя домой, ты как следует выспишься. А завтра или в какой-нибудь другой день, когда захочешь, мы поговорим. Глава 6 Марк Уинн не сознавал ни своей исключительности, ни своих особых привилегий. Да, они живут в огромном доме с большим бассейном, и мать у него — кинозвезда. Однако почти у всех его знакомых есть то же самое. На каникулы он уезжал на Гавайи, в Мексику, на Карибское море или в Европу, так же как и другие дети из их круга.Кое в чем он чувствовал себя даже обделенным. Вот, например, у него нет отца. Хотя у многих его сверстников тоже не всегда имелись отцы, и вообще родители у многих менялись с поразительной быстротой.Особенно счастливым он себя не чувствовал, да и не стремился к этому. Ему не слишком нравился дом, в котором он жил. И школа тоже. Несмотря на то что он оказался очень способным и шел впереди других, особой популярностью в классе он не пользовался. Он объяснял это тем, что его мама — более известная киноактриса, чем другие матери. Они все просто ему завидуют. В последнее время его стали называть снобом. Ребята не хотели играть с ним, что приводило его в бешенство. Пришлось кое-кого проучить как следует. Тогда его стали называть не только снобом, но еще и задирой. Тем не менее на дни рождения и званые вечера ребята всегда к нему приходили, потому что в его доме устраивались более грандиозные вечера, чем у всех остальных.К тому времени, как к ним в пятый класс перевели Брайана, у Марка не осталось ни одного настоящего друга. Брайан вернулся в Лос-Анджелес после трех лет, проведенных с матерью в Нью-Йорке. Он не знал, что ему не полагается общаться с Марком Уинном. А если бы даже и знал, не обратил бы внимания.Брайан рос очень независимым, сложным и одаренным ребенком. Родители его расстались. Отец представлялся ему не слишком понятной и скорее какой-то официальной фигурой. Он много работал, редко улыбался.При нем Брайан чувствовал себя неуютно. Мать много играла в теннис, ездила к парикмахеру, встречалась за ленчем с приятельницами и постоянно посещала собрания, где организовывались вечера для больных, например, бал для артритников, чай для больных церебральным параличом или ленч для страдающих мышечной дистрофией. Перед выездом из дома мама — кстати, в последнее время она стала сердиться, когда он ее так называл, — разряжалась в пух и прах, долго смотрела в зеркало на свои прекрасные белокурые волосы, злилась на парикмахера Кеннета, опрыскивала себя духами и уносилась на своем голубом «мерседесе» на встречу с такими же дамами, тоже разодетыми в пух и прах и тоже побывавшими у парикмахера Кеннета.Брайан понятия не имел о том, что там происходит во время этих собраний. Но мама уверяла, что это все очень-очень важно. Он в этом не сомневался, потому что мама и сама считалась важной дамой. Ему об этом постоянно напоминали. Мама — важная дама и настоящая леди, а папа — мерзавец и подонок. Как только мамин адвокат «разделается» с папой, Брайан вместе с мамой моментально уедут обратно в Нью-Йорк.Эта перспектива его совсем не радовала. Да, ему нравилось в Нью-Йорке, однако Калифорнию он полюбил гораздо больше. Ему нравились эти просторы, цветы, яркое солнце, а теперь еще и новый друг Марк.Марку Брайан тоже понравился. И не только потому, что у него не было других приятелей. Во-первых, Брайан всегда держался независимо и прекрасно владел собой, во-вторых, внешне он как две капли воды был похож на самого Марка, и это рождало в Марке чувство принадлежности к одному и тому же племени. В-третьих, день рождения Брайана приходился на Рождество, и Марк ему по этому поводу очень сочувствовал. Сострадание оказалось для него новым и очень приятным чувством. Марк ощущал себя добрым и великодушным, и от этого проникался еще большим теплом по отношению к Брайану.У них оказалось много общего. Например, оба мечтали научиться играть на пианино, и у обоих ничего не получилось. Правда, по разным причинам.— Мама мне не разрешает, — пожаловался Брайан, — потому что папа играет на пианино. Она не позволяет мне делать ничего такого, что делает папа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53