И вот Манфред не спеша шел по Кёнигштрассе. Каждый прохожий мог бы догадаться, что перед ним триумфатор, если бы кому-то было до него дело. Как нелепо, что нельзя отпраздновать это событие! Манфред испытывал мучительное желание хоть кому-то рассказать о своей победе, о том, какой он герой. Он совершит теперь сделку, перед великолепием и блеском которой померкнут достижения всех финансовых бонз Рёмерсфельда. Однако это приходится хранить в тайне. Как только Манфред перепродаст городу этот участок земли и выравняет баланс, он будет иметь право небрежно похлопать любого из них по плечу. Манфред, ухмыльнувшись своим мыслям, купил бутылку шампанского, чтобы отметить этот день дома.
Положив портфель и шампанское на сиденье автомобиля, он посмотрел на дисплей своего сотового телефона. Ему звонили из офиса. Прежде чем завести машину, Манфред позвонил в магазин. К нему приходила Марион Шмидт, хотела срочно поговорить и просила перезвонить ей. Инстинктивно Манфред ухватился за портфель. Что она надумала? Неужели Марион оказалась проворнее? У Манфреда участился пульс. Он быстро набрал номер телефонной компании и попросил соединить его с ведомством по труду. Только после того, как Аннемари Розер подтвердила, что договоренность остается в силе, пульс нормализовался и Манфред с облегчением откинулся на спинку кресла.
– Нельзя ли несколько ускорить процесс? – спросил он. – Я способствовал бы этому всеми своими силами.
– Договор лежит передо мной. Если вы позвоните перед выходом, адвокат будет у меня одновременно с вами.
– А он не наделает никаких ошибок? – Манфред еще никогда не встречал адвоката, приходящего сразу по первому зову.
– Это мой школьный друг, и я обо всем с ним договорилась. Так что приходите, когда вам будет удобно.
«Так быстро, как смогу». Манфред глубоко вздохнул и завел мотор.
Линда снова села на диван рядом с Гюнтером. Он рассказывал ей, как организовывал и развивал свое дело.
– С нуля до сотни за три секунды, как в гонках «Формулы-1», – улыбнулся Гюнтер и выразил желание узнать, чем занимается Линда.
Линда задумалась. Она ведь уже обмолвилась, что имеет отношение к модельному бизнесу, и теперь назвать свое место работы не казалось ей таким постыдным.
– Пока не сотня, – уклонилась она от ответа. – Но я достигну еще своей планки.
Линда сделала глоток из бокала, чтобы не продолжать.
– Почему же ты не пошла сегодня утром на работу? – Гюнтер бросил многозначительный взгляд на свои золотые часы «Ролекс».
– Мне хотелось доставить тебе удовольствие, – ответила она и с удивлением заметила, что даже не покраснела от этой лжи.
– Тебе это удалось, – усмехнулся Гюнтер и погладил ее колени. – Мне действительно было очень хорошо!
Судя по его взгляду, он был бы не прочь продолжить удовольствие. Линда быстро встала.
– Но у меня есть еще кое-какие дела, ты совершенно прав, иначе день для меня пропадет.
Гюнтер пригладил волосы.
– И у меня сегодня есть несколько дел, которые надо уладить. – Он поднялся и потянулся, разминая суставы. – Я оставил для тебя в ванной маленький подарочек. На десерт, так сказать. – Гюнтер поцеловал ее в лоб. – Надеюсь, мы скоро увидимся. Обдумай, что ты выберешь на завтрашний день… – Он кивнул Линде. – И достаточно ли шампанского. Иначе я привезу еще. И что-нибудь…
– Что «что-нибудь»? – Линда откинула голову назад.
– То, что не бросается в глаза, но позволит тебе получить еще большее наслаждение! – Гюнтер слегка приподнял ее полотенце.
Когда Марион узнала, что Манфред вернется на работу не раньше вечера, ее гнев достиг предела. Он одурачил ее! Он заодно с остальными. Марион злилась на себя. А чего она ожидала? Плановость стала новонемецким понятием. Еще ее отец предупреждал об этом. Все, кто повязан в этом деле, информированы и хранят секрет. Марион пулей вылетела на своем автомобиле со стоянки супермаркета, перескочив при этом через бордюр, но ей было уже все равно, хотя колесные диски теперь наверняка помяты. Марион готова была идти наперекор собственным принципам. Она не станет больше унижаться перед секретаршами, узнавая, что и как происходит рядом с ней. Она выяснит все про это чертово сборище, даже если Гюнтер встанет на ее пути. Она столько лет убеждала себя в том, что у них хорошие отношения. Но воровать в своей семье?! Да мыслимо ли это?
Охваченная яростью, Марион неслась по городу, не останавливаясь даже на красный свет. Улица была пустая, и она не тормозила на перекрестках. Если у нее больше нет денег, зачем ей права и машина?
Постояв на балконе и посмотрев, как Гюнтер выезжает из гаража, Линда пошла в ванную. Значит, он оставил для нее подарок. Линде не терпелось узнать, что это такое. Скорее всего, деньги. Она огляделась, но ничего не заметила и еще раз внимательно рассмотрела все предметы в ванной комнате. Как на Пасху, когда ищут яйца, подумала она, и в этот момент на глаза ей попался маленький бумажный уголок, подложенный под стаканчик с ее зубной щеткой. Наверное, это то, что она ищет. Опустив руки, Линда стояла перед зеркалом. Во сколько же он оценил ее сегодня? В двести? В пятьсот? Она приподняла стакан и взяла купюру, разгладила. Это тысяча марок. Линда опустилась на край унитаза. Это же безумие, подумала она. Ни один нормальный человек не заплатит за такой блиц тысячу марок. Что же Гюнтер хочет от нее? Может, он извращенец и таким способом пытается склонить ее к исполнению своих прихотей? Что это за «что-нибудь», которое Гюнтер принесет с собой в следующий раз? Да, именно так он ей сказал. Линда встала. Похоже, не следует допускать следующего раза. Пусть он засунет себе эту тысячу туда, куда хочет!
Марион бросила машину прямо под знаком «Остановка и стоянка запрещены» и поспешила по мощеной площади к зданию ратуши. Здание было построено в стиле Ренессанса и открыто с большой помпой десять лет назад. Сегодня вряд ли нашелся бы человек, согласившийся вложить в это строительство такое количество средств, подумала Марион, толкнув изо всех сил массивную деревянную дверь. За стеклянной конторкой у входа никого не было. Тоже хорошо, значит, ей не придется никому сообщать, что она задумала лишить жизни трех человек: обер-бургомистра, обманщика Манфреда и своего мужа-мошенника. Марион взбежала по лестнице так быстро, насколько позволяло ее узкое платье. Ей не нужно указателей, она точно знала, где засела эта банда из трех человек. Стук ее каблуков далеко разносился по пустому коридору, ярость нарастала с каждым шагом. Справа и слева находились служебные помещения, в конце коридора – секретариат и кабинет бургомистра, справа – зал заседаний. Ни одного человека не попалось навстречу Марион, все словно вымерли. Это еще больше раззадорило ее – еще не конец рабочего дня. «И за это я плачу налоги!» – негодовала она, пытаясь открыть дверь зала заседаний. Но дверь не поддавалась. Марион надавила на позолоченную ручку, толкнула дверь плечом, но тщетно. Ничего не поделаешь. Однако там есть люди, она слышит голоса. Они заперлись!
– Открывайте! – закричала Марион и начала стучать.
Уже готовая разнести дверь вместе с замком, Марион услышала, как внутри повернулся ключ.
Она рывком открыла дверь. Перед ней стоял обескураженный Иоахим Веттерштейн.
– Где мой муж? – заорала Марион, забыв о вежливости.
– Ваш муж? – Веттерштейн был совершенно сбит с толку. – Но у меня нет никаких дел с вашим мужем!
– Немедленно отвечайте, где он! – Марион надавила на дверь, пытаясь открыть ее пошире, но, похоже, бургомистр припер дверь ногой. Совершенно ясно, что они сидят внутри, иначе чего бы ему так сопротивляться.
– Поверьте мне… – начал Веттерштейн примирительным тоном, но Марион протиснулась в дверь и оттолкнула ногу бургомистра. Дверь распахнулась, гулко стукнувшись о стену, Веттерштейн отскочил в сторону, но тотчас занял прежнюю позицию и загородил Марион проход.
– Если его здесь нет, почему вы не даете мне войти? – кричит она.
– Тише, вам незачем кричать. – Он приложил к губам указательный палец. – Уверяю, вашего мужа здесь нет!
– Почему же вы так странно ведете себя? – Марион попыталась заглянуть в зал заседаний.
– У меня… совещание. Переговоры. Но не с вашим… – Не успел он продолжить, как Марион удалось оттолкнуть его и ворваться в зал.
Там, скрестив руки на груди и улыбаясь, стояла Моника Раак.
– Ну, довольны? – иронически осведомилась она.
– Как?.. – Марион обалдело уставилась на Монику.
– Он думал, что это не вы, а его жена! – Моника указала на Иоахима, который тихо притворил дверь.
– Успокоились? – спросил он Марион. – Вы не могли бы теперь покинуть нас?
Марион остолбенела от удивления.
– Простите, не хотела вам мешать, но я не уйду. Мне нужно сейчас же кое-что выяснить!
– Я нужна вам для этого? – Моника сделала шаг к двери. – Если нет, я охотно покину вас!
Марион задумалась. Моника Раак никогда не была так глупа, чтобы доверить свои сбережения мужу. С другой стороны, Марион до сих пор не простила ей того телефонного звонка. Пожалуй, одного позора достаточно.
Марион кивнула. Не подав руки, Моника пошла к двери мимо застывшей Марион. Иоахим Веттерштейн, проводив ее, вернулся назад.
– Это совсем не то, о чем вы подумали, – забормотал он.
– До этой минуты я вообще ни о чем не думала, но теперь начинаю догадываться. – Голос Марион выражал нескрываемое отвращение.
Иоахим Веттерштейн, строго посмотрев на нее, решил перевести все в шутку.
– Что я могу для вас сделать? Вы сказали, что ищете мужа?
Марион уже сомневалась, по тому ли адресу пришла. Вполне вероятно, что она нарушит все планы Гюнтера, если о чем-то проинформирует Веттерштейна. Но уж коли Гюнтер до сих пор не счел нужным сообщить ей о том, что касается их обоих, она изобразит полное неведение. Рисковать все равно будет Гюнтер.
– Вы не могли бы дать мне справку насчет одного земельного участка? – спрашивает она. – Может, поговорим в вашем кабинете?
Разговор обещал стать долгим, и вести его стоя показалось ей неудобным.
– Пожалуйста. – Иоахим Веттерштейн открыл дверь. – Что, Гюнтер затеял очередную крутую аферу? – полюбопытствовал он, пропуская Марион вперед.
– Именно это я и хотела узнать у вас!
Гюнтер крайне удивился, услышав, что жена приезжала к нему в офис.
– Что вы ей сказали? – спросил он у секретарши.
– Только то, что вам пришлось срочно уехать. Стоя перед ее столом, он сердито смотрел на нее.
– А куда я уехал, вы тоже ей сказали?
– Как я могла это сделать, если сама не знала?
– Соедините меня с домом. Немедленно!
Захлопнув за собой дверь, Гюнтер остановился посреди кабинета. Да, все это внушает тревогу. Жена снова шпионит за ним! Он бросился к двери.
– Стойте! – крикнул он секретарше. – Сначала я должен поговорить с Клаусом Рааком. Срочно!
С этими словами он вернулся в кабинет, и через несколько секунд зазвонил телефон.
– Ну, наконец-то, – выдохнул Клаус, прежде чем Гюнтер успел что-то сказать. – Ты получил мое сообщение? Я с самого утра пытаюсь тебе дозвониться.
Гюнтер без церемоний перешел к делу.
– Деньги на месте? Вложены в проект? Что с распродажей? Говори же!
– Что, запахло жареным? – осторожно осведомился Клаус.
– Марион была здесь, и я почти уверен, что она ходила в банк. Я хочу знать, могу ли уже сегодня выставить ее или еще слишком рано?
– Пока она разбирается, что к чему, у нее не останется ни одного шанса что-либо изменить. Проект запущен, и процесс уже необратим.
– Это успокаивает. Спасибо, Клаус. – Гюнтер перевел дыхание и присел на край стола. – Что будем делать дальше? Мы можем увидеться? Я хотел бы узнать детали.
– С удовольствием. Когда тебе удобно?
– Я приеду немедленно.
Манфред, уже подъезжая к Рёмерсфельду, прибавил газ. Он впервые заметил, как много водителей едет в левом ряду по автобану с низкой скоростью, затрудняя тем самым движение таким, как он. В обычных обстоятельствах Манфред и сам встраивался в общий поток и спокойно двигался, никого не обгоняя и не подрезая. Но сегодня он спешил, поэтому видел происходящее на дороге совсем в ином свете. Манфред разделял водителей на три категории, которые постоянно занимают левую полосу. Первым кажется, что сто двадцать километров в час – более чем достаточная скорость, поэтому они едут в левом ряду даже тогда, когда справа все полосы на много километров вперед свободны. Вторые – это старички и дамы, которые, попав в левый ряд, словно приклеиваются к дороге и опасаются сместиться хоть на сантиметр вправо. Таких согнать с полосы невозможно, они боятся никогда уже не вернуться на нее и ни за что не освободят дорогу. Третьи – это крутые типы и начальники, считающие, что купили левую полосу раз и навсегда, и не желающие уступать дорогу ни при каких обстоятельствах. Истрепав себе нервы, обгоняя и первых, и вторых, и третьих, Манфред наконец прибыл в Рёмерсфельд.
В кабинете бургомистра воцарилась тишина. Марион высказала свои подозрения, и оба смотрели друг на друга с недоумением. Марион не может поверить, что никакой спекуляции землей возле приюта быть не должно, а Иоахим гадает, зачем кому-то понадобилось распускать такие слухи.
– Вы уверены, что речь идет именно об этом участке земли? С чего возникла мысль развивать на западной окраине города новую производственную зону, если уже есть одна – на востоке?
Он задумчиво потер лоб. Марион наблюдала за ним. Его густые волосы почти закрыли лоб; у Иоахима римский профиль, но губы слишком тонкие. Красивым его не назовешь, но он бесспорно интересный мужчина. Очень красивые серые глаза устремлены сейчас на дверь. Кто-то постучал.
– Войдите!
Принесли кофе, который Иоахим просил приготовить перед началом беседы. Пока они пили его, возникла новая гипотеза, которая лишь в общих чертах приходила прежде в голову Марион. Что, если речь идет не о земле рядом с приютом? Или вообще не о сделке с землей? Кто-то подкинул Марион дезинформацию: Она задумалась. Все началось с этого злополучного чека. Гюнтер пожертвовал обществу защиты животных шестьсот марок и объяснил этот необычный поступок тем, что проиграл Клаусу какое-то пари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38