– Мы сейчас находимся недалеко от Крытого базара, – объяснила она. – Сначала зайдем на базар, и я выполню поручения, которые мне дали.
Как только они вышли на крутые мощеные улочки, Трейси почувствовала запах настоящего Стамбула. Стамбул пах пылью. Малейшее колебание воздуха поднимало в воздух тучи пыли, которая собиралась между булыжниками на улицах, на карнизах домов, в каждой канаве. Пыль поднималась вверх и исполняла дикий танец дервишей.
Нарсэл и Трейси пересекли дворик небольшой мечети, где суетились голуби, которых кормили прохожие. За мечетью высился арочный вход на Крытый базар. Около арки в каменную стену была вделана эмблема Оттоманской империи с пересеченными флагами. Поток людей непрерывно двигался через арку в обоих направлениях. На большинстве посетителей базара была одежда европейского покроя. В толпе можно было найти всевозможные типы лиц, как и во всяком городе-космополите, где перемешаны сотни рас и народов. То там, то здесь Трейси замечала мужчин с четками в руках или висящими из карманов.
Пройдя через арку, они очутились в лабиринте улочек самого базара. Сейчас Трейси видела, что это настоящий город, состоящий из крошечных лавчонок, ютившихся под арочными обветшалыми каменными крышами. Через равные интервалы в стенах были проделаны высокие окна, пропускающие солнечный свет, который создавал какое-то водянистое подобие дневного света. Однако, по большей части, освещение было электрическим, и во всех, без исключения, стеклянных окошках лавчонок и магазинчиков горел электрический свет. Весь базар был разбит на кварталы многочисленными улочками и проулками, и через несколько минут Трейси заблудилась в этой паутине проходов.
Лавчонки располагались по профессиональному признаку, каждый ряд торговал строго определенным товаром. Трейси и Нарсэл проходили мимо десятков окон, доверху заваленных блестящими позолоченными браслетами, которые пользовались огромной популярностью у деревенских девушек. Нарсэл объяснила, что невесты в Турции ценятся по количеству таких браслетов на руках. Им попадались магазинчики, в которых продавались только тапочки и туфли. В этих лавках сильно пахло кожей. Девушки прошли улочку с магазинчиками, в которых торговали изделиями из меди, на другой продавалась только латунная утварь. Но больше всего на базаре оказалось ювелирных лавок.
В одну из них Нарсэл и вошла, чтобы выполнить свое первое поручение. Магазинчик оказался таким крошечным, что всю его наружную стену занимала узкая витрина и дверь, а внутри находилась маленькая стойка, за которой с трудом мог поместиться лишь один продавец. Перед стойкой одновременно могли свободно разместиться только двое покупателей. Молодой человек за стойкой приветствовал Нарсэл, назвав ее по имени, и сразу же принес клиентам стулья. Это был высокий, хорошо сложенный юноша, глаза его блестели, но выражение лица было серьезным. Улыбка открывала его белоснежные зубы.
– Хасан-эффенди, – представила его Нарсэл.
Молодой человек поклонился все с тем же серьезным выражением лица и пробормотал по-английски, что ханум-эффенди оказала честь его магазину.
Трейси уселась на стул и принялась с интересом разглядывать убранство лавки. Каждый дюйм крошечного пространства был заставлен полками, заваленными горами бус и брошей, колец и амулетов, всевозможными мелкими украшениями.
– Вы приготовили четки для моего брата? – спросила Нарсэл.
Молодой человек сунул руку в ящик у себя за спиной и положил на стеклянную стойку четки из прекрасных зеленых агатовых бус. Нарсэл внимательно и с интересом рассмотрела их.
– Мюрат будет доволен, – заявила она и протянула Трейси. – Ценный экспонат для его коллекции.
Четки были такими же, какие Трейси видела вчера за обедом, с последней более крупной бусинкой и без всяких застежек. На ощупь агат казался необыкновенно гладким и прохладным. Нарсэл спросила, сколько они стоят, и начался традиционный торг между покупателем и продавцом. Добродушное препирательство длилось недолго. Заплатив оговоренную сумму, Нарсэл спрятала маленький пакетик в сумочку.
– Вы нас извините, если мы поговорим по-турецки? – обратилась она к Трейси. – Хасан-эффенди сын Ахмета-эффенди, и я должна передать ему слова отца.
Пока они говорили, Трейси с интересом наблюдала за молодым человеком. Его стройная фигура и привлекательная наружность имели мало общего с обликом жилистого, худощавого Ахмета, но только до того момента, пока Хасан не начал хмуриться. Как только он нахмурился, сходство между сыном и отцом явилось налицо. Трейси не понравилось то, как он хмурится, а также грубые нотки в его голосе. Нарсэл тотчас же покорно опустила глаза, к чему Трейси уже привыкла. Правда, ей эта покорность показалась немного странной, потому что по ту сторону стойки стоял всего лишь хозяин крошечной лавчонки и сын слуги из дома Эримов.
Наверное, Хасан почувствовал удивленный взгляд Трейси, потому что внезапно замолчал, улыбнулся и открыл ящик под стойкой.
– Может, вы пожелаете взглянуть на четки, которые я собираюсь послать миссис Эрим, ханум-эффенди? – спросил он и положил перед ней на стойку горсть четок.
Трейси наклонилась, чтобы лучше разглядеть горку разноцветных бус, и машинально принялась искать черный янтарь, но черных янтарных четок там не оказалось. Нарсэл бросила один-единственный взгляд на четки и равнодушно отвернулась.
– Не сомневаюсь, миссис Эрим с удовольствием примет их, Хасан-эффенди, – вежливо проговорила она. – Она очень хочет помочь вам с магазином, так же как и помочь крестьянам.
Сходство между Ахметом и сыном вновь бросилось ей в глаза. На лице Хасана появилось угрюмое, раздраженное выражение, но он промолчал. Он проводил их до двери лавчонки и стоял в дверях до тех пор, пока девушки не свернули за угол.
Как только Нарсэл и Трейси снова оказались вдвоем, Нарсэл сбросила маску покорности и стала самой собой.
– У Хасана-эффенди большие трудности, – объяснила она. – Когда-то наш брат послал его учиться в университет, но после его смерти Мюрат не смог, по независящим от него причинам, продолжать платить за его образование. Да и Сильвана не особенно хотела тратить деньги… хотя она могла себе это позволить. Поэтому молодому человеку пришлось работать в маленьком магазинчике. Однако он весьма честолюбив. Я не удивлюсь, если Хасан-эффенди когда-нибудь станет адвокатом.
– Мне показалось, что он был рассержен на вас, когда мы уходили, – осторожно заметила Трейси.
Нарсэл ничуть не смутилась.
– Ничего страшного, это все ерунда. Его на самом деле разозлило поведение миссис Эрим, а не мое. Может, это и к лучшему. Пойдемте… нам надо идти туда.
Я должна сделать еще одну важную покупку для Сильваны.
Они пошли по другому проходу, и Трейси обратила внимание на мраморные головы и бюсты, один или два сломанных пьедестала, в беспорядке сложенные куски мраморных колонн. Все они несли на себе пыль веков.
– Неужели хотя бы некоторым из этих предметов место не в музее? – удивилась она.
Нарсэл выразительно пожала плечами.
– Никто не знает, как такие вещи попадают на стамбульские базары. Турция буквально нашпигована древними развалинами, которые ждут раскопок. Естественно, появляются и охотники за антиквариатом, который потом обнаруживается где-нибудь за границей. Ага… вот то место, которое мне нужно.
Нарсэл Эрим остановилась перед магазином, который был больше соседних и состоял, наверное, из трех или четырех обычных крошечных лавчонок, соединенных между собой. Витрины его были покрыты слоем пыли и не до такой степени завалены товарами, как в других местах. На витринах лежало совсем немного, но зато поистине прекрасных предметов из серебра, меди и латуни. Трейси подумала, что владелец этой лавки, как человек со вкусом, не хотел опускаться до дешевки.
Нарсэл вошла в лавку. Хозяин вышел из-за стойки, чтобы приветствовать ее, и сделал знак мальчишке-помощнику – принести для гостей деревянные стулья. Девушки сели на них в центре лавки. Внутри царил полумрак, сильно пахло пылью, но Трейси догадывалась, что все вещи здесь очень дорогие и старинные.
Мальчик, принесший стулья, исчез, но скоро вернулся с медным подносом, на котором стояли маленькие чашечки с кофе по-турецки.
После того как девушки подкрепились и немного отдохнули, а Нарсэл с хозяином обменялись любезностями, турок отправился за сокровищем, ради которого и пришла мисс Эрим. Это был большой и довольно тяжелый предмет, который он нес с торжественностью, держа перед собой так, словно участвовал в пышной официальной церемонии. Он что-то резко выкрикнул мальчишке, и тот бросился за столиком, на который можно было поставить предмет, и за тряпкой, чтобы стереть с него пыль.
Когда тряпки были сняты, Трейси увидела, что под ними скрывался очень большой красивый самовар. Его медь потускнела, но время не смогло исказить прекрасной формы. Над огромным водным баком возвышались ряды полок и крышек с высокой дымовой трубой. Самовар покоился на резном основании. Ручка над носиком была разукрашена, как павлиний хвост. Стороны от водного бака обрамляли крепкие ручки.
Мальчишка подал хозяину тряпку, со страхом попятился прочь от медного красавца и забился в дальний угол лавки.
Нарсэл улыбнулась.
– Он боится его, потому что знает историю самовара. Этому самовару, возможно, более двухсот лет. В старину самые красивые самовары привозили в Турцию из России, но этот сделали в одной анатолийской деревне. Сами видите, какая прекрасная работа. Мы, турки, всегда ценили искусных ремесленников. Когда султан узнал о прекрасном самоваре из маленькой деревни, он забрал мастера вместе с его произведением в Стамбул. Там ремесленник работал при дворе, получая щедрые вознаграждения за свое мастерство. К несчастью, этот человек очень любил разного рода интриги, но, похоже, он оказался не таким искусным в придворных интригах, как в изготовлении самоваров. Скорее всего бедного мастера ждала печальная участь, и его голова поплыла бы в корзине по Босфору.
Нарсэл обошла самовар, время от времени с почтением дотрагиваясь до него.
– Но самая романтическая часть его истории началась позже, – продолжила девушка. – Он долго переходил из рук в руки, пока не попал к матери султана, самой влиятельной женщине в империи. Много лет этот самовар украшал ее летний дворец на Босфоре. К несчастью, ее зарезали, и самовар пережил свою очередную владелицу. Позже он попал в музей дворца Топкари. Много лет назад его украли из музея. Он бесследно исчез и только совсем недавно выплыл на стамбульских базарах. Какое сокровище! И Сильвана отныне будет владеть им. Мне, правда, жалко, что нашел это сокровище не Мюрат.
Трейси с интересом разглядывала самовар.
– Разве его не вернут в музей?
И вновь Нарсэл Эрим изящно пожала плечами.
– Может, и вернут, но позже, а пока им будет наслаждаться Сильвана. Она будет очень рада тому, что Мюрат будет ей завидовать. – Девушка вздохнула, будто предвидела осложнения в яли, которые вызовет появление самовара.
В этом магазине не было никаких торгов. Очевидно, лавочник уже договорился о цене самовара с Сильваной, и Нарсэл должна была только заплатить оговоренную сумму.
Они направились к машине. Хозяин лавки вышел проводить их, неся сокровище, аккуратно завернутое в турецкие газеты и перевязанное веревкой. Мальчишка-помощник так боялся самовара, что не мог заставить себя дотронуться до него. В конце концов он убежал и прятался до тех пор, пока самовар не вынесли из лавки.
Когда большой сверток был аккуратно поставлен на заднее сиденье машины, Нарсэл сказала, что перед обедом у Трейси есть еще время посетить Голубую мечеть. Они совсем немного проехали и вновь остановились.
– Простите, но я не смогу пойти с вами, – извинилась Нарсэл. – Нельзя оставлять сокровище Сильваны без присмотра. Вы можете не торопиться, я подожду. У нас еще есть время.
Знаменитая мечеть напоминала пирамиду из куполов, возвышающихся друг над другом. Из вершины пирамиды торчал самый высокий купол. По четырем углам мечети высились изящные минареты, унизанные рядами балконов наподобие того, как кольца сидят на пальце. У этой мечети были еще два дополнительных минарета… А число шесть у мусульман считается магическим. Правда, в самой большой святыне мусульман, знаменитой мечети в Мекке, минаретов было больше, но это только потому, что она такая особенная. Дополнительные минареты Голубой мечети стояли немного в стороне.
Трейси широко раскрыла глаза, это великолепие поразило ее. Она стояла долго, восторженно разглядывая купола, прежде чем пройти через широкий двор к входу. Она где-то читала, что султану так понравилась Святая София Юстиниана, что он скопировал ее формы и воспроизвел их в Голубой мечети.
Старик турок у входа показал ей на огромные мягкие тапочки, которые следовало надеть на ноги, и протянул руку за чаевыми. Неуклюже передвигаясь, Трейси Хаббард вступила в мир воздушных арок и огромных куполов, парящих в синеве. Каждый купол и арку как бы опоясывали высокие окна, через которые в центр мечети лился солнечный свет. Но золото солнечных лучей быстро растворялось в монументальных голубых мозаиках, и все вокруг казалось синим, как в подводной пещере. Каждый дюйм пространства пола покрывали десятки аккуратно расстеленных мягких ковров. Как только Трейси ступила на них, ее охватило ощущение, что она находится в центре парящего пространства. Здесь не было, как в христианских церквях, скамей, которые разрывали и дробили внутренность храма. Ковры предназначались, чтобы можно было стоять на коленях. Вертикальный акцент создавали лишь четыре огромные колонны с каннелюрами.
Мозаики, на которых были изображены развевающиеся голубые павлиньи хвосты, гирлянды голубых роз, тюльпаны и лилии, были прекрасны. Гигантские цитаты из Корана украшали купола, арки и колонны. Пытаясь рассмотреть все сразу, Трейси ощутила, как у нее зарябило в глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38