— По крайней мере, мне было очень страшно. Очень.
Рэнди не выдержал — встал, обошел вокруг стола и обнял ее за плечи.
— Не сердись на меня, пожалуйста, — прошептал он, склонившись к самому ее уху, — но я хочу задать тебе один вопрос. Неужели ты тогда ни разу не подумала о матери? О том, чтобы позвать ее… Или поехать к ней…
Молли покачала головой.
— Нет. То есть думать я, безусловно, думала.
Но совсем не с теплым чувством. Я тогда решила, что лучше умру, чем обращусь к ней за поддержкой.
— Но… а как ты справлялась материально? Я так понял, что ты еще училась?
— О, с этим-то как раз было проще всего.
Отец был вполне обеспеченным человеком. Он, когда вышел в отставку, купил в Филадельфии прекрасный трехэтажный дом в престижном районе. Да и финансовые вложения делал с умом.
Он пользовался услугами одного из самых опытных нью-йоркских брокеров. Так что с деньгами у меня проблем не возникло. Только с самой собой. Полагаю, это еще и потому, что мы с отцом последние пять лет жили вдвоем. Только он и я, никого больше… — Голос ее дрогнул и сорвался.
Рэнди сел рядом, налил еще вина. Сделал глоток из своего бокала, второй подвинул Молли.
— Если тяжело, то не говори об этом, — предложил он. — Мне хотелось бы только одного; чтобы ты немного отдохнула и расслабилась. Я не собираюсь мучить тебя, выспрашивая какие-то неприятные или болезненные подробности.
— Нет-нет, я хочу… То есть… если ты не возражаешь, конечно…
— Послушай, Молли, я ни против чего не возражаю. Пожалуйста, рассказывай все, что сочтешь нужным. Или не рассказывай, если тебе трудно. Мне твое доверие приятно и лестно. И мне хочется, чтобы и ты ощущала себя комфортно в моем обществе.
— Спасибо, Рэнди, — не поднимая глаз, произнесла она и на минуту коснулась лбом его плеча. Вздохнула. Легко провела рукой по его щеке и неожиданно для самой себя призналась:
— Странно, я знаю тебя всего пару часов, а чувствую так, словно ты мой старый и верный товарищ.
И снова наступило молчание, но не напряженное, не нервозное, а спокойное и удобное, как мягкие домашние туфли. Потом Молли снова заговорила:
— В общем, хорошо это или дурно, но я позвонила ему. Тем же вечером.
— И…
— И мы встретились. На следующий день. В ресторане при его отеле. Провели вместе целый вечер. Говорили обо всем на свете: и о литературе, и о живописи, и об архитектуре, и о Европе, и о нашей внешней политике. Проболтали часов шесть. А потом…
— Потом?
— Потом ресторан закрылся и Кларенс Пригласил меня в номер выпить по рюмке коньяка. Я согласилась, и… ну, короче, мы стали любовниками.
— Понимаю… — протянул Рэнди. Еще бы не понять! Какой же мужчина в здравом уме откажется от близости с такой восхитительной женщиной?
— Он был удивительно хорош, — задумчиво промолвила Молли. — Нежный, внимательный, заботливый и одновременно страстный и пылкий. Для меня… для меня это было впервые… И Кларенс сделал так, что я всегда буду с благодарностью вспоминать этот мой первый опыт любви. Мы были с ним практически неразлучны оставшиеся две недели его пребывания в Филадельфии. А потом, когда я в слезах провожала его в аэропорт, он пообещал что-нибудь придумать. И придумал… Кларенс нашел мне место в колледже. Окончив последний курс, я продала дом и переехала сюда, в Сан-Франциско. Мы стали часто видеться. Нам было так хорошо вместе!.. — Она улыбнулась, и выглядело это так же здорово, как солнце, засиявшее на небе после страшной грозы. — Я была счастлива… так счастлива, что даже и не передать.
Самый умный, самый красивый и самый добрый на свете мужчина принадлежал мне!
Совершенно неожиданно Молли всхлипнула и уронила голову на стол. Хрупкие плечи затряслись от рыданий.
Он начал тихо поглаживать ее по спине.
— Шшш… ну-ну, малыш, ну-ну… шшш…
Постепенно Молли утихла, подняла мокрое лицо и по-детски трогательно вытерла его руками.
— Спасибо, Рэнди, все уже прошло. — Она в очередной раз вздохнула, теперь с облегчением. — А знаешь, мне как-то вдруг легче стало.
Надеюсь, ты не будешь очень возражать, если я скажу, что ты отличный парень. У тебя талант, настоящий талант, Рэнди.
— Какой это? — изумился он.
— Талант слушать. И облегчать чужую боль.
Думаю, если бы ты не стал летчиком, то из тебя вышел бы прекрасный психоаналитик.
— А ты когда-нибудь была на консультации у психоаналитика? — поинтересовался Рэнди.
— Нет, но наслышана… от одной приятельницы. Она вынуждена была прибегнуть к профессиональной помощи после развода. Тяжелого и крайне неприятного… Но я хотела сказать совсем не это. А то, что ты прямо-таки располагаешь к тому, чтобы излить тебе душу. Все-все, что накопилось за долгие-долгие годы… И выплакать боль на твоем плече.
Он усмехнулся — немного грустно.
— Оно в твоем полном распоряжении.
— Ох, Рэнди, какой же ты замечательный человек, — прошептала Молли и тут же воспользовалась его приглашением.
Новый поток слез хлынул из чудесных зеленых глаз. Рэндалл нежно покачивал ее, словно баюкал ребенка. Не поднимая головы с гостеприимного плеча, Молли продолжила свою невеселую исповедь:
— Мы были счастливы вдвоем. Просто идеально подходили друг другу. И не только сексуально, но и эмоционально… Так прошло почти полгода, и я уже начинала подумывать, что, когда Кларенс сделает предложение, не буду колебаться и медлить, а сразу приму его. А потом…
— Что потом, малышка?
— Потом я совершенно случайно узнала, что он давно женат, — еле слышно прошептала несчастная женщина и попыталась еще глубже вдавить голову в его плечо. — Господи, какой же я была дурой! За полгода меня ни разу не удивило, почему он так редко остается у меня ночевать… Почему никогда не приглашает к себе, почему мы почти никогда не встречаемся в уик-энд. Ты способен поверить, что кто-то в здравом уме и трезвой памяти может позволить обманывать себя так долго? И абсолютно ничего не подозревать? Способен?
— Безусловно, — совершенно спокойно ответил Рэнди. — Это свидетельствует только о том, что ты хороший, честный и нравственный человек. Потому что каждый в первую очередь судит о других по себе. Так что твоя ошибка вполне естественна.
— Думаешь? — Молли подняла голову и взглянула ему в глаза. — Ты правда так думаешь?
Господи, до чего же она хороша, подумал Рэнди, а вслух произнес:
— Убежден. На сто процентов. Нет, на двести!
— Интересная мысль… И такая утешительная… Я ведь просто истерзала себя…
— Не надо, — твердо сказал он. — Никогда не терзай себя. Это бессмысленно. И ведет к саморазрушению личности. Не зацикливайся на этом. Скажи мне, что было дальше. Он ушел от жены? Или ты бросила его?
Молли снова уткнулась в его плечо, зажмурилась и еле слышно призналась:
— Ни то, ни другое. Конечно, я какое-то время отказывалась видеть его, но потом… потом приняла… Он наговорил мне обычной в таких обстоятельствах чуши. Ну, что давно не спит со своей женой, что остается с ней только потому, что она смертельно больна и он не чувствует, что имеет право оставить ее на произвол судьбы. Даже то, что лечащий врач прямо сказал ему, что развод только усугубит ее состояние.
— А чем она была больна?
— Я сейчас уже точно и не помню… Едва ли это вообще было так. Впрочем, неважно… Потому что я позволила ему обмануть меня… Нет! Нет, я не имею права так говорить. Потому что это не он, а я виновата. Разговаривала сама с собой долгими одинокими ночами и в конце концов убедила себя, что все обстоит именно так, как он и говорит. Я не могла отказаться от него. Просто не могла. Потому что Кларенс… В общем, у меня никого больше в жизни не было, кроме него. Понимаешь? Ты знаешь, что такое одиночество? Полное одиночество? — Рэндалл отрицательно мотнул головой. — А я знаю. Узнала в двадцать лет. Поэтому-то и боялась потерять Кларенса. Он казался мне надежным якорем… Я даже зашла настолько далеко, что попыталась его дурные качества обратить в достоинства. Говорила себе, что если он не бросает больную жену, то никогда не бросит и меня, свою настоящую любовь. Представляешь? — Он кивнул. — А я нет.
Ты молодец, Рэнди. У меня впечатление, что ты готов объяснить и оправдать любую мою глупость.
С тобой так легко…
— Могу я задать вопрос?
— Конечно… Да, конечно.
— Кого ты тогда провожала? Когда я подошел к тебе?
— Его… — Она ответила так тихо, что Рэндалл не услышал, а, скорее, догадался.
— Кларенса?
— Увы, да… Я позволила ему присвоить почти шесть лет моей жизни. Лучших лет моей молодости. А он бросил меня, как ненужную игрушку… в обмен на место профессора Рокфеллеровского университета. В Нью-Йорке…
— Молли! Не может быть!
— Может… Еще как может! И теперь мне остается только презирать себя… За нерешительность. За глупость. За слабоволие. За то, что не смогла отличить зерна от плевел. За то, что цеплялась за жалкого обманщика целых шесть лет!
О-о-о… — Она застонала как раненый зверь.
— Ну, Молли, ну, прошу тебя, не надо! Он не стоит твоих слез. Да кем надо быть, чтобы обманывать тебя? Такую чудесную, такую… восхитительную, искреннюю? О, Молли, не надо, не горюй о нем… — уговаривал Рэнди.
Через несколько минут Молли вдруг сказала:
— Я уже прошла ту стадию, когда горевала о нем. Теперь… теперь я оплакиваю себя. И проклинаю за то, с какой легкостью разрушила собственную жизнь…
— Полно, милая, полно. Как ты можешь говорить, что разрушила жизнь! Тебе всего… сколько? Двадцать пять?
— Двадцать шесть…
— Всего двадцать шесть? Да твоя жизнь только начинается! Ты наконец-то освободилась от пиявки, которая высасывала у тебя самоуважение и радость существования.
— Да… — неуверенно согласилась она. — Но я упустила время, потеряла возможность сделать ту карьеру, о которой мечтала… И осталась ни с чем…
— Почему?
— Потому что… Господи, ну как объяснить это? Потому что ты должен непрерывно вращаться в дипломатических и приближенных к ним кругах, чтобы пойти по этой линии… А я забросила все и вся, когда переехала сюда. Вместо того чтобы отправиться в Вашингтон, я жила только Кларенсом и для Кларенса… После похорон отца я, по-моему, даже ни разу не встречалась с дядей Джорджем…
— У тебя есть дядя? Со стороны отца?
Молли усмехнулась.
— Нет. Дядя Джордж работал с папой. Он всегда говорил, что поможет мне пробиться, если я захочу… А я… о, Рэнди, я выбросила свою жизнь на потребу сорокапятилетнему бабнику!
Она отвернулась к окну и время от времени машинально отпивала из бокала. Рэнди грустно размышлял о несправедливости жизни. Он отдал бы все на свете, чтобы его полюбила такая женщина, как Молли. А другой, этот Кларенс, не оценил, какое сокровище держал в руках, пренебрег им ради какой-то кафедры, пусть даже в Нью-йоркском университете, но… Такая женщина!
Неожиданно Молли повернулась к нему, провела пальцем по его щеке и заглянула в голубые глаза.
— Рэнди… О, Рэнди… не думай обо мне плохо… Но, пожалуйста… возьми меня сейчас! — выдохнула она.
Рэндалл не поверил своим ушам, но глаза подтверждали, что со слухом у него все в порядке. И его захлестнуло жаркой волной — любви, сексуальной жажды, отчаянной жалости.
Он принял ее в объятия и, неотрывно глядя в бездонный зеленый колодец прекрасных очей, легко коснулся губами ее приоткрытых губ. Молли застонала и ответила на поцелуй — пылко и самозабвенно.
Он подхватил ее на руки и понес наверх, в спальню. Осторожно опустил на прохладные простыни и, не отрываясь от сладостного ее рта, принялся снимать с нее одежду, постепенно обнажая прекрасное молодое тело, созданное для любви. Для бессмертной, пламенной и благоговейной любви.
Скоро уже руки его дрожали от возбуждения и нетерпения — Молли стонала и извивалась, не скрывая своей страсти. Он сорвал с себя рубашку, кое-как избавился от джинсов и наконец-то… наконец-то… обрел ее, слился с ней, захлебнувшись и едва не утонув в невыносимой сладости.
Любовная схватка была яростной, но короткой. Молли закричала первой:
— Да! Да! Да! — И содрогнулась, достигнув вершины наслаждения.
Он ответил низким горловым стоном…
Глава 3
Когда Рэнди открыл глаза, уже совсем стемнело. Он повернул голову — подушка рядом с ним была пуста. Прислушался, не шумит ли вода в ванной. Нет, не шумит.
— Молли! — позвал он.
Ответом ему было молчание.
Он спустил ноги на пол, медленно встал, включил лампу. И сразу увидел лежащий на кровати листок бумаги. С тяжелым сердцем взял его в руки и прочел:
Спасибо, Рэнди. Ты чудесный. И как любовник, и как человек. Ты даже не представляешь, чем я обязана тебе! Прощай.
Молли.
И все! Ни предложения встретиться, ни обещания позвонить, ни номера ее телефона или адреса. Ни-че-го!
Рэнди рухнул обратно на кровать, обхватил голову руками и застонал.
Ну конечно, так и должно было быть! Так и никак иначе! После всего, что Молли наговорила ему, ей стало стыдно, нестерпимо стыдно.
И своего признания, и тем более откровенно бесстыдной, с ее точки зрения, просьбы.
Этот проклятый — как его там? — а, Кларенс… Он просто изувечил ее. Истерзал душу молодой и неопытной девушки, женщины, воспользовался ее потребностью в защитнике, в ком-то, кто заменил бы ей отца.
А какой из него защитник, тем более отец!
Кем надо быть, чтобы вызвать ее в Калифорнию, помешав отправиться в столицу, лишь ради своей похоти? Что он дал ей? Нашел «роскошное» местечко в захудалом колледже, где она имеет теперь «шикарную» возможность преподавать французский и какие-то еще языки тупоумным балбесам. Великолепно! Просто исключительная забота!
Откуда же только берутся такие негодяи?
Господи, как Ты, великий и милосердный, допускаешь, чтобы они обманывали молодых и беззащитных, калечили их души?
Но она же сама осталась с ним, напомнил ему голос разума.
Но второй голос — голос неистовой страсти, разбуженной этой необычной, восхитительной женщиной, — тут же возразил: «А что еще оставалось делать ей, оставшейся без единого близкого человека в мире?»
Рэнди прогнал все эти мысли, вскочил и нетерпеливо достал телефонную книгу. Скорее, скорее! Пальцы его так дрожали, что даже порвали несколько страниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19